Ферма "Копперсмита" (ЛП)

— Черт, детка, — простонал он. — Так туго.
— Двигайся, Джесс, — я перевела дыхание ровно настолько, чтобы отдать приказ.
Он сильно прижался ко мне бедрами, проталкивая свой член еще глубже. Затем начал входить и выходить в устойчивом ритме. Снова и снова. С каждым толчком он попадал в ту самую точку внутри меня, отчего мои ноги задрожали. Мое тело начало трястись, готовясь к ослепительному освобождению.
И спустя мгновения я почувствовала его.
Он потянулся вниз и нашел мой клитор своим средним пальцем. В ту секунду, когда он прикоснулся ко мне, волна тепла прошла по моему телу, и я взорвалась самым сильным оргазмом в своей жизни. Белые пятна вспыхнули у меня перед глазами, и стенки моего влагалища сжались вокруг него, сильно пульсируя, в то время как мои руки крепко держались за простыни. Я зажала рот, прикусив нижнюю губу, чтобы сдержать крик.
Джесс продолжал толкаться, усиливая мой оргазм, пока не прижался своей грудью к моей, утыкаясь лицом в мою шею и кончая.
Мы оставались сплетенными, мои ноги обвились вокруг его бедер, пока мы оба пытались отдышаться.
Он крепко сжал меня руками, когда выходил, затем пошел в ванную, чтобы избавиться от презерватива.
Я с минуту смотрела в потолок, прежде чем поискать свою одежду. Мне удалось отключить свой мозг, пока мы занимались сексом, в основном потому, что рот, руки и член Джесса отключили его за меня. Но теперь он снова заработал. И я могла думать лишь о том, насколько секс был невероятным. Ничего подобного я никогда раньше не чувствовала.
Я действительно надеялась, что Джесс тоже так думал. Что я не разочаровала его.
Моя нервозность и беспокойство вернулись с полной силой.
Снова одевшись, я зарылась под одеяло. Повернулась спиной к его стороне кровати, испытывая волнение.
Я услышала, как Джесс вышел из ванной, но не обернулась, чтобы посмотреть, как он хватает свои трусы и натягивает их. Я не повернулась, когда он забрался в постель. И не повернулась, когда он выключил свет на прикроватном столике.
Однако, повернулась, когда одна из его рук оказалась подо мной, в то время как другая обхватила мою талию, и он прижал меня к себе.
— Что случилось, Джорджия? Две минуты назад, как я ушел, все было хорошо. Возвращаюсь, а ты так съежилась на своей стороне кровати, что удивительно, как ты не свалилась на гребаный пол.
— Я в порядке, — солгала я, шепча ему в голую грудь.
— Перестань лгать мне, Джорджия, — сказал он. — Особенно после того, что у нас только что было.
— А что у нас было? — спросила я, нервничая из-за его ответа.
Каждый мускул в моем теле напрягся.
Я прокрутила в уме свои слова и поняла, что они прозвучали неправильно. Нисколько.
Черт.
— Я надеялся, что ты думаешь, что это был лучший секс в твоей жизни, потому что для меня так и было. Что ты чувствовала себя такой же счастливой, как и я, зная, что мы не только общаемся за пределами спальни, но и чертовски хороши в ней. Что у нас не должно быть одного без другого. Вот что я думаю о том, что у нас только что было. И это, черт возьми, правда, — отрезал он.
Тысячефунтовый груз упал с моей груди. Он только что сказал, что со мной был лучший секс в его жизни!
Я не могла сдержать улыбку, которая широко расплылась на моем лице.
— Ладно, теперь я в порядке. И на этот раз я не лгу. Я волновалась из-за того, что ты мог подумать, что секс был плох, и тогда ты бы бросил меня. Я тоже думаю, что это было здорово, ах, чертовски здорово, — сказала я.
Он не ответил, и его тело не расслабилось. Я снова начала паниковать, пока не почувствовала, как его грудь и плечи начинают трястись.
Я подняла голову, чтобы посмотреть вниз на его великолепное, смеющееся лицо. Потом тоже засмеялась, чувствуя облегчение, но в основном просто чувствуя себя счастливой.
После того, как он перестал смеяться, он завладел моими губами в глубоком, горячем поцелуе, который привел к тому, что мы снова занялись сексом. Мы не торопились, исследуя тела друг друга во время второго раунда, медленно разжигая их. Он заставил меня кончить своими пальцами, а затем снова своим членом.
 
Три потрясающих оргазма спустя мое тело было таким расслабленным, как никогда за последние годы. Я была слишком довольна и податлива. Но мысли продолжали крутиться в голове. Я была не в силах отключиться и уснуть, думая обо всем, что произошло сегодня.
Джесс тоже не спал. Его рука подо мной была обернута вокруг моей спины, и ладонь слегка поглаживала мое бедро.
— Что происходит с твоей мамой? — я крепко прижалась к Джессу, положа руку на его торт и слегка поглаживая пальцами его грудь.
— Она просто не всегда рядом. Как будто она потерялась в своей собственной голове. Отключается от реальности. Даже не осознает, что делает.
— Так вот почему она так часто бывает в больнице?
— Да. Она забывает, что духовка горячая, и лезет в нее без прихватки. Выходит на улицу, не обращая внимания на то, куда идет, и спотыкается. И все подобное. Однажды, когда я учился в старшей школе, она вышла на улицу, чтобы забрать почту, когда шел снег. Должно быть, вышла где-то в середине утра. Отключилась и простояла у почтового ящика весь чертов день. Когда я вернулся домой, то нашел ее там почти замерзшей. На ней не было ни пальто, ни обуви. Отвез ее в больницу, у нее было обморожение пальцев рук, ушей и стоп. Повезло, что она ничего не потеряла.
Я не знала, что сказать. Моя мама могла бы годы подряд получать награду «Мать года». Я не могла представить, как можно расти, зная, что ты не можешь зависеть от своей матери. Но до меня начинало доходить, почему Джесс был таким, какой есть. Всегда старался быть главным. Всегда заботился обо всех. Он начал делать это рано и, вероятно, не знал, как жить по-другому.
— Так было всегда?
— Всю мою жизнь. Фелисити и я рано научились не полагаться на нее, — сказал он. — Дело было не в том, что она намеренно пренебрегала нами. Она просто ничего не может с этим поделать. Она любит нас. У нее доброе сердце. Просто… у нее сломлен разум.
— Фелисити? — спросила я.
— Моя сестра. Переехала в Сиэтл на следующий день после того, как окончила среднюю школу. С тех пор я ее не видел. Она на два года младше меня, так что это было… сколько, четырнадцать лет назад?
— Ты с ней общаешься?
— Пару раз в год. Стараемся звонить друг другу в наши дни рождения и на Рождество.
— А что на счет отца?
— Торчал здесь, пока мне не исполнилось восемь, потом ушел. Переехал в Биллингс, чтобы работать на нефтеперерабатывающем заводе. Время от времени приезжал в гости пару лет. Но потом встретил там женщину и вообще перестал возвращаться.
— Это ужасно, — сказала я.
— Именно так все и было. Думаю, он просто устал заботиться о маме.
— Значит, он оставил восьмилетнего и шестилетнего ребенка делать это вместо себя? Это неправильно, Джесс.
— Не правильно, — согласился он и крепко сжал мое бедро рукой. Он понял, что я начинаю нервничать. — Но это больше не имеет значения, Веснушка. В детстве я получал от него то, что мне было нужно, — чеки, которые он присылал нам два раза в месяц. Как только меня наняли на станцию, я написал ему письмо, в котором говорилось, что ему больше не нужно отправлять их маме. Мы покончили с ним. Ему нет места в моей жизни, и не было уже целую вечность.
— Мне так жаль, милый, — прошептала я.
— Все в порядке.
Мы лежали в тишине, и я медленно начинала погружаться в сон. Было уже поздно, и, хотя мысли все еще проносились в моей голове, мое тело было измотано и нуждалось в сне.
Как раз перед тем, как я задремала, Джесс сжал мое бедро.
— Джорджия?
— Да? — зевнула я.
— Ма влюбилась в Роу. Говорила о ней всю дорогу домой.
— Я знаю. Разве это плохо?
— Она захочет посидеть с ней. Ни при каких обстоятельствах ты не должна позволять этому случиться.
— Хорошо, — я кивнула.
Матери Джесса нельзя было доверять ее собственных детей. Ему не нужно было повторять мне дважды, чтобы я не оставляла ее со своей дочерью.