Царь Зла

Ему казалось, будто он входит в могилу. Он весь дрожал, словно ледяной покров опустился ему на плечи.
Жак слышал, как дверь затворилась за ним.
Он сел на указанное ему место. Узкий луч света вырвал из темноты его бледное лицо, чистый лоб, обрамленный черными волосами, ясные глаза.
Сейчас это был живой портрет Жака де Котбеля. На лице его было то же выражение страдания, каким светились черты мученика, когда тот, верный своему слову, явился умирать на площадь Арсенала в Тулоне.
Господину Варнэ лестно было иметь дело с подобным обвиняемым.
Арестант был, действительно, очень хорош! Вот убийца, который делал честь своему судье!
Следователь придумал особый план допроса, основанный; как мы увидим позднее, на знании подробностей жизни Жака. Этим подробностям рьяный служака посвятил всю ночь.
— По какому праву носите вы имя графа де Шерлю? — быстро спросил он, как будто продолжал уже давно идущий допрос.
Жак вздрогнул. Он ожидал совсем иных проявлении любознательности. Этот неожиданный вопрос смутил его.
— Имя это принадлежит мне, — отвечал он довольно сухо, — по праву наследия.
— Да, настолько же, насколько мой платок принадлежит тому, кто возьмет его! Знаете, мой милейший, я советую вам передо мной не пускаться на хитрости. Вы стали графом де Шерлю только в силу мнимой расписки, дела более или менее сомнительного, выдуманного каким-то бандитом самого дурного тона, Манкалем или как его там. Граф де Шерлю был забулдыгой, он продал вам, наверное, свое имя за Бог весть какую услугу, скорее всего бесчестную.
Как видно, Варнэ хотел воздействовать на арестованного грубостью.
Жак вскочил со стула, побагровев от злости,
— Милостивый государь, — сказал он, — пока вы не доказали мне, что я виновен, я не признаю за вами права оскорблять меня!
«Отлично! — подумал следователь. — Он злится, значит, сдается!»
— Суд не оскорбляет, сударь, — хладнокровно отвечал он. — Он только обвиняет, что далеко не одно и то же. Прошу не забывать этого. Я не признаю за вами права величать себя этим титулом, слышите вы это? Я знаю, что расписка эта прошла через руки Манкаля. Следовательно, она, по-моему, более чем подозрительна! Докажите мне, что Манкаль тут ни при чем, что вы действительно сын графа де Шерлю! Вот это надо вам еще доказать.
На этот раз Жак удержался от резкого ответа.
Да и что мог он ответить? У него не было никаких иных данных.
— Милостивый государь, — сказал он дрожащим голосом, — я сейчас со всей откровенностью объясню вам все это дело. Я, кажется, сын одной жалкой женщины.
— Вы знали свою мать? — быстро спросил Варнэ, нарочно засыпая Жака вопросами, чтобы не давать ему времени обдумывать ответы.
— Нет, сударь.
— Кто же сказал вам, что вы сын этой жалкой женщины?
— Ее брат, который воспитал меня.
— И которого вы зовете.
— Дядей Жаном.
— Жан? Жан? А дальше как же?
— Все звали его так. Другого имени я не знаю.
Господин Варнэ взял со стола одну из бумаг, положенную им отдельно от других, и принялся читать ее вслух.
«В одном грязном кабачке под вывеской «Зеленый Медведь» собирались «Волки Парижа», начальник которых иногда выдавал себя за подрядчика и назывался дядей Жаном»
Молодой человек вздрогнул.
Положение ужасное! Он падал в бездну, и падение было стремительным и бесконечным. Ухватиться было не за что. Все рушилось под ним.
— Так вот кто воспитал вас и в один прекрасный день сделал вас графом! Это Бискар, по прозвищу Биско, главарь шайки, которая наводит ужас на весь Париж.
— Выслушайте меня, милостивый государь! — воскликнул Жак.— Я жертва ужасного рока. Смотрите, я не возражаю, мне понятны все ваши обвинения! Вы человек, верный своему долгу, на вас лежат конкретные обязанности, а улики против меня действительно ужасны. А между тем я невиновен! Я никогда не совершал преступления, в котором меня обвиняют! Никогда не был я сообщником этой шайки бандитов! Все это кажется невероятным, неправдоподобным! Но заклинаю вас, милостивый государь, не губите меня, не выслушав. Напротив, протяните мне руку и помогите мне вырваться из той пропасти, в которую влечет меня мой ужасный рок.
 
Бедный Жак! Голос его дрожал, в тоне его слышалась мольба. Он думал, что обращается к человеку, когда перед ним был только бездушный, честолюбивый судья, заранее убежденный, что подсудимый — закоренелый преступник.
«Трудности оттеняют славу, — думал он, слушая Жака. — Чем больше их будет, тем ярче торжество победы».
— Вы были гравером? — спросил он своим монотонным голосом, как будто не услышав последней тирады Жака.
— Да, сударь, — отвечал молодой человек с жестом, выражавшим отчаяние.
— Вы были выгнаны из многих мастерских!
— Совершенно не заслуживая этого. О, Боже мой! Что же все это значит? Я был хорошим работником, честным, исправным. И, как на зло, всегда какой-нибудь нелепый случай ставил мне поперек дороги непредвиденные препятствия.
— Например, обвинение в воровстве у некоего Лиоре, гравера.
— Я не воровал!
— Обвинение в буйстве у какого-то Томоссёна.
— Не я был зачинщиком, меня довели до крайности. Я только защищался.
— Браво! Воплощенная невинность! Нечего и спрашивать у вас, знаете ли вы настоящее имя дяди Жана!
— Клянусь вам, я не знал его.
— Вы клянетесь на каждом шагу. Ваша клятва ничего не стоит! Вы были там с неким Дьюлуфе, звавшимся «Китом», содержавшим таверну «Зеленый Медведь».
— Этот великан кроткий, как ребенок!
— Вполне. И добродетельный до такой степени, что ему позавидовали бы даже святые! Жаль только, что он совершил два-три убийства, до десяти краж со взломом и сидел уже раз в Тулонской тюрьме!
Жак судорожно вцепился ногтями себе в грудь.
— Оставим это, — продолжал следователь. — Вы знаете «Поджигательницу», эту негодяйку, павшую от руки Бискара?
— Я часто видел ее в «Зеленом Медведе»!
— А зачем пробрались вы в комнату умирающей, выдав себя за доктора?
— Хорошо! Я сейчас скажу вам это, но, увы, я боюсь, что вы заранее сочтете мои объяснения ложными! Это герцог де Белен первый обвинил меня в сообщничестве с «Волками Парижа» и для того, чтобы получить точные сведения об этой шайке, существование которой было мне до сих пор не известно, я принялся разыскивать Дьюлуфе, который тогда исчез. Я узнал, что «Поджигательница» была жертвой несчастного случая и хотел расспросить ее.
— И она вам ответила?
Жак хотел было продолжать рассказ. Вдруг он вспомнил, что «Поджигательница» тоже обвиняла его в сообщничестве с Бискаром! Он молчал.
— Что сказала она вам? Снабдила ли она вас желанными сведениями?
— Нет, — отвечал Жак, понурив голову.
— Досадно, право! Но по какому случаю герцог де Белен обвинил вас, как вы сами только что признались в этом?
— Герцог де Белен принял меня к себе, а потом счел себя обманутым.
— Не перехватил ли он некоего письма, адресованного вам вашим покровителем Манкалем?
— Я не держал в руках подобного письма!
— Вот оно! Здесь все ясно. Оно доказывает, что вы поселились у герцога де Белена только для того, чтобы содействовать одному преступному делу, уже давно задуманному вашими сообщниками!
— Я никогда не знал, и сейчас не знаю, что там написано!
— Подобное незнание кажется странным. Но не будем останавливаться на мелочах. Одним словом, герцог де Белен вас вышвырнул из своего дома.
— Милостивый государь!
— Да, вышвырнул! Он велел своим лакеям вытолкать вас!
— Это была подлость! Несправедливость, которая ни в коем случае не оправдывалась моим поведением!
— Вы славно отплатили ему за это! — улыбаясь, произнес следователь.
Жак невольно увлекся чувством негодования, которое пробудило в нем воспоминание о нанесенной ему обиде.
Гнев послужил новым аргументом против него.
— Вы, конечно, знаете, — продолжал Варнэ, — что герцог де Белен решился прибегнуть к помощи правосудия?