Пятнадцать ножевых 3 (СИ)
«Дыба» еще больше нахмурилась. Вот привез я ей проблемку.
— Представляю просто. Вы — главный врач. Знаете других главных врачей. И начальника госпиталя тоже. И они вам не откажут. А не в ЦКБ, потому что у них опыт лечения этой патологии больше.
— Что на него есть? Показывай, — велела она чуть раздраженно.
Я достал куцую стопочку выписок и отдал ей. Пару минут она читала их, потом снова пересмотрела бумаги из Ташкента. Отложила в сторону, пододвинула блокнот.
— Умники, блин... — заворчала Дыба, роясь в записной книжке. — Всё они знают, только чуть что — вытри носик, Екатерина Тимофеевна...
Наконец, она нашла нужную запись, и, прижимая разворот, чтобы не закрылась страница, набрала номер.
— Галина Захаровна? — в ее голосе появилось отсутствовавшее до этой секунды дружелюбие. — Дыбенко Екатерина Тимофеевна. Да, из ЦКБ. Не откажите в просьбе, надо посмотреть мальчика одного. Остеомиелит. Верхнечелюстной. После огнестрельного ранения. Комиссован, да. И что? Военные лечили, да недолечили. Теперь наша очередь. Отлично! Спасибо, с меня причитается!
Она положила трубку, зачем-то посмотрела на свои ногти. Красный лак так и бросался в глаза. Подняла взгляд, и на мой немой вопрос сказала:
— Что сидим? Берем блокнотики и ручечки, записываем! Или своего нет, угостить надо?
— Есть у меня и то, и другое, — я достал записную книжку и ручку.
— Не всё потеряно, значит. Лестева, девять. Челюстно-лицевой госпиталь для инвалидов Отечественной войны. Начальник госпиталя Балянская Галина Захаровна. Она до двух на работе. Скажешь, от меня. Понял?
— Абсолютно, — ответил я. — С меня причитается, — повторил я ее фразу.
— Иди уже, — кривовато улыбнулась Екатерина Тимофеевна. — Сочтемся как-нибудь.
* * *Дальше всё просто. Быстренько метнулся домой и прервал просмотр «Апокалипсиса сегодня». Как раз после вертолетной атаки и слов полковника Килгора о запахе напалма утречком. Мельник пытался протестовать, но я был непреклонен.
— Ребята, вам своя война не стоит поперек горла? Еще про чужую смотреть?
— Так правда же, — глухо ответил Костик. — Мощный фильм.
— После госпиталя посмотришь, кассета моя. Давайте, ребята, активнее. Нас ждут до двух.
— А куда хоть? — с надеждой в голосе спросил Константин.
— Сейчас, секундочку, — я достал записную книжку. — Челюстно-лицевой госпиталь для инвалидов Отечественной войны.
— Так я вроде не... — засомневался парень.
— Вам шашечки или ехать? Лечить будут — и хорошо. А как называется, это вопрос не очень важный. С собой есть во что переодеться? Кружка, ложка, зубная щетка? Трусы, носки, футболки?
— Может, заехать, купить? Я же думал на день-два, консультация...
— Свое дам. Не новое, но чистое. Ты как, не брезгуешь?
— После армейки-то? — усмехнулся прошаренный Мельник.
Короче, снарядили парня быстренько. Да тут на одну рубаху посмотришь, сразу понятно, что богатством не пахнет. Отдал ему тапочки гостевые, треники не ношеные, футболки с трусами. Не бог весть что, но как получилось. Есть возможность — помог. Может, карма улучшится немного? А нет — и ладно.
В госпитале тоже всё прошло как в кино. Саму начальницу увидеть не довелось. Главное, ценные указания были даны, Костика посмотрели аж целых два военных доктора, и отправили оформляться на госпитализацию.
Мы вышли с Мельником на улицу и побрели к проходной, ибо на территорию нас даже на красивой машине не пустили. Сапоги, что с них взять. Хоть и в белых халатах.
— Какие планы? — спросил я Мельника, когда мы поехали в сторону Донского монастыря.
— Да пойду на скорую устраиваться завтра. Работа у меня в Орле — шлак, общага — одна пьянь, и перспектив никаких. Да и поговорить почти не с кем.
— А Дима?
— Так он уже давно в Москве, в ментовке служит. В Пролетарском РУВД.
— Недалеко, можем заехать.
— Нет, пожалуй... Посрались мы с ним немного... Потом как-нибудь. Переночевать у тебя можно?
— Валяй. Поехали, продуктов купим, а то кот с голода умрет. Но перед этим съест нас.
— И охота ему бегать по такой жаре? — Витя кивнул на парня, ровно бегущего по Орджоникидзе вдоль ограды кладбища.
Я мельком глянул на бегуна. А я ведь его знаю. Вспоминал недавно. Шумов, тот самый обладатель коллекции винила. Появилась даже мысль остановиться, поговорить насчет музыки, но я ее отогнал. Скажет «Не интересует» и побежит дальше. Чем я его увлечь могу? Знанием даты смерти Брежнева? А она ему надо? Так что я только угукнул и чуть добавил газу, ускоряясь перед выездом на Ленинский.
* * *Вечером позвонил Морозов. Мне даже стало стыдно немного: за последнее время я слегка самоустранился от работы в Институте питания. И не то что не до того было, просто вот на стадии подготовки бумажек мой энтузиазм сдох. Никак я себя не мог заставить заниматься этой фигней. То, что в мое время занимало три секунды редактирования таблицы, здесь выливалось в перепечатывание всего листа на машинке и рисование этих таблиц вручную, под линейку. Ладно, я этим не занимался. Но всё равно.
— Давай завтра с утра к нам, — сказал он. — Прогоним еще разочек доклад начальству, потому что к тринадцати часам едем к Евгению Ивановичу. Всё понял?
— Всё, утром буду.
Отлично, работа двигается. Надеюсь, Чазов будет доволен результатами. Вернее, он уже доволен, о ходе исследования ему докладывали, но итог — всегда приятно. А когда начальнику хорошо — и подчиненным может достаться пряников. Напечатают еще несколько статей. Опять же, в «Ланцете» можно отметиться. А в «Нэйче» их буржуинский ничего посылать не будем, раз они нас продинамили. А вот интересно, могут дать кандидатскую степень без защиты? Вместе с институтским дипломом? Смешно, конечно. Просить не буду. Я точно знаю: без ученой степени можно прожить долго и счастливо. Сам пробовал. Вообще этот факт на самооценку не повлиял никак.
Чтобы не спешить с утра, погладил рубашку и брюки с вечера. Мельник, молча наблюдавший за мной, не выдержал и спросил:
— На свидание собрался, что ли?
— Хуже. На свидание достаточно свежих носков без дырок и чистых трусов. Можно не гладить ничего даже. Тогда даме будет в сто раз приятнее блистать рядом с тобой красотой безо всяких помех. Это на работу.
— Знаешь, мать любит рассказывать про мужика из их деревни, который учиться пошел. Мол, пообещал, что будет это делать до тех пор, пока за каждое его слово не начнут давать рубль. Жили они бедно, отца на войне убили, голод, одежды нет. А он после школы в техникум пошел. Мать его умоляла пойти работать, а он не послушал...
— Ну, и чем кончилась история? — спросил я, когда пауза в рассказе слегка затянулась.
— Профессором стал в Киеве. Мать к себе забрал.
— Американская мечта на советский лад, — оценил я повествование. — Трудись упорно и будет тебе счастье. А ты к чему это рассказывал?
— Так и ты, видишь, учился и получил квартиру, машину, и на работу ходишь в рубашке с галстуком.
— Не совсем верно. Мне повезло, считай. Будто в лотерею выиграл. А с галстуком и на сто десять рублей зарплаты на работу ходят. Ладно, чтобы с утра не забыть. Вот тебе ключ запасной, когда вернусь, не знаю. Еду найдешь сам. Придешь раньше, не сочти за труд, покорми кота. Его рыба отдельно в холодильнике, только всю не давай. Если ты не против, я спать.
* * *Вы знаете, способ быстро расположить ложку в мойке так, чтобы в нее попала струя воды и брызги полетели во все стороны? Кто начал рассказывать про метки и многократные тренировки, проиграл. Достаточно подойти и открыть вентиль в единственной глаженой рубашке. Ложка сама подтянется на нужную позицию и усилит напор до необходимой кондиции. Пришлось срочно сушить одежду утюгом.
Глядя на Чазова, трудно было понять, в каком он настроении. Помариновали нас в приемной немного, но это обычное дело. К середине дня график в любом случае сдвигается.