Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая (СИ)
— И что это было?
Мы с Полиной переглянулись, я развёл руки в стороны, одновременно пожимая плечами и вздохнул:
— Сам в шоке!
— Надо было ей выцарапать глаза, — прищурилась она и даже чуть оскалилась, став немного похожей на дикую кошку.
А лучше позвонить Хомякову, подумал я и, не откладывая дело в долгий ящик, набрал его домашний номер. Виктор Степанович, по счастью, никуда в субботний день не отлучался, и я сразу же выложил информацию про недавнее общение с женой Колесниченко. Порекомендовал задержать её и поинтересоваться, откуда у Любови Владимировны такая сумма денег. Хомяков принял к сведению и, как я узнал пару дней спустя, прокурорша действительно была задержана и внятно не смогла объяснить цель своего приезда в Свердловск с 10 тысячами рублей. Про сами деньги твердила одно: накоплены за много лет, хотели сыну приобрести автомобиль. И три тысячи, как мне и говорила, заняла у друзей, что оказалось правдой. Для чего? «Волгу» хотела взять,
А три дня спустя раздался телефонный звонок.
— Евгений Платонович, здравствуйте! Это Борис Яковлевич… Да, Козлов. Запоминайте информацию… 18-го декабря утром прилетаете в Москву… Вы же самолётом прибудете, как обычно? Я вас встречаю в аэропорту, отдаю вам загранпаспорт, после чего едем заселяться в гостиницу, а тем же вечером у вас этот… как его… спарринг. По его результатам будет принято решение о степени вашей готовности к бою с Мухаммедом Али. Спортивную форму прихватите, и тренировочную, и для боя с американцем. Хотя там вроде бы только трусы нужны, профессионалы без маек, я узнавал, боксируют. ну и на ноги специальная обувь. А 19-го у нас вылет из Москвы во Франкфурт, оттуда уже летим в Нью-Йорк. Я буду возглавлять нашу небольшую делегацию.
— Небольшую?
— Ну там ещё пара человек должна быть, всё на месте узнаете. Самое главное — не забудьте дома обычный, советский паспорт. Всё, жду вас утром 18-го в «Домодедово», на выходе из аэровокзала. И, кстати, прихватите какую-нибудь демисезонную одежду. В Нью-Йорке зима — как наша осень. Положив трубку, я повернулся к Полине, которая на меня вопросительно посмотрела, оторвавшись от кипевших страстей в романе «Милый друг» Ги де Мопассана. — 18-го утром вылетаю в Москву, в тот же вечер спарринг, а на следующий день вылетаем в Штаты.
Она встала, подошла ко мне. Поцеловала легонько, словно ветерок коснулся губ.
— Женька, я буду за тебя молиться.
— Ты же комсомолка!
— Ну и что? Мама вон тоже молится каждый раз, когда переживает за меня. Она меня ещё в детстве одной молитве научила, а её — моя бабушка, я только не рассказывала тебе.
— Ладно, молись, — улыбнулся я. — Я твою молитву и через океан услышу.
[1] Я отбыл наказание, но преступления не совершал (англ).
[2] Всемирная конвенция об авторском праве (ВКАП) (иногда Женевская или Парижская конвенция, в зависимости от редакции документа) — международное соглашение по охране авторского права, действует под патронажем ЮНЕСКО. Принята на Межправительственной конференции по авторскому праву в Женеве 6 сентября 1952 года. Задача конвенции состояла в том, чтобы ни одна страна не оставалась вне рамок международной системы охраны авторского права.
[3] Советский историк, помощник Генерального секретаря ЦК КПСС А. С. Черняев в своих дневниках называл Подгорного «ничтожным» и «случайным» человеком, отмечал его честолюбивый характер.
[4] «Большое яблоко» — народное название Нью-Йорка.
[5] Сегодня мы с тобой напьёмся в хлам (англ).
[6] О, да, я хочу напиться!
Глава 4
Козлов действительно встретил меня на выходе из здания аэровокзала «Домодедово», где рано утром 18-го приземлился самолёт из Свердловска. Борис Яковлевич был на своей 21-й «Волге». Сказал, что не стал напрягать в такую рань водителя служебной автомашины. Из аэропорта он доставил меня в гостиницу «Советская» на Ленинградском проспекте. Правда, транзитом через отделение Внешторгбанка на улице Чкалова возле Курского вокзала, где я обменял рубли на сто долларов. Обмен по каким-то странным правилам производился до 12 часов дня. Причём финансовая операция могла быть произведена лишь после того, как при входе сотрудники правоохранительных органов проверили разрешение за выезд за границу. Козлов мне соответствующий документ выдал по пути из аэропорта.
Сто долларов — смех, только на сувениры и какие-нибудь джинсы. При возвращении из поездки я должен был задекларировать остаток валюты и сдать её обратно государству. В обмен мне предлагалось выдать сертификаты на покупку товаров в магазинах «Берёзка». Но почему-то не думаю, что она у меня, эта самая валюта, останется.
Заселился я во вполне пристойный одноместный номер на третьем этаже, на сутки, завтра утром вылетаем во Франкфурт. Если, конечно, со спаррингом всё сладится. Я просто не представлял, какие должны выставить ко мне требования, что мой вылет в США отменили.
До вечера делать было нечего, и я отправился прогуляться. Поехал в центр, мне там больше всего нравилось. В который уже раз с момента «возрождения» я шагаю по твоим улицам, Москва, окунаясь в людской водоворот. Все куда-то спешат, и медленно бредущий, озирающийся по сторонам человек сразу выдаёт в себе провинциала. Правда, Свердловск не такая уж и провинция, да и я не шёл с открытым ртом, всё-таки не первый раз в белокаменной.
В который раз прохожу мимо Кремлёвской стены и Мавзолея с покоящимся внутри него в стеклянном гробу, словно спящая царевна, телом Вождя революции. А может, там вообще восковая кукла… Ну или он частично из воска, о чём я читал на разного рода интернет-форумах. Не суть важно.
Даже зимой наша столица хороша, вот как сейчас… Любишь ли ты меня, Москва? Хоть кого-нибудь любишь или равнодушно взираешь на людской муравейник с высоты шпиля Останкинской телебашни?
А люди тебя любят. Едут к тебе со всех концов страны, да что там, со всех концов мира. Для иностранцев ты — сердце загадочной, северной страны. В их воображении по твоим улицам должны ходить медведи с балалайками и пьяные мужики в шапках-ушанках, но на деле оказывается, что здесь живут такие же люди, что и в Берлине, Токио или Нью-Йорке. Правда, говорят на другом языке, да цвет кожи с разрезом глаз не всегда совпадают, а так — никакой разницы.
В половине шестого вечера, как и договаривались, Козлов заехал за мной, снова на своём автомобиле, и мы отправились в Петровский парк. Здесь находился стадион «Динамо», а рядом с ним небольшое здание, в котором располагалась секция бокса. Не заходя в зал, мы сразу поднялись на второй этаж. Здесь нас в кабинете директора спорткомплекса, которой сам почему-то отсутствовал, встретили не кто иной, как председатель Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР Сергей Павлов, а с ним руководство сборной в лице Степанова и Радоняка, председатель федерации бокса СССР Георгий Свиридов и динамовский врач Василий Иванович Бутов, с которым я уже был шапочно знаком.
— Юрий Михайлович и Василий Иванович летят в США в составе вашей небольшой делегации, которую будет возглавлять товарищ Козлов, — сказал Павлов. — Товарищ Радоняк будет тебя готовить к бою и секундировать, а товарищ Бутов не только хороший врач, но и неплохой массажист.
Логично, подумал я, в одиночку готовиться к столь ответственному поединку может оказаться чревато. Тем более Радоняк мне и впрямь знаком, хороший тренер, да плохого и не включали бы в состав руководства сборной. Бутова я не знал, но понадеялся на его профессионализм.
— Но для начала, — продолжил Сергей Павлович, — мы должны оценить твой уровень, убедиться, что ты готов к столь серьёзному испытанию, как бой с одним из лучших боксёров мира.
Я был уверен в своих силах, но едва не спросил, что будет, если уровень моей готовности того же Павлова не устроит? На кону стоят огромные деньги, он просто не сможет мне запретить биться с Али. Думаю, этот спарринг — всего лишь формальность, нужно же председателю Госкомспорта отчитаться перед… Перед кем? Перед членами Политбюро? Самим Брежневым? А шут его знает, может быть, так оно и есть. В прошлый раз он с Леонидом Ильичом чуть ли не запросто держался, когда меня к ним вызвали после награждения.