Наследница царицы Савской

Она окинула взглядом придворных, отмечая для себя, кто выглядит удивленным, кто хмурым, а кто довольным. Затем снова обратилась к послам царя Соломона:
– Вы многое поведали нам о вашем царе, о его мудрости и его золотом городе. А теперь я отправлюсь с вами на север, чтобы мы с вашим царем лично заключили договор.
Придворные молчали. Билкис слышала тихое настойчивое жужжание пчелы, бившейся в алебастровое окно и тщетно пытавшейся вырваться на волю.
Ловя момент, она улыбнулась царевичу Иофаму и продолжила, прежде чем успели заговорить ее советники:
– Выполняя повеление Аллат, я отправлюсь с вами, чтобы самой увидеть золотой город и испытать мудрость царя Соломона.
Билкис была слишком опытной правительницей, чтобы позволить присутствующим обдумать ее слова или усомниться в них. Кивок услужливым евнухам – и упала леопардовая завеса, скрывая Билкис от придворных. Она встала. За троном ее ожидал племянник.
– Действительно ли такой ответ дала тебе Матерь? Она повелела тебе отправиться на север с этими неотесанными варварами?
Хотя Рахбарин протянул ей руку, чтобы помочь спуститься по ступеням, ведущим к трону, он смотрел хмуро.
– Разве я этого не сказала?
Билкис подала руку Рахбарину, мысленно вздыхая. Она понимала, что с племянником ей придется нелегко. Он был всецело предан Савскому царству и царице, готовый защищать ее даже от нее самой, если придется. Если бы только царевич Рахбарин – сильный, верный, умный – родился девочкой!
И все-таки, хотя Билкис и сокрушалась над этим невыполнимым желанием, она в то же время знала, что Матерь не ошиблась, создавая Рахбарина мужчиной. Ведь Рахбарин обладал в то же время кротостью и мягкостью. Он был славным, словно источник в пустыне, и чистым, словно ключевая вода. Ему не хватало хитроумия и ловкости. А без хитроумия и ловкости правитель не мог обходиться, не мог царствовать мудро и правильно. Рахбарин обладал всеми добродетелями хорошего мужчины, и именно эти добродетели принесли бы страшный вред правителю.
«Ведь царица должна уметь произносить и правду, и ложь так, чтобы никто не мог различить их». Чтобы править – пестовать свою страну и народ, – царица должна скрывать свою истинную природу, свою душу. Лишь одно должно ее заботить: процветание ее подданных.
Не ее желания, не ее счастье или благополучие. А их.
Она замешкалась с Рахбарином, а тем временем подошли остальные. Перед ней стояли распорядительница придворных церемоний, царский управляющий, главный советник и старший евнух, наперебой задавая вопросы и думая о том, в здравом ли уме царица Южных земель. Лишь Никаулис, командир царской стражи, хранила молчание.
– Госпожа, твой советник ничего не знал об этом путешествии. – Тон Мубалилата ясно давал понять, что он и не хотел бы ничего знать. – Это невозможно, абсолютно невозможно…
Старший евнух перебил его, в свою очередь высказывая недовольство:
– Конечно, царица Утра может поступать как ей захочется, но столь дерзостное начинание…
– …слишком опасно, – закончила Ухаят. Придворная распорядительница всегда ставила осмотрительность превыше всего. – Мы ничего не знаем об этом царе и его стране, а его послы – вечно хмурые варвары.
Билкис воздела руку, и ее приближенные смолкли.
– А командиру стражи, моей амазонке, есть что сказать?
Никаулис посмотрела на царицу взглядом твердым, словно клинок.
– Я лишь могу повторить слова других. Это путешествие – безумие. Но я – командир стражи. Я выполню любой приказ царицы.
«Вот что получаешь, приучив придворных свободно высказываться, не боясь кары за пришедшиеся не по сердцу слова!» Билкис тихо рассмеялась этой мысли, глядя на придворных, удивленных ее веселостью.
– Царица услышала вас и благодарит за заботу о безопасности ее и царства. Но я выполняю волю и слово Аллат. Я привезу царю Соломону золото и пряности из нашей страны. И я вернусь от него с новой царицей, которая примет огненную корону после меня.
На миг они замолчали, уставившись на нее. Потом Мубалилат спросил:
 
– Это то, что тебе открыла Царица Небесная?
В его голосе благоговение странным образом смешивалось с недоверием.
– Да, – ответила Билкис, – это то, что она открыла мне. На смену мне явится наследница – царица, дарованная самой Аллат.
– Из израильского царства? – Старший евнух Тамрин так тряхнул головой, что из тщательно завитых волос выпала украшенная драгоценным камнем шпилька. – Но каким образом?
Ее самые верные приближенные смотрели на нее, ожидая ответа. Сейчас следовало говорить лишь правду, меньшего они не заслуживали.
– Я не знаю. – Билкис протянула руки, словно умоляя. – Знаю только, что я припала к Матери с молитвой, и таков был ее ответ. Прошу вас верить ей, как верю я. А теперь ваша госпожа разрешает вам удалиться.
Кланяясь, они повиновались, медленно и неохотно. Ухаят и Тамрин ушли вместе, и Билкис сразу поняла, что они замышляют интригу, чтобы удержать ее дома. Несомненно, ее главные сановники и первые люди при дворе долго еще будут ворчать, не в силах осознать новость об этом неслыханном путешествии. Никаулис осталась. Пронзительный взгляд ее серых, словно металл клинка, глаз таил вопрос.
– Могу ли я обратиться к тебе, о царица?
– Говори, командир царской стражи.
– Не может ли кто-то другой отправиться на север вместо тебя?
– Нет, – покачала головой Билкис, – ехать должна я. Кто еще сможет выбрать новую царицу?
На миг Никаулис задумалась, словно собираясь сказать что-то еще, но потом молча склонила голову, принимая окончательный ответ царицы. Затем амазонка тоже удалилась, оставив Билкис наедине с Рахбарином.
– Ты тоже можешь идти.
Но Билкис не удивилась, когда он пристально посмотрел на нее и сказал:
– С твоего разрешения, я хочу поговорить с тобой, сестра моей матери.
Она мысленно вздохнула. Ей не хотелось бороться с Рахбарином и его принципами прямо сейчас. «Хотя… Сейчас или потом – все равно». Смиряясь с неизбежным, она позволила ему проводить себя в царские покои. Придя в свою комнату, она села. Ирция начала вынимать заколки из ее туго заплетенных волос.
Рахбарин молча ждал. Зная, что он готов молчать хоть до ночи, если потребуется, Билкис вздохнула и сказала:
– Говори, племянник.
– Отошли свою прислужницу, – сказал он, взглянув на Ирцию.
– Нет. Никто из нас тут не откроет никаких тайн.
А еще не мешало оставить свидетельницу, и кто подходил для этого лучше, чем самая приближенная царская служанка?
Получив разрешение говорить, Рахбарин, поколебавшись, начал:
– Я знаю, что ты беседовала с самой богиней, но… Но покинуть царство и отправиться на север, в страну, которой никто из нас никогда не видел… Мудро ли это, о лучезарная?
– Может быть, это и не очень мудро, но необходимо.
Она смотрела на свое отражение в серебряном зеркале. В глазах мужчин ее лицо все еще обладало ценностью.
– Богиня пообещала мне дочь с севера. Не могу же я ждать, пока ее перенесет через пустыню ураганом и бросит в мои объятия!
Во взгляде Рахбарина светилась непоколебимая упрямая преданность. Она делала его прекрасным подданным, но превратила бы в очень плохого правителя.
– Путь слишком далек и опасен. Лучше отправь на север меня.
– И что, ты родишь мне ребенка?
– Ты тоже не родишь. Ты слишком стара для этого. Не знаю, как толковать ответ богини, но она не могла иметь в виду, что ты сама родишь дочь! Ты умрешь в родах.
Никто не смог бы обвинить Рахбарина в дешевой лести. Он всегда говорил правду, чего бы это ни стоило.
– Кому под силу истолковать ее волю? Она пообещала мне дочь. И дочь от моей плоти и крови – предел мечтаний. Если я умру, рожая наследницу для Савского царства, – что ж, так тому и быть. Я знаю, что ты воспитаешь из моей дочери великую правительницу. У нее не будет лучшего советчика и более верного друга.
– Я не хочу этого, – ответил Рахбарин.