Царь Зла

— Тьфу, пропасть! — проворчал Мюфлие. — Положение мое незавидно! Дьявол! Здесь можно простудиться!
Что делать? Было о чем подумать. И Мюфлие на несколько минут погрузился в глубокие размышления. Результатом их было вот какое решение:
— Глупее всего, конечно, было бы покориться обстоятельствам. Надо действовать!
Но в какую сторону идти? Имело ли подземелье выход? Мюфлие недавно покинул, к несчастью, камеру Дьюлу, значит, еще помнил, с какой стороны от него находилась Сена. Надо было, следовательно, идти в противоположную сторону.
Так он и сделал. Вытянув вперед руки, чтобы на что-нибудь не наткнуться, медленно волочил он ноги, то и дело тонувшие в вязкой грязи, холодные, гнилые испарения которой вызывали в нем самые неприятные ощущения. Подземелье было очень узким. Руки его упирались в стены. Воздух был тяжелый. Бедняга задыхался.
Однако он настойчиво шел вперед.
Странная вещь! Воздух стал меняться!
Он не отдавал больше затхлостью. В нем была, напротив, какая-то острота, в общем-то, довольно отвратительная, а между тем она приятно щекотала обонятельные нервы огромного носа Мюфлие.
Жадно вбирал он в себя воздух, обдумывая причину такой странной перемены.
Шаг за шагом пробираясь вдоль стены, он вдруг споткнулся. Ему не за что было больше держаться. Стена кончалась или, быть может, резко сворачивала в сторону. В ту же минуту в глаза ему ударил луч света, видимо, исходивший от высоко расположенного окна, через которое, если вглядеться хорошенько, можно было видеть кусочек неба.
Куда выходило это слуховое окошко, Мюфлие не знал, тем более, что вделанные в него железные прутья были чуть ли не сплошь затянуты густой паутиной.
Но это еще не все!
Из темного угла подземелья внезапно раздался какой-то странный шум, что-то вроде рева диких зверей.
«Что бы это могло быть? — подумал Мюфлие. — Уж не попал ли я в зверинец? Неужели моему роскошному телу суждено стать добычей диких зверей?»
Страх приковал его к месту. Он начал прислушиваться.
Хриплый рев принимал странные оттенки. То его можно было принять за шипение змеи, то за ворчание рассерженной кошки.
Вдруг Мюфлие гордо выпрямился и крикнул: «Смелей!» Воодушевленный, он решительно двинулся прямо на чудовище.
Тут еще новый сюрприз. Что-то зазвенело у него под ногами.
Он толкнул это «что-то». Оно покатилось и снова раздался тот же звон, он терялся в догадках.
Проще было нагнуться, что он наконец и сделал.
Радостный крик невольно вырвался у него. Это была. Пустая бутылка. Что я говорю — бутылка? Две, три, шесть, десять. Всюду попадались ему в руки пузатые бутылки с узкими горлышками. Он поднес одну из них к носу. Пахло вином! Не кислым, перестоявшим. Нет, честное слово! Это был благородный запах старого вина!
Мюфлие поднес бутылку ко рту и проглотил несколько оставшихся на дне капель. Язык сам собой щелкнул от удовольствия.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Да я в погребе!
Ну, а рев дикого зверя? Впрочем, быть может, это просто какой-нибудь пьянчуга! Да, действительно, кто-то самым наглым образом храпел, и трели, которые выделывал он носом, заставили сердце Мюфлие забиться сильнее, вызвав в нем какое-то отдаленное воспоминание.
Надо было во что бы то ни стало докопаться до истины!
Спящий, надо полагать, был там, левее.
Мюфлие пошел в направлении, откуда слышался храп. Вдруг он нагнулся и своей огромной ручищей дотронулся до какого-то развалившегося на земле человека, который лежал совершенно неподвижно и, если бы он не храпел, его можно было бы смело принять за труп.
— Эй, дружище! — закричал Мюфлие, бесцеремонно толкая спящего.
Храп прекратился, но ответа не было.
— Старина, — продолжал Мюфлие, — проснись! Мне нужно поговорить с тобой!
Спящий не шевелился.
Тогда Мюфлие сильной рукой приподнял его за одежду и потащил к свету, так как в темноте невозможно было разглядеть незнакомца. Бутылки катились и звенели под ногами.
Вдруг хриплый крик вырвался из груди Мюфлие. Не в силах совладать с охватившим его волнением, он опустил руки, придерживавшие спящего, и тот с глухим шумом грохнулся на землю.
 
Мюфлие невольно прижался к стене. Разинув рот и вытаращив глаза, он тупо смотрел перед собой. Потом невнятно пробормотал какое-то длинное проклятие, содержащее, кроме всего прочего, человеческое имя.
— Кониглю!
Он просто не верил своим глазам. Как! Был ли это призрак Кониглю! Неужели это фантастическое существо, принявшее вид оплакиваемого им.
Мюфлие, склонившись над спящим, принялся внимательно разглядывать его.
Да, это был он, его друг! Тот же исполинский нос, то же худое, унылое лицо. Одним словом. Перед ним Кониглю! Кониглю спит! Кониглю храпит! Кониглю жив! Кониглю, наконец, мертвецки пьян!
— Вставай же, дружище! — будил его Мюфлие. — Жив и пьян! Начало и конец человеческой радости!
Но надо же было заставить его говорить: Должен же он был рассказать свои приключения! Черта с два! Можно ли было вырвать у него теперь хоть одно слово?
— Погоди! Я сумею развязать тебе язык!
Мюфлие, как человек смышленый, рассудил, что если валялись пустые бутылки, значит, были и полные. Если, по всей вероятности, здесь был какой-нибудь заброшенный погреб, где в минувшие времена любители винных древностей запрятали свои сокровища, то Кониглю не мог же, наконец, все выпить.
И, действительно, поискав хорошенько, Мюфлие нашел груду бутылок Быстро схватил он одну из них и с необыкновенной ловкостью, которая приобретается только длительным навыком, ладонью ударил по горлышку. Край горлышка вместе с пробкой мигом отскочил в сторону Мюфлие поднес ко рту жидкость, запах которой был для негр полон упоительного благоухания. Он начал смаковать. И при этом забылся до того, что осушил всю бутылку.
Ничего, там было много!
Явилась на смену вторая, и эта подверглась той же участи.
Ничто так не возбуждает жажду, как сырые крысы. Мюфлие просто умирал от жажды!
— Стой! — сказал он, хорошо понимавший, что вино, хоть и не действует ему на ноги, зато расслабляет мозг. — Полно дурить! Есть еще дело старого Дьюлу. Смотри, не забудь'.
С этими словами он взял третью бутылку и подошел с ней к Кониглю.
План Мюфлие был довольно остроумен. За неимением воды, он хотел спрыснуть спящего вином, надеясь этим пробудить пьяницу.
И он, действительно, брызнул вином в лицо Кониглю.
Эффект не заставил себя долго ждать.
Кониглю зевнул, затем слабым голосом простонал:
— Пить!
Разве можно отказать другу в первой просьбе, с которой он к вам обращается, особенно, если вы так долго считали его навсегда погибшим?
Мюфлие сходил еще за двумя бутылками. Надо было вдвоем распить их. Иначе можно было обидеть друга.
Осушив вино, оба приятеля пристально взглянули друг на друга. Кониглю узнал Мюфлие.
Слезы радости брызнули из глаз.
— Мюфлие!
— Кониглю!
И они упали друг другу в объятия.
Бедный Дьюлу! Ты был забыт!
А Жак?!
  
16
 
ПРИГОВОР
 
Теперь нам следует вернуться назад, к последнему заседанию присяжных, на котором решилась участь Жака.
Положение молодого человека было ужасно. Хладнокровие снова вернулось к нему, и он мог теперь спокойно оценить сложившееся положение.
Он как бы со стороны взглянул на себя и пришел к печальному выводу, что суду невозможно было предъявить никакого обстоятельства, которое говорило бы в его пользу.
Гонения, которым подвергался он в разных мастерских, где приходилось ему работать, невероятный случай, который вывел его из небытия, наделив титулом графа, вовсе ему не принадлежащим, в чем он и сам теперь был уверен, наконец, пагубная страсть, бросившая его в объятия известной куртизанки — все это лишало его того сочувствия, которое вначале вызывали его симпатичная наружность и честный, открытый взгляд.
Однако же зная, что единственной ошибкой его была любовь к падшей женщине, ошибкой, совершенной в минуту безумия вследствие несчастного стечения обстоятельств, наконец, сознавая себя невиновным во всех преступлениях, в которых его обвиняли, Жак по простоте душевной думал сначала, что истина восторжествует и что ему удастся открыть глаза даже самым предубежденным против него. Но после первых же бесед с адвокатом, который взялся защищать его, Жак был жестоко разочарован.