Дольмен

В трубке продолжал надсаживаться чей-то голос.
– О чем ты? – рявкнул Ив. – Конечно, проверил. Кроме колец, бумажника, нескольких фотографий и мелочи, в карманах не было ничего компрометирующего.
Чиркнув спичкой, он нахмурился. Анонимное письмо. Боже! Как он мог забыть такую важную деталь? Письмо должно было находиться при Жильдасе. Нашла ли его Мари? Нет, если бы это произошло, она бы уже до всего докопалась. Итак, куда же делось письмо? Ив терялся в догадках, и ни одна гипотеза не казалась ему правдоподобной. В любом случае анонимка не должна всплыть на поверхность. Никогда.
Что же касается Мари, нужно найти способ заставить ее покинуть остров. И как можно скорее.
На другом конце провода с этим согласились.
Положив трубку, Ив зажег сигарету. От первой же затяжки у него закружилась голова, совсем как в детстве, когда он десятилетним мальчишкой вместе с Жильдасом, Лойком и Кристианом, стащив у старика Бреа самокрутки, тайком курил, спрятавшись за менгиром. Вскользь подумав о Жильдасе, он постарался как можно скорее прогнать эту мысль. У брата Мари неминуемо развязался бы язык. Жаль, что все так получилось, но, говоря откровенно, его смерть устраивала всех. Через несколько дней от царапин на шее не останется и следа и жизнь войдет в прежнюю колею.
Ив распахнул окно, выходившее на террасу, и залюбовался видом своей виллы, примостившейся к уступу скалы. Четкие линии, стеклянный фасад и вдобавок роскошный бассейн. Гимн морю. Великолепное воплощение его давнишней мечты о том, что именно море обеспечит ему достойный образ жизни. Он посмотрел на обнесенный решеткой теннисный корт рядом с виллой, где порхала стройная темноволосая женщина, отбивая мячи, посылаемые через равные промежутки времени автоматом-вбрасывателем.
Шанталь сделала все возможное, чтобы приобщить к теннису мужа, но его коньком осталась игра в гольф, и тогда она переключилась на друзей дочери, которые с удовольствием пользовались кортом, исполняя роль ее партнеров. Раз в неделю приходила малышка Керсенов, частенько наведывался Ронан Ле Биан, еще девушка, помогавшая Анне в кафе, однако самым прилежным, равно как и самым способным игроком, бесспорно, был младший Кермер – Никола.
Заметив, что по аллее в направлении корта движется «мегари», Ив нахмурился. Зачем, интересно, к ним пожаловала Мари? Не слишком ли он упорствовал в этой истории со вскрытием? Да нет, он тогда ловко вывернулся и мог бы поклясться, что она искренне оценила величие его души. Не сомневался доктор и в том, что она приняла за чистую монету и его россказни о падении в колючий кустарник. Не собиралась ли Мари проверить, точно ли он вернулся домой в час ночи, как ему пришлось сказать в ответ на ее расспросы о той злополучной вечеринке? Если так, то Иву нечего было беспокоиться. Под предлогом, что он «страшно храпит», а ей необходимы ее двенадцать часов сна, Шанталь в свое время заставила его проглотить пилюлю раздельных спален. Тогда это вызвало у него чувство горечи, сейчас же он этому радовался.
– Пришла мадам Лассаль, доктор. Проводить ее в приемную?
Он вздрогнул. Обернувшись, кивнул в знак согласия. Молоденькая секретарша взглянула на зажатую в его пальцах сигарету и удалилась. Она сама снова закурила после смерти подруги, значит, должна его понять.
Затушив сигарету, которая вдруг показалась ему горькой, Ив направился в приемную. Внезапно он вспомнил, что, возвращаясь прошлой ночью домой, он заметил под дверью спальни Шанталь полоску света. Было около трех часов. Мысль о том, что, возможно, она слышала его шаги, обдала его холодом.
Мари толкнула решетчатую дверь корта и сделала несколько шагов, прежде чем Шанталь, увлеченно отрабатывавшая прямой удар, заметила ее присутствие. Шанталь Перек все называли между собой не иначе как Парижанкой. А между тем она жила в Ландах с двадцатилетнего возраста. Глупое прозвище прилипло к ней не столько из-за неоправданного, а проще сказать, мелочного остракизма, которому подвергалась жена врача, сколько из-за ее чересчур ухоженной по здешним меркам внешности и слегка пренебрежительных манер, которыми она давала понять, что не имеет с другими жителями острова ничего общего. Прозвище тем более нелепое, что Шанталь родилась в Рене.
 
Тоненькая, но мускулистая, с великолепными зубами и красиво очерченным ртом, сорокалетняя Шанталь выглядела на десяток лет моложе. Этим она обязана была только неустанному уходу за своим телом и косметическим средствам на природной основе. Разгладить некстати появившуюся морщинку было для нее самым серьезным делом, требующим уйму времени. Да и чем еще заниматься в такой глуши?
Промелькнувшая было тень озабоченности на лице Парижанки мгновенно сменилась радушной улыбкой. Свои соболезнования Шанталь выразила с изяществом и достоинством, отличающими истинных аристократов. Мари между тем отметила легкую нервозность и чрезмерное красноречие супруги врача при объяснении, что ее дочери Од не было дома. Ей показалось, что Шанталь внутренне напряжена и готова к обороне.
Мари устремилась в атаку, предъявив браслет в виде цепочки с подвешенными к ней брелоками. Один из них представлял собой крестильный медальон с именем Од Перек.
Улыбка, в которой вновь приоткрылись жемчужные зубки Парижанки, была уж слишком широкой и откровенно фальшивой. Она стала рассыпаться в благодарностях, ничем не оправданных, во всяком случае, в отношении такого браслета – самый ценный брелок на нем по стоимости не превышал двадцати евро.
– Ах, как счастлива будет дочь! Ведь она ищет его уже несколько дней. Од дорожит им как зеницей ока. Где же нашелся браслет?
– На берегу, возле утеса. Там, где она его потеряла. – Выдержав паузу и не сводя глаз с жены Перека, Мари добавила: – И произошло это прошлой ночью.
С лица Шанталь мгновенно сошла улыбка. На корте воцарилась мертвая тишина, прерываемая лишь равномерным стуком автомата, продолжавшего подавать мячи: «бам»… «бам»…
Никола снова набрал номер и сердито махнул рукой, в очередной раз попав на автоответчик. Он искоса взглянул на отца, который вместе с Жанной снимал с последних столов вышитые вручную скатерти, которые бабушка приберегала для особо торжественных случаев. Свадьба тети Мари должна была стать одним из таких событий.
Оставив новое сообщение – он умолял ее позвонить ему как можно скорее, – Никола положил трубку. С тех пор как час назад тетя Мари атаковала его вопросами, он никак не мог собраться с мыслями. Никола буквально содрогнулся, узнав, что она стала случайной свидетельницей его возвращения домой около трех часов ночи, но в настоящее неистовство его привел браслет, который она ему показала.
Ему пришлось сознаться, что прошлую ночь он провел с Од на берегу возле утеса, но он ничего не видел и не слышал. Как ни просил Никола тетю вернуть ему браслет и не предавать дело огласке, Мари осталась неумолимой, и вот тогда-то он впал в настоящую панику.
Поведение племянника насторожило Мари, и она устроила ему настоящий допрос. К счастью, Од уехала на континент, и это давало Никола возможность найти какое-нибудь решение, приемлемое для них обоих.
Почему же она все-таки не берет трубку? И как она могла потерять браслет?
Никола подарил ей украшение по прошествии первого месяца их близости.
– Это одна из двух самых дорогих для меня вещей, которые мне когда-либо дарили, – призналась она, застегивая его на запястье.
Он помрачнел:
– А другая?
Улыбнувшись, она подвесила к цепочке крестильный медальон. С тех пор с браслетом она не расставалась. Вплоть… до прошлой ночи. Тщетно пытался припомнить Никола, как они могли оказаться в кустах, в памяти всплывали лишь безумные сцены их лихорадочных объятий. Чувство, которое он к ней испытывал, пугало его самого. Для нее он был способен на все. И уж тем более скрыть имя убийцы Жильдаса.
Комната в виде буквы «Г», окруженная террасой, о которую бились волны, насчитывала сотню квадратных метров. Все окна выходили на море. Лестница, высеченная в скале, соединяла ее с крохотной бухтой – частным владением Переков. Внутри комната была подобна кабинету Ива – почти без мебели, сияющая больничной чистотой.