Пятнадцать ножевых 3 (СИ)

— Сейчас, Галина Леонидовна, вас доктор посмотрит, — попытался я ее успокоить.
Она наконец нашла носовой платок и вытерла лицо.
— А ты?
— Я здесь, рядом.
Геворкян, конечно, красавчик. Каждый раз наблюдаю как он осматривает пациентов и диву даюсь. Ничего не пропустит, всё попальпирует, постучит, послушает. На кафедре пропедевтики, где этим вещам учат, мог бы мастер-классы показывать. И рефлексы проверит, и еще раз через время вернется. Да, понятно, времени у него больше, чем у загнанного вызовами и бесконечным приемом участкового терапевта. Но само отношение...
— Ну что же, учитывая... анамнез, — при этом доктор обращался не к пациентке, а ее маме, стоящей неподалеку и совершенно по-простонародному мнущей в руках носовой платок, — я бы рекомендовал госпитализацию для наблюдения. В неврологию. Необходимо более глубокое обследование с участием узких специалистов, которые обеспечат подбор терапии, которая позволит избежать подобных... эксцессов в будущем.
Вот последнюю фразу надо бы как-нибудь записать на диктофон и потренироваться самому говорить с этой же интонацией. Ни один артист, даже самый гениальный, с такой убедительностью не сможет произнести подобное. Вот прямо-таки хочется встать и поклониться. Как любят писать низкопробные журнализды, кто бы то ни было с большой буквы. У нас — врач.
Но Виктория Петровна, наверное, имела приобретенный иммунитет к подобным фразам.
— Это может повториться?
— Мы инъекцию для профилактики сделаем, но я...
— Послушайте, — в голосе Брежневой-старшей прорезались генеральские нотки. — Я задала четкий вопрос.
— Вероятность мала, но так как случай первый, надо обследовать детальнее и как можно быстрее, — не сдавался Геворкян. — Я настаиваю на госпитализации!
— Ладно, поедем в ЦКБ, — сдалась Виктория Петровна. — Галя, тебе помочь собраться?
— Я сама.
Ну, встречайте артистов второго плана, фельдшеров количеством два человека. Про укольчик говорили? А не сделали. Непорядок! Так что заголяем ягодицу и вводим магния сульфат. Предварительно погрев ампулу в руках, конечно же. Мы же не садисты. Тут хоть и есть куда всасываться, а рисковать не стоит. Получить клеймо автора постинъекционного абсцесса у дочери генсека не очень-то хочется.
Уже в машине, когда мы ехали по Кутузовскому, Галя, лежавшая на носилках, поманила меня пальцем. Я наклонил голову, и она довольно громко прошептала:
— Андрюша, меня в какое отделение?
— В неврологию, Галина Леонидовна.
— Сколько раз тебе говорила так меня не называть!
— Но я на работе, по другому никак.
— Ты мне коньячку купить можешь? Маленькую бутылочку? Я бы вечером в чаёк добавляла, чтобы спалось получше.
Краем глаза я заметил тщательно давящего улыбку Валентина. Ну да, я и сам еле сдерживаюсь.
— Никак нельзя. Припадок из-за бухла и возник.
— Да что... — тут Галя замерла и замолчала, устремив взгляд ввысь. Секунд через десять она продолжила как ни в чем не бывало: — ...понимаешь. Ничего не будет, я тебе говорю.
— Авис Акопович, у пациентки абсанс, — сообщил Валентин.
— Включай мигалку, сирену, бегом! — скомандовал Геворкян водителю. — Быстрее, не тормози!
  
Глава 17
 
Только кремлевская «скорая» будет везти пациентку после абсанса, пусть и вошедшего в серию припадков, с мигалкой и сиреной. Ну был малый припадок, и что с того? Иногда и после десятка подобных вещей подержат в приемном, посоветуют регулярный прием противосудорожных, да и отправят домой, потому что даже в коридоре все кушетки заняты. Но с такой фамилией сирену включат и на повреждение кожных покровов типа царапины. И в приемном никто не удивился, быстро осмотрели неврологи, и потащили в отделение. Виктория Петровна сразу пошла следом за дочкой. Если честно, то проявлений благодарности мы не ждали.
Как-то встретил я приятеля с городской скорой. Я тогда уже давно на вольные хлеба ушел, так что новости с «03» мне долетали эпизодически. Стоим, делимся впечатлениями от хорошеющей жизни. Вот мой товарищ говорит, переводят нас на финансирование из фонда обязательного медицинского страхования. Собрали сотрудников, приехал представитель ФОМС. Рассказывает, что есть система штрафов, деньги будут снимать за то-то и то-то. Озвучил довольно длинный список. Потом спрашивает, есть ли вопросы. Встает один старый фельдшер, и говорит, что про штрафы понятно, а существуют ли поощрения? Страховщик впал в когнитивный диссонанс, видать, в методичке про это ничего не писали. Долго думал, потом нашелся с ответом. Вот если не оштрафуют, это и есть главное поощрение.
 
Вот на этой скорой такой принцип давно уже. Хотя пряников всё же больше.
Геворкян остался оформлять бумаги, а я вышел прогуляться по территории. Смотрю, проверенный соратник по борьбе с зеленым змием, доктор Крестовоздвиженский, стоит неподалеку и с кем-то смутно знакомым что-то обсуждает. Подошел поближе, и точно, видел я этот силуэт, "Гойко Митич" отечественного разлива, он же зав наркологией Трунов. Ну, раз так близко подобрался, надо поздороваться. Анатолий Варфоломеевич руку пожал, а Андрей свет Борисович решил, что правая кисть от таких занятий может развалиться, и только нехотя кивнул.
— Хорошо, что подошел, — заметил Крестовоздвиженский. — Мы тут как раз по нашему вопросу дискутируем.
— Никаких дискуссий! Я сказал — нет, и точка! — чуть раздраженно заметил Трунов. Наверное, не первый раз повторял. — Еще не хватало идти на поводу у недоучки! Высоцкого этим способом лечили уже! Такие же добренькие доктора, — он гневно зыркнул на меня, — морфием похмелье снимали! В итоге к алкоголизму получили еще наркозависимость.
Вот же сука! Он меня из-за Шишкиной топит. Поди, все узнал...
— Извините, вы точно нарколог? — не выдержал я. — Дозировка совсем другая же! МДМА и плибисцин не морфин, не вызывают зависимости!
Хотелось бы сказать, что я узнал о себе много нового, но увы. С фантазией у Андрея Борисовича было не очень. Кроме неоднократного повторения «щенка» и «бестолочи» он так ничего и не выдал.
Во время исполнения боевого папуасского танца волосы Трунова слегка растрепались, тщательно выстроенная прическа порушилась, и я увидел проплешину, которую наркологический начальник тщательно скрывал от посторонних взглядов. Да мы комплексуем! О, дело серьезное. Так ведь и до парика недолго. А молодая жена что скажет? Не понадобится ли выяснять уровень кальция в крови вскоре после свадьбы? А то рожкам самое время будет прорезаться.
Мы остались вдвоем с поповичем, глядя на быстро удаляющегося жгучего брюнета.
— Что теперь? — спросил Крестовоздвиженский. — Побежит ведь в верха жаловаться. Трунов памятливый.
— Очень не люблю это делать, но кто там решает вопросы, и я знаю. А самое главное: они знают меня. Если что, я ведь и на запрещенный ход пойти могу, и донести до одного папы весть, что кто-то препятствует поиску лечения для его сына.
— Это я и сам могу, — кивнул попович. — Меня же не просто так на волю отпустили, мол, ищи сам как сможешь. Есть куратор для таких случаев. Я ведь так, по-коллегиальному хотел посоветоваться, узнать мнение. Оказалось, промахнулся.
— Так работа идет? — поинтересовался я.
— Да, набрали алкашей в ЛТП, пообещали на волю выпустить после исследований. На той неделе начинаем.
— Поздравляю, — порадовался я за доктора. — Удачи вам!
— Ничего, если не получится, будем опять голых пациенток ловить, — усмехнулся Крестовоздвиженский.
— Кстати, только что сдали, — чуть тише сказал я, кивнув на приемник. — Ту самую, нашу постоянную. Энцефалопатия, был большой припадок, а потом эквивалент в машине уже.
— Да ты что... — охнул Анатолий Варфоломеевич. — Ну, к тому шло. Может, теперь за ум возьмется.
— Как же, как же... Пока ехали, коньячку просила.
— Горбатого могила исправит, — засмеялся Крестовоздвиженский. — Кстати, был у нас случай такой. Прикрепленный один начал страдать от сенильных изменений. Ну, возраст, все дела. Генерал-лейтенант, грудь в орденах, всё как положено. За какие-то заслуги его к ЦКБ прикрепили, — доктор задумался, вспоминая. — А может, детки наверх залезли. Не помню уже. Короче, дед вспомнил фронтовую юность в окопах и начал запасаться консервами во всех видах. Пенсия приличная, скоро он банками весь балкон забил. Жена ругается, а он только таскает жестянки, ну и ест, соответственно — голодную молодость заедает. Вот как-то нарвался дед на бомбажную банку, и траванулся. Был ли там ботулизм, не помню уже, но откачали, промыли, положили сюда, на Волынку. Жена у этого деда — скволыжная, скандальная баба. Приходила каждый день, концерты старику устраивала. Мол, выпишут — все лично своими руками выкинешь. И что ты думаешь? Выписали его, вернулся домой и первым делом стал доказывать свое. Сразу открыл новую банку.