Дольмен

Вместо ответа Мари прибавила скорость.
– И к тому же опасная! – огрызнулась она, вжимаясь в сиденье.
  * * *  
Заскрипели тормоза. Машина остановилась возле виллы Переков. Приближаясь ко входу, они услышали доносившиеся оттуда громкие крики. Мари бросила на Ферсена гневный взгляд:
– Что, довольны своей работой?
Не дожидаясь его реакции, она бросилась в дом.
Ив, окончательно потеряв контроль над собой, крыл последними словами супругу, которая, свернувшись клубком в углу комнаты, не успевала уворачиваться от его ударов.
Измена Шанталь была для него не в новинку, но здесь, в Ландах, притом с шестнадцатилетним мальчишкой, – это уж слишком! Ферсену понадобились вся его энергия и умение, чтобы обхватить мэра поперек тела, положив конец дикому приступу насилия. Пока Мари поднимала с пола Шанталь с кровоподтеками на лице, Люка бросил Перека на диван, где тот сразу затих, внезапно погрузившись в апатию. «Поведение, свидетельствующее о мягком характере, – отметил про себя Ферсен, – или притворяется, чтобы я в это поверил». Рука его легла на плечо Ива.
– Следуйте за мной, господин Перек, вы задержаны.
Мари почувствовала, как Шанталь вздрогнула, хотя на красивом лице, с которым так безобразно обошлись, не отразилось ни удивления, ни негодования. Мэр поднялся с дивана, протестуя:
– У вас против меня ничего нет!
– Перечислить? Обвинение в послании, подписанном рукой Жильдаса, отсутствие алиби, царапины на шее…
– Это ветки…
– Или результат драки, закончившейся убийством!
– Я не убивал Жильдаса, он был моим другом, – простонал Перек, обращаясь к Мари. – Скажи ему, поддержи меня…
Ускользая от сверлящего взгляда Ферсена, Мари отвернулась, снова сосредоточив внимание на Шанталь, у которой кровоточила губа. Люка надел Иву наручники и сказал его супруге:
– Жду вас в участке. Чем скорее вы явитесь, тем лучше. – Затем властным жестом приказал Мари: – Пошли!
– С какой стати? – возмутилась она. – Шанталь нуждается в помощи.
Ферсен, не настаивая, увел Ива, который даже не посмотрел в сторону жены.
Не задавая вопросов, Мари протерла лицо Шанталь лосьоном и наложила пластырь, вспомнив вдруг, как, еще подростком, на фоне благоухающей красоты мадам Перек она казалась себе грубой и неухоженной. И внезапно Мари поняла, какое неотразимое очарование таилось для Никола в этой изысканности. Устроившись на корточках у ног Шанталь, которую она усадила в кресло, несколько минут Мари молча на нее смотрела. Потом мягко, почти нежно, спросила, где сейчас находится ее дочь Од.
– У подруги, Жюльетты де Керсен.
– Не лучше ли ей погостить некоторое время у ваших родственников на континенте?
Шанталь с этим согласилась. И тогда Мари устремилась в атаку:
– Ведь вы видели Ива на берегу, когда были там с Никола?
Супруга мэра не шевельнулась.
– Будь вы уверены в невиновности мужа, вы бы его защитили.
Она сразу вся как-то съежилась, на элегантный костюм, пострадавший от драки, упала слеза. Мари молчала, не отрывая глаз от расплывавшейся на шелковой юбке крохотной лужицы, давая время жене Ива осмыслить неопровержимость этих доводов. Еще две слезинки упали вслед за первой, и раздался голос Шанталь – глубокий, монотонный, без малейшей искусственности:
– Когда мы их увидели, было около трех ночи. Они прошли в нескольких метрах, не заметив нас… Ив отчитывал Жильдаса…
– Угрожал?
– Да, – выдохнула она, с трудом вырываясь из плена воспоминаний. – Кричал, что заставит его молчать любыми средствами… Мы с Никола бросились бежать, и каждый вернулся к себе…
– А потом, узнав о смерти Жильдаса, вы подумали, что убийца – Ив, и попросили Никола сохранить все в тайне?
Шанталь кивнула. Слезы лились теперь рекой.
– Заговори мы об этом, пришлось бы раскрыть нашу связь. И потом, не могла же я разоблачать собственного мужа…
Она медленно провела пальцем по пятну на шелковой юбке и достала из сумочки сигарету. Руки ее не дрожали.
Допрос был в самом разгаре. Ив даже не посмотрел на супругу, когда та, сопровождаемая Мари, появилась в кабинете Ферсена. Люка почувствовал раздражение – они вошли как раз в тот момент, когда ему удалось-таки припереть мэра к стенке: Перек признался, что получил взятку от Керсенов.
 
И тут как снег на голову свалилась Шанталь.
– Зачем ты это сделал?
Перек нехотя повернулся в сторону жены и, окинув ее равнодушным взглядом, заговорил глухим, безжизненным голосом, призывая двух полицейских в свидетели:
– Красива она, не правда ли? Красота – дорогая штука… С тех пор как мы познакомились, я ни разу ей ни в чем не отказал, уступал всем капризам, потакал ее привычке к роскоши. Дом, драгоценности, меха, путешествия – все со временем теряло для нее цену. Ей требовалось все больше и больше… Для нее я и пахал как вол, занимаясь и частной практикой, и научной работой… Но дела у меня идут все хуже и хуже… Долги растут, лаборатории заложены…
Шанталь побледнела.
– Почему ты молчал? – Голос ее дрожал то ли от волнения за мужа, то ли от перспективы разорения.
– Хотел оградить тебя от всего, любовь моя, – процедил Ив. – Боялся потерять. Забавно? Теперь можно сказать правду: вилла заложена, у нас больше ничего нет, на счету пусто… Керсены хотели, чтобы голосование было проведено в их пользу, предложив мне кругленькую сумму. Как ты думаешь, почему я согласился? Чтобы ты была счастлива, дорогая, и ни в чем не нуждалась! – Из груди Перека вырвался горький смешок: – Все впустую! Ты предала меня, как предавала раньше, а на этот раз – особенно подло и унизительно… Попадись мне твое сопливое дерьмо – этот Никола, – я убью его, убью!
– Не осложняйте ваше положение, Перек, – посоветовал Люка.
– Достану из-под земли, и он за все заплатит… А тебя я никогда не прощу!
– Довольно! – Ферсен протянул руку в сторону Мари: – Не опасайтесь за жизнь племянника, он…
Но той в кабинете уже не было.
«Мегари» мчался к замку Керсенов. Играя на опережение, Мари собиралась узнать, подтвердят ли Артюс и Пи Эм показания Ива. Ее мучил вопрос, как далеко могли зайти Керсены, добиваясь желаемого. К горлу вновь подступила тошнота, как тогда, в полицейском участке, и она до конца открыла окна в машине, чтобы глотнуть свежего воздуха. Вся эта история до крайности возмущала Мари, хотя ей не раз приходилось сталкиваться с подобными фактами, работая в Бресте. Но могла ли она смириться с тем, что с каждой минутой ей открывалось все больше темных сторон жизни то одного, то другого обитателя Ланд? Как она была слепа, веря, что ее остров – это идеальный мирок, которого не коснулись ни коррупция, ни махинации, распространенные повсеместно!
За поворотом внезапно выросла мрачная громада замка, и Мари прервала свои размышления, въезжая на территорию частного владения Керсенов. На сером фоне реки, огибавшей парк, показалась фигура Жанны с корзиной белья. Мари удивилась, что мать на работе, и впервые с печалью заметила, что ее неуверенная медленная походка была походкой старой женщины. Из-за тяжести, конечно, которую ей приходилось нести. Не только белья, но и глубокого горя. Ни разу Мари не слышала, чтобы мать пожаловалась на судьбу, хотя всю жизнь трудилась не покладая рук, разрываясь между торговлей рыбой, воспитанием троих детей и службой в замке. Она вспомнила: Жанна никогда не обсуждала с домашними того, что происходило в замке, ни словечка, ни намека, ни малейшей нескромности.
Услышав шум подъехавшего автомобиля, Жанна обернулась, остановилась и без всякого выражения на лице смотрела на приближавшуюся к ней дочь. Как хотелось Мари обнять мать, расцеловать ее, но суровый взгляд Жанны воздвигал между ними невидимую стену, и она лишь с нежностью произнесла:
– Зачем же ты, мама, вышла на работу?
– Теперь мне не о ком заботиться, вот и вышла. А ты, как я посмотрю, тоже не прекратила работать!
Сухой, бесстрастный голос матери ранил Мари в самое сердце, у нее на глазах выступили слезы.