Дольмен

Поцеловав парня, Мари уверила его, что отныне все будет хорошо, он будет жить в своей семье, но тот вдруг замахал руками как безумный, испуская дикие крики и тараща глаза. Все бросились его успокаивать, и в сутолоке тряпичный моток, который Пьеррик все время прижимал к себе, упал на землю со странным, неожиданно громким стуком. Мари поспешила поднять его игрушку.
Один Риан увидел то или, вернее, ту, что так сильно взволновала Пьеррика. Это была возвращавшаяся к себе домой Жанна, именно на нее с ужасом смотрел парень, встревоженно бормоча:
– Мой ребенок, ребенок!.. Воровка… Воровка…
Но Мари не слышала его слов, она не сводила неподвижного взгляда с выпавшей из тряпок куклы.
Старая кукла с фарфоровым личиком.
В этот момент солнечный луч ударил прямо в ее стеклянный глаз, круглый, с нарисованными ресницами.
Теперь Мари не видела ничего, кроме этого глаза, яркого света, вспыхнувшего в уставившемся на нее широко открытом глазу. Все поплыло вокруг. Кровавая волна ее кошмарных сновидений нахлынула и накрыла ее с головой.
За долю секунды она увидела и услышала все: длинные темные волосы Мэри в потоках воды, волну, выбросившую ее на пляж бухты, огни фонарей, раздавшиеся выстрелы, окровавленный песок, руку мальчика, схватившего ее и унесшего с собой, его прерывистое дыхание, глухие удары сердца, чудовищную тень, выросшую рядом с древним захоронением, блеск лезвия, струю крови, сдавленный крик, потом снова кукольный глаз, фарфоровое лицо, прижатое к ее лицу…
У нее из груди вырвался беззвучный вопль.
– Все в порядке, Мари? Ты очень бледна!
Она сделала усилие, чтобы стоять прямо, и увидела, что к ней обращается Ронан. Постепенно выходя из кошмара, который она только что пережила, Мари его успокоила. Протянув куклу Пьеррику, она была вознаграждена его лучистой улыбкой. Их взгляды встретились – светлые, полные любви взгляды, которыми обмениваются люди, пережившие общее несчастье. Повинуясь порыву, она крепко его обняла.
– Спасибо, – прошептала она от всего сердца.
Мари проводила его полными слез глазами, когда он ушел, окруженный близкими.
Только тогда она вдруг поняла, что Риан исчез.
  * * *  
Жанна не заметила, как он вошел. Теперь он стоял перед ней, в ее кухне. По телу пробежала дрожь, кровь в жилах заледенела. Но сила духа, которую Жанна унаследовала от многих поколений бретонских рыбачек, сыграла свою благотворную роль. Выдержав взгляд Риана и взяв себя в руки, она стояла перед ним – прямая, безмолвная и несгибаемая.
– Мне показалось, вы узнали меня тогда, во время ужина в замке. Упавший поднос… Почему вы смолчали?
– Да, в первый момент я подумала – это Эрван. Но закралось сомнение, ведь глаза у тебя серые, взгляд – холодный. Не та небесная голубизна, которую я помнила, и я решила, что все-таки ошиблась. – Она посмотрела на него в упор. – И потом… Эрван никогда не стал бы прятаться: он был для этого слишком прямым человеком!
– Слишком прямым – верно! Чтобы снести предательство отца по отношению к Ивонне! Слишком прямым, чтобы не захотеть добиться справедливости и отомстить за тех, кого у него отняли!
– Этим нельзя оправдать сговор с жуликами и ограбление банка!
– Иногда нужно самому пережить подобное, чтобы получить право судить других.
– Дочь говорит – это обычная отговорка трусов.
– Или отчаявшихся людей.
Она покачала головой:
– Я не сужу тебя, просто хочу, чтобы ты сейчас ушел.
– Не раньше, чем получу ответы на свои вопросы.
Жанна направилась к двери, но Риан удержал ее за руку. Резкость жеста отчасти смягчалась нежным тоном его голоса.
– Не заставляйте меня прибегать к другим средствам, чтобы заставить вас говорить.
Мать Мари содрогнулась.
– Что стало с ребенком, спасенным Пьерриком?
– Каким еще ребенком? Отпусти руку, мне больно!
Машинально она бросила взгляд в окно, словно хотела позвать на помощь, и застыла.
К дому подходила Мари.
Жанна умоляюще взглянула на Риана:
– Уходи, прошу тебя. – Она показала на гостиную, из которой через заднюю дверь можно было попасть во дворик. – Выйди на улицу из гостиной.
 
Риан тоже заметил приближавшуюся Мари и все понял.
– Если вы дорожите дочерью, ни слова о моем визите! Никаких подозрительных жестов, договорились?
Ему едва хватило времени скрыться за дверью гостиной, как вошла Мари. Поглощенная своими заботами, она не обратила внимания на необычное выражение беспокойства на лице матери.
– Какая досада, дочка! Я как раз собиралась уходить, – произнесла она, надевая кофту.
– Постой, мама… Я все знаю…
– Прости, я очень тороплюсь, – пробормотала Жанна, подталкивая Мари к двери.
– Выслушай! Мои детские кошмары получили объяснение… Я, оказывается, все это пережила. Я – ребенок Мэри, «незнакомки из Молена»…
Стоя всего в нескольких метрах от нее, Риану от полученного потрясения пришлось опереться о стену. Он услышал срывающийся голос Жанны:
– Что ты несешь?! Замолчи! Ты говоришь глупости!
– Хватит меня обманывать! Я точно это знаю – чувствую сердцем, всем своим существом. Пьеррик подобрал меня, спас, унес, прижимая к своему телу. Вместе с ним я стала свидетельницей убийства этой женщины, моей матери, зарезанной Артюсом!
Риан побледнел как смерть, он стоял неподвижно, его волнение выдавало только тяжелое дыхание.
Чуть не плача, схватив Жанну за руки, Мари продолжила:
– Ты была со мной холодна, я не могла этого спокойно переносить. Теперь я понимаю – ты хотела меня защитить, хотела, чтобы я уехала… Все, что ты делала, ты делала ради меня, чтобы я никогда не узнала о том, что я – дочь обыкновенного мошенника…
– Замолчи! Эрван де Керсен был прекрасным юношей. Добрым, смелым!
– Бандитом, который грабил, лгал, убил… Я его ненавижу!
– Ты судишь о нем несправедливо, как когда-то судила обо мне. И снова можешь ошибиться. Артюс посеял зло на нашем острове, он сделал Эрвана несчастным, и его семью, и нашу, и семью Ле Бианов…
– Мои отец и дед – убийцы! Как мне жить с этим дальше?
За несколько минут жизнь Риана перевернулась. Смысл его существования, их ребенок с Мэри, находился в нескольких шагах от него! Знай он об этом раньше, у него не возникло бы и мысли о мщении.
Мари была рядом – взрослая, прекрасная, безнадежно потерянная. И она его ненавидела.
Жанна, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, провела ладонью по лицу дочери.
– Ты обязательно выстоишь. Я же нашла в себе силы все перенести. Как я жила… думаешь, легко, зная, что мои сыновья – причина гибели твоей матери? Поэтому я и оставила тебя. А потом полюбила, девочка моя. Я любила тебя больше, чем их! – выпалила она на одном дыхании.
Мари обняла Жанну, ей тоже захотелось сказать, что она любит ее больше всех на свете, но в доме Кермеров не было принято распространяться о любви: любовь должна выражаться в делах. И чем чувство сильнее, тем меньше следовало о нем говорить. Впервые эти слова Мари услышала от Жанны.
– Я всему в жизни обязана только тебе, и папе, конечно, тоже, но никому другому!
– Не отрекайся от своих родителей, Мари, им на долю не выпало счастья увидеть, как ты взрослеешь.
– Я все делала, чтобы встать на защиту Риана, мне так хотелось, чтобы он был невиновен. Но… он убил моих братьев, друзей, я отрекаюсь от него и никогда не буду считать своим отцом!
Риану показалось, что в него вонзили кинжал. Но как ни странно, он почувствовал и огромное облегчение. Мари, его дочь, только что выпустила на волю всех его демонов: ненависть, протест против несправедливой судьбы, – освободив от навязчивых мыслей и действий, которые разрушали его душу.
Он вдруг почувствовал то, чего не чувствовал больше тридцати пяти лет. Самое светлое, что он пережил когда-либо, – его любовь с Мэри вновь возродилась в его сердце во всем своем исчерпывающем великолепии. Их дочь была жива, она походила на их любовь: Мари была замечательная женщина, цельная натура, мужественная и великодушная. Счастье дочери отныне для него стало самым главным, и эта волна счастья захлестнула его, когда он понял, что еще может что-то для нее сделать.