Маньчжурия, 1918. Особый отряд (СИ)

Первая волна убийств офицеров на Черноморском флоте началась в декабре семнадцатого года.
«Наконец-то Черноморскому флоту не стыдно перед Балтийским», — со злой иронией сказал тогда Колчак и это определило его окончательное решение поступить на британскую службу — война с Германией продолжалась и всё должно было решиться в следующем году.
Англичане проявили к нему интерес, и уже в конце декабря он узнал, что будет направлен на Месопотамский фронт вместе с несколькими своими доверенными офицерами.
«Наверное, их решение вызвано тем, что я хорошо знаю Кавказский военный театр, прилегающий к Месопотамии. Англичане взяли Багдад и ведут наступление на Мосул, и если бы не полный развал, произошедший у нас, они могли бы соединиться в нашим Кавказским фронтом — какие это открывало перспективы и для дальнейших операций флота», — думал с горечью вице-адмирал, хотя согласие англичан, довольно неожиданное для него, его приободрило — он в это время находился в Японии, закончив свою военно-морскую миссию в Североамериканских Штатах.
«Вопрос решён — Месопотамский фронт. Я не жду найти там рай, который когда-то был там расположен, я знаю, что это очень нездоровое место с тропическим климатом, большую часть года с холерой, малярией и, кажется, чумой, которые существуют там, как принято медициной выражаться, эндемически, т. е. никогда не прекращаются. Мне известно, что предшественник командующего Месопотамским фронтом умер от холеры. Неважная смерть, но много лучше, чем от рук сознательного пролетариата или красы и гордости революции — взбунтовавшихся матросов», — писал он в те дни Анне Васильевне.
Из Иокогамы в Сингапур он выехал в середине января, надолго задержался в Шанхае, и вот сейчас, в Сингапуре, это двухмесячное путешествие прервалось — ему надо было снова возвращаться в Шанхай. Всё это время его не оставляли мысли о семье — о жене Софье и сыне Ярославе у него не было вестей с прошлой осени, когда они скрывались сначала в Крыму, а потом перебрались в Каменец-Подольский.
Вице-адмирал отпил виски — только недавно приехав в Сингапур, он через английского военного представителя, который курировал его поездку в Месопотамию, получил телеграмму с настоятельной просьбой вернуться в Шанхай как можно быстрее. Князь Кудашев, посланник в Пекине, писал ему, что предстоит большая работа в Китае и Маньчжурии и что он крайне нужен там. Они были незнакомы, и Колчак немного удивился тому, что на него возлагают надежды уже и в Китае.
— Александр Васильевич, чему вы удивляетесь? — говорил ему по этому поводу один из его офицеров, капитан второго ранга Федотов, когда они сидели на веранде, смотрели на звёзды, травили байки и попивали виски. — Корнилов, Алексеев и Деникин — на юге России, и только вы, один из когорты этих авторитетных военачальников, сейчас здесь, на далёком востоке — вам и остаётся возглавить борьбу на этом участке, больше просто некому. Вы теперь не просто военный, вы теперь ещё и политик.
— Но я ведь никакой не политик и в политике плохо разбираюсь, — возразил ему Колчак.
— Если бы в конце прошлого лета Корнилов смог бы взять власть, всего этого развала и ужаса просто бы не было.
— Возможно, вы правы, — вздохнул вице-адмирал.
В отеле «Европа» вице-адмирал и его сопровождающие сидели ещё несколько дней — пароход на Шанхай отплывал только второго апреля. Колчак по местным газетам старался составить представление о ситуации на фронтах — судя по всему выходило, что масштабное немецкое наступление на Западном фронте находилось на своей первой стадии максимального натиска, союзники медленно отходили, истекая кровью, и готовились ввести в дело свои колоссальные резервы, ожидая, когда немцы начнут выдыхаться — как писала «Сингапур Трибьюн», миллион отлично снаряженных американских солдат должен был решить исход этих боёв в пользу Антанты. Однако сейчас немцы медленно, но верно продвигались вот уже целую неделю на широком участке, и вице-адмирал ясно понимал, что если бы не крушение русского фронта из-за революционных потрясений, войну можно было победоносно закончить если не в прошлом году, то уже этой весной. От такого понимания было особенно горько.
 
До Шанхая плыли шесть дней тем же самым пароходом «Динега», которым плыли и в Сингапур — Колчак, стоя возле перил и глядя на бесконечную морскую гладь, вспоминал свои полярные экспедиции. Сердце щемило от того, что ему так и не удалось разыскать никаких следов барона Эдуарда Толля, его друга и знаменитого учёного и исследователя — барон и его сопровождающие пропали в девятьсот третьем году где-то в северо-восточной части Новосибирских островов.
«Когда-нибудь я вернусь к этому делу, обязательно вернусь», — пообещал себе Колчак.
Сойдя с парохода в Шанхае, вице-адмирал и офицеры сразу взяли извозчиков — те немного понимали по-английски, и направились в российское консульство — там их уже ждал консул, а номера в гостинице недалеко от центра города были уже зарезервированы.
— На англичан можно положиться — если уж они взялись организовать, то они организуют, — мимоходом прокомментировал это Федотов. — Плохо то, что консул так тесно с ними работает.
— Какой всё-таки красивый город, такая милая, легкая архитектура, оставляет светлое чувство, — восхитился лейтенант Канин, гидрограф.
— Впечатляющий колониальный стиль, чем-то напоминает Петроград, — улыбнулся вице-адмирал под смех офицеров. — А насчёт консула, — повернулся он к Федотову, — то выбор простой — или большевики, или союзники, поэтому даже и нас с вами можно осудить за наши намерения поступить на английскую службу. Никакой порядочный человек не пойдёт в услужение большевикам, поэтому пока не будет сформирована новая законная власть, в качестве альтернативы остаются союзники. Спасибо господину Керенскому и его мягкотелости.
Им подготовили номера на пятом этаже нового, девятиэтажного здания гостиницы «Waldorf Astoria Shanghai» — темно-коричневая отделка здания показалась Колчаку мрачноватой по сравнению с остальными зданиями на этой улице.
Приём в консульстве был назначен на следующий вечер. Вице-адмирал тщательно выбрился, вечер и часть следующего дня они с Федотовым прохаживались по Шанхаю, он впечатлял их своими контрастами богатых районов и абсолютно жалкими лачугами на другом берегу реки.
Одев свою парадную форму, Колчак уже в семь вечера следующего дня был в консульстве — красивое здание с огромным шпилем и балконом-верандой освещалось несколькими фонарями по углам и напоминало небольшой замок. Дежурный офицер проводил его на второй этаж, в кабинет генерального консула — Виктора Федоровича Гроссе, который не признал власть большевиков.
В просторном кабинете, кроме самого консула — высокого человека с подкрученными усами, был ещё один, незнакомый Колчаку — в костюме-тройке, с бородой и красивой формой усов, в очках с золотой оправой.
— Добрый вечер, господин вице-адмирал! — подошёл к нему консул, приветственно кивнул и пожал руку. — Позвольте вам представить господина Путилова, Алексея Ивановича, председателя правления Русско-Азиатского Банка.
— Очень рад, — кивнул Колчак, пожимая руку человеку.
— Прошу, Александр Васильевич, присаживайтесь, — консул показал на большой приставной стол возле своего большого стола — там уже стоял бронзовый заварник с драконьей головой на боку и узорами, чашки и поднос с печеньем.
— Позвольте, я начну, господа? — Путилов, усевшись поудобнее, взглянул на собеседников. — Как вы знаете, господин вице-адмирал, ни наши дипломаты в Китае, — банкир показал рукой на консула, — ни правление нашего банка не признали произошедший в октябре переворот и установившуюся власть большевиков. Тем более её невозможно признать после того, как они разогнали Учредительное Собрание и более того, заключили сепаратный мир с нашими врагами — это уже привело и будет приводить дальше к губительным последствиям для российского государства, которое и так пребывает в ужасной смуте. Совершенно очевидно, что прогерманское правительство в Петрограде и Москве далее терпеть невозможно.