Ставка слишком высока (СИ)
— Пустишь её в свой дом, не будучи уверенным в её настоящей личности?
— Во-первых, уже пустил, а, во-вторых, если бы она хотела мне навредить, уже бы это сделала, у неё было множество возможностей. Я не верю, что она преступница. На следующей неделе ещё и Ленина свадьба, где мы тоже должны появится вместе. Надеюсь, к этому моменту Андрей дополнит картину.
Алиса (40)
Целый месяц Артём мне не звонит и никак иначе со мной не связывается. И всё это время я хожу потерянная. Именно этого я и добивалась, и теперь должна радоваться, но вместо этого испытываю совсем другое: больно от того, что я причинила Артёму, больно от того, что я причинила сама себе.
Наташа и Феликс замечают моё состояние, пару раз пытаются выведать что же всё-таки случилось, но не получают от меня вразумительного ответа, хотя я думаю, они прекрасно догадываются, в чём дело. В школе я задерживаюсь допоздна, зачастую ухожу последней и закрываю учреждение. Прихожу домой и пытаюсь рисовать, но ни одна из моих работ мне не нравится, в итоге под утро они все оказываются в мусорке.
Кошмары возобновляют своё действие с новой силой, теперь мне снится не только, как избивают меня, а ещё и то, как я смотрю на избиение Артёма и абсолютно ничего не могу с этим поделать, ни прекратить, ни проснуться…
Один раз даже приснилось, будто Скворцова застреливают у меня на глазах. После того сна я не ложилась в кровать три ночи подряд, боясь повторения.
Из-за недосыпа начинаю ошибаться на работе. Коллеги прекрасно это видят, но не ругают меня, а спокойно исправляют, не говоря ни слова. Лучше бы они накричали на меня, пригрозили увольнением и заставили бы взять себя в руки, чем с пониманием относились к ошибкам по причине личной драмы.
Я уже начинаю мириться с тем, что мы с Артёмом закончили спектакль и попрощались навсегда, как одним вечером после своего последнего занятия вижу на дисплее телефона его имя. Трясущимися руками принимаю вызов и подношу трубку к уху.
— Алиса? — произносит он совершенно нейтрально, чем меня удивляет, я ожидала услышать холодный равнодушный тон.
— Да, Артём, — ровно отвечаю.
— Ты сказала, что выбор за мной, — напоминает мужчина наш последний разговор с ним. — Я хочу, чтобы мы доиграли спектакль.
— Хорошо, — кратко отвечаю я.
— Тогда завтра днём мы с тобой идём на день рождения моей мамы, — распоряжается он так, будто между нами не было ни того разговора в аэропорту, ни в целом поездки в Сочи, кажется, мы и правда вернулись к изначальным правилам игры, — время сброшу сообщением чуть позже.
— Хорошо, — также отвечаю ещё раз, и он отключается, не прощаясь.
Что это было? Почему он передумал? Может мне нужно было отказаться?
Прислушиваюсь к своей интуиции, но она молчит.
* * *
Артём заезжает за мной в три часа дня. Вижу его машину в окно, но никак не могу заставить себя выйти. Понятия не имею, чего именно ожидать от сегодняшнего вечера. Мы должны выглядеть влюблённой парой, какими были, когда Тёма знакомил меня со своими родителями больше месяца назад. Я совсем не уверена, что получится, учитывая слишком запутанные отношения между нами.
Три пятнадцать.
Больше я себе точно не могу позволить задерживаться, иначе это будет моветоном, но и заставить себя сдвинуться с места я тоже не могу. Толчком становится звук приходящего сообщения на телефон от Артёма, и я, наконец, собравшись с силами, выхожу из дома, не забыв захватить конверт, размеров с листок бумаги.
Сегодня на мне совершенно невинное белое платье в пол на бретельках и босоножки на невысоком каблуке. Артём в бежевых брюках и белой рубашке. Осматривая его уже в машине, я усмехаюсь тому, что мы опять, не сговариваясь, оделись в тон друг друга.
— Привет, — кратко здоровается он и выезжает со двора.
— Привет, — также отвечаю я, не представляя, о чём сейчас с ним разговаривать.
Разглядываю его: за месяц не изменился, разве что пролегли более глубокие синяки под глазами. Он лишь один раз кидает на меня нейтральный, ничего не выражающий взгляд, весь путь сосредоточен на дороге. Чтобы скрасить давящую тишину, включаю радио.
Скворцов тормозит у семейного особняка и останавливает машину около ворот, не заезжая на территорию, где уже стоят несколько других автомобилей — по-видимому, гостей.
— Артём, я не знала, что подарить твоей маме, да и времени было совсем мало, — оправдываюсь я, когда мужчина глушит двигатель. — Надеюсь, она не имеет ничего против собственного портрета.
— Ты нарисовала её портрет? — Скворцов бросает на меня удивленный взгляд.
— Ну да, — смутившись, отвечаю я и приподнимаю с колен конверт.
— Да, прости, не стоило, — виновато говорит Артём. — Я не подумал тебя предупредить. Я ей купил подарок от нас с тобой.
— Тогда не дарить? — теряюсь от его ответа. — Мне как-то совсем неудобно без подарка…
— Черт, — выругивается он, — я не то хотел сказать. Она будет счастлива получить от тебя такой подарок, я уверен.
Киваю, но задумчиво смотрю на молодого человека. Почему-то именно сейчас его вежливое нейтральное совершенно нормальное поведение кажется мне подозрительным. После того, как я напомнила Артёму о наших «сугубо деловых отношениях» в первый раз, он относился ко мне с холодностью, потом постепенно в его взгляде появлялась теплота. Сейчас же никакой холодности я не наблюдаю. Впрочем, как и теплоты.
Мы сидим в машине, и Скворцов не торопиться выходить. Мужчина продолжает сидеть за рулём, смотря перед собой и выстукивая пальцами определённый ритм.
— Артём? — привлекаю его внимание.
— Да? — поворачивает голову ко мне через секунду.
— У нас с тобой всё в порядке? — уточняю я, чтобы успокоить свой подозрительный компас.
— Да, — отвечает Артём, но что-то в его тоне меня напрягает, — изначальные правила. Ты дала мне выбор. Я его сделал. Сейчас на дне рождения мамы притворяемся парой, потом на свадьбе моей сестры через два дня, и после этого действие нашей с тобой сделки заканчивается. Все правильно? Ничего не забыл?
— Все верно, — отвечаю я, не понимая, к чему он ведёт.
— Нет, Алиса, не верно.
— О чём ты?
— Я должен тебе деньги за проделанную работу, — Скворцов берёт в руки телефон и проводит в нём ряд махинаций. — Теперь на той карте, что я тебе дал, лежит твоя плата. Она твоя полностью. Ты вправе распорядиться ей, как считаешь нужным.
— Но мы ведь ещё не закончили… — пытаюсь протестовать, но выходит не очень.
— Алиса, деньги уже твои, а теперь пойдём поздравлять мою маму, мы и так опоздали.
* * *
Любовь Константиновна с радостью принимает подарок и при мне его распаковывает, показывая выполненный мной её портрет гостям.
— Изумительная работа! — восклицает женщина. — Извини, дорогой, но она не пойдёт в твою галерею, а будет стоять у нас в гостиной или спальне. Мы обязаны найти ей место в нашем основном доме, а не в пристройке.
От старшего поколения Скворцовых, как и в прошлый раз, веет теплом, заботой, любовью и настоящей уютной семьёй, я начинаю ощущать сильный стыд за весь обман, устроенный нами с Артёмом, за свою собственную ложь, хоть я и пыталась быть с ними максимально честной, но если рассуждать на чистоту, то молчать или недоговаривать — это тоже своего рода ложь.
Лена тоже ко мне как-то теплее относится. Может быть, сыграло роль устроенное нами шоу на открытии ресторана Лескова, может быть, с ней поговорил Артём и попросил не вмешиваться, может быть, то, что сегодня — важный день для Любовь Константиновны, а, возможно, близость свадьбы повлияла на невесту. В любом случае, здороваемся и общаемся мы с ней вежливо и нейтрально, особой враждебности с её стороны я не замечаю.
Меня представляют и другим гостям — несколько супружеских пар возраста родителей Артёма. Они относятся ко мне так, будто я уже стала членом семьи Скворцовых. Мне и очень этого хочется по-настоящему, и я трепещу от подобного отношения ко мне, но в то же врем становится стыдно — я здесь лишь притворщица, всё происходящее в этом доме не имеет ко мне никакого отношения, а я всего лишь случайный попутчик или невольный зритель подлинного семейного счастья.