Рафаил (ЛП)
Он даже не возбудился.
― Нет! ― прокричал он, и его голос эхом отразился от обитых мягкой тканью стен комнаты.
Вытащив свой член наружу, он спустил сучку с коня и за волосы оттащил ее к стене.
― Жди здесь, ― приказал он.
Шлюха облизнула губы, а ее зрачки расширились от предвкушения. Рафаил достал из ящика фаллоимитатор и указал на покрытую клеенкой кровать в углу комнаты.
― Ложись.
Она легла. Он протянул ей фаллоимитатор.
― Трахни себя.
Рафаил рванул на себе рубашку, и пуговицы рассыпались по полу. Он обхватил член рукой и сжал, наблюдая, как фаллоимитатор проникает в ее влажную дырочку. Она начала медленно, словно дразнясь, но это только еще больше разозлило его.
― Быстрее. Заставь себя кончить.
Сучка сделала как он сказал, трахая себя так, словно нуждалась в члене так же сильно, как в дыхании. Рафаил надрачивал свой член в том же темпе, но них*я не происходило. Красный туман, который управлял им с тех пор, как он покинул поместье, все нарастал и нарастал, пока он не превратился в сплошную бурлящую, ходячую ярость. Он подошел ближе к шлюхе и дернул ее руку с фаллоимитатором. Дилдо упало на пол. Рафаил приблизил свой член к ее отверстию.
― Наконец-то, ― прошипела шлюшка, раздвигая ноги до упора.
Рафаил обхватил рукой ее шею. Под его пальцами пульс бился так быстро, что норовил прорваться через кожу. Но его член не подавал никаких признаков жизни. Ничего. Он провел головкой по ее щели и зарычал от ярости. Это была ее вина. Вина маленькой розы. Он нуждался в трахе. И в убийстве.
Это она виновата в том, что сломала его. И в том, что плакала. Почему, бл*ть, она плакала?
― Трахни меня уже.
Рафаил замер, его мысли отвлеклись от бледного лица Марии и веснушек на ее носу, и он вернулся в эту комнату. К суке, которая прижималась своей протухшей киской к его члену.
― Вые*и меня, ― процедила она. ― Или я найду другого, кто сделает это. Кого-то, у кого сможет встать.
Рафаил медленно улыбнулся. Однако это было чем угодно, только не дружелюбием. Он сжал горло сучки. Она сдавленно застонала. Но он не остановился. И сжимал ее шею все сильнее и сильнее, наблюдая, как вены начинают вздуваться под ее кожей. Ее глаза расширились, когда она попыталась вздохнуть. Но Рафаил продолжал улыбаться, холодно и торжествующе. Оторвав руку от своего поникшего члена, он поднес пальцы к ее шее и впился в каждый кусочек кожи. Сучка начала сопротивляться. И впервые за эту ночь что-то кольнуло его в паху. Но этого было недостаточно, чтобы заставить его член напрячься. Этого было недостаточно, чтобы трахнуть суку, которая боролась за свою жизнь. Он сжимал и сжимал, а ее глаза наливались кровью от напряжения. Ее руки сомкнулись на его предплечьях, длинные красные ногти впились в кожу, пытаясь оттолкнуть его. Царапины на его плоти открылись, и из них хлынула кровь. Но он не остановился. Не мог остановиться. И не собирался.
― Умри, ― прохрипел он и почувствовал, как его слова подействовали на шлюху. ― Сдохни, сучка-торговка.
Рафаил рассмеялся, когда она начала брыкаться, пытаясь оттолкнуть его, а ее глаза расширились от его слов. Она неистово дергала руками, царапаясь и пытаясь освободиться. Ее лицо стало ярко-красным. Рафаил сжимал все сильнее и сильнее… пока ее кости не затрещали, и он не почувствовал, как разрывается ее трахея.
Глаза суки, которые никогда больше не смогут моргнуть, были устремлены на него. Рафаил тяжело дышал и пытался совладать с собой. Освободив ее от своей хватки, он опустил взгляд на член. Но тот все еще был обмякшим. Ярость, подобной которой он никогда ранее не испытывал, охватила его. Он натянул брюки, сунул в них член и схватился за еще теплую мертвую суку на кровати.
Рафаил направился к задней двери и скрылся в темноте коридора, который выходил в переулок. Оказавшись снаружи, он бросил суку в багажник. Через несколько минут был уже в дороге и направлялся обратно в поместье. Но его кровь была чересчур бурлящей и горячей, разгоняясь по венам. Он словно превратился в пылающую лаву. Сжав кулак, всадил его в свой член. Сжал челюсти от досады, потому что никакой реакции не последовало. Никакого напряжения. Хлопнув рукой по рулю, Рафаил издал оглушительный рык. Он нажал на газ и вырвался из центра города. Мысленно приказал себе успокоиться. Гавриил убьет его за то, что он едет с превышением скорости и может привлечь внимание копов. Но Рафаилу было наплевать. Сейчас в нем бушевало только гребаное пламя гнева и разочарования. Он попытался представить себе суку, борющуюся за жизнь и ее глаза, когда он велел ей умереть. Мужчина должен был возбудиться. Должен был погрузить свой член в ее затертую до дыр киску и кончить в такт ее последнему вздоху.
Но он не смог. Он мог думать только о Марии. О Марии с ее длинными светлыми волосами и невинными вздохами удовольствия. И ее слезах. Ее гребаных слезах, значения которых он не понимал.
― Сука! ― прорычал он. ― Маленькая роза ― СУКА!
Машину Рафаила занесло, когда он резко остановился возле поместья. Он вылетел из салона, схватив камеру из бардачка. Открыв багажник, направил камеру на мертвую суку и сделал снимок, который станет частью его настенной коллекции. Бросив фотоаппарат на заднее сиденье, сунул полароидный снимок в карман и помчался вверх по каменным ступеням. Как только оказался в дверях, сразу направился к лестнице.
― Раф, твой заказ прибыл, ― с улыбкой сообщил Села.
Но Рафаил проигнорировал его.
― Ох*ительно красиво, брат.
Села нахмурился, бросив взгляд на одежду Рафаила. Но Рафаил не остановился. Он успел пройти всего несколько шагов, когда встретил Гавриила, спускающегося вниз. Впервые за многие годы, вид сорочки священника Гавриила чертовски взбесил его. Рафаил попытался пройти мимо него, но Гавриил встал прямо на его пути. Голубые глаза брата впились в него. Гавриил изучал распахнутую рубашку Рафаила, его исцарапанные когтями руки, грудь, щеки и кровь. Эта сука измазала кровью всю его кожу.
― Где ты был? ― спросил он, и его голос был суров.
Рафаил холодно улыбнулся, и его щеки разболелись от вынужденной любезности.
― Та сука мертва.
― Ты уже убил ее? Тогда почему мы не отметили это событие? ― спросил стоящий у подножия лестницы Вара.
Все его братья были там и смотрели на него с озадаченными лицами. Кроме Михаила, который, как обычно, взирал на него безучастно.
― Сука-торговка мертва, ― сказал Рафаил, обращаясь к Гавриилу.
Гавриил стиснул челюсти.
― Ты возвращался в клуб? Я же запретил тебе возвращаться туда. Орден…
― Мне плевать, что ты что-то мне запретил. П*зда мертва. Заказ выполнен.
Рафаил протянул ключи от автомобиля.
― Она в багажнике моей машины.
― Дай мне ключи, ― сказал Села, его лицо было напряженным, а голос низким. ― Она нужна мне до того, как отправится в крематорий.
Рафаил бросил ключи своему брату. Он мог забрать ее. Разделать и делать все, что захочет с ее отвратительными частями тела.
― Я тоже хочу посмотреть, ― сказал Уриил, и он, Вара, Села, Михаил и Дил выскочили через парадную дверь.
― Тебе запрещено было возвращаться в клуб, ― сказал Гавриил. ― Они могли увидеть тебя. Могли схватить тебя…
― Но не сделали этого, ― ответил Рафаил сквозь стиснутые зубы.
― Это не главное…
Рафаил хотел протиснуться мимо Гавриила, чтобы попасть в свою комнату, но брат схватил его за руку. Рафаил дал волю гневу, который распалял каждое его движение, и швырнул Гавриила в стену. Его рука скользнула к шее брата. Потрясенные глаза Гавриила встретились с его глазами.
― Оставь меня, нах*й, в покое, брат, и не трогай без моего разрешения. Я убил эту суку. А теперь иду в свою комнату, чтобы вернуться к Марии. Больше никогда не вставай у меня на пути.
Рафаил отпихнул Гавриила в сторону, чувствуя на своей спине потрясенный взгляд брата, пока поднимался по лестнице и спешил в свою комнату.
Как только он оказался в своих покоях, запер двери и двинулся к потайной двери, скрытой в стене. Прошел через нее, закрыл за собой дверь и включил свет. Подойдя к принтеру, отсканировал полароидный снимок, распечатал большую копию и прикрепил на стену. Ручкой, которая лежала рядом с принтером, он написал слова «сука» и «торговка детьми» рядом с изображением ее мертвого лица с широко раскрытыми глазами, устремленными в вечность. Отбросив ручку, Рафаил уже собирался выйти из комнаты, когда его взгляд остановился на святыне ― на позолоченной раме, которая дожидалась фотографии Марии.