Волчок (СИ)

— Дядь Дим, подождите! — эхо понесло вопрос Элексия через два этажа вверх по лестнице.
Ответом был лишь стук коридорных дверей и сердитое бренчание ключей в коридоре. Командир открывал кабинет. "Дядь Дим" или Никодим не только руководил отрядом, но еще был учителем и тренером в учебном лагере. Правда чувствовал он себя больше как воспитатель в детском саду.
Одолев последние этажи, взмокший Элексий протиснулся с Севром через двойные двери в кабинет. Стол у командира располагался не как у порядочных начальников — во главе помещения у дальней стены, — а сразу напротив двери, скромно воткнувшись в угол под окном. Через приоткрытую створку старой деревянной рамы из черноты доносился шепот озера.
Никодим зажег масляную лампу, игнорируя электрическую, свисавшую с потолка на толстом кабеле. Затем кивнул Элексию на дверь.
— Почему? Я же его тащил на себе и...
— Благодарю за транспортировку, но дальнейшее тебя не касается.
— Как это? Я его друг!
— А где ты был, когда он напал на невесту, друг?
— Я..., — Элексий стушевался, не спеша признаваться, что увлеченно наблюдал за дракой. — Вообще-то, она первая начала.
— Вон отсюда! — строго цыкнул командир.
Когда Элексий вышел в коридор, Никодим закрыл перед ним дверь и, едва сделав пару шагов к столу резко остановился.
— Элексий! Вся округа слышит, как ты под дверью сопишь!
— Ладно-ладно, — с отдалением донеслось из-за двери. — Вся округа, ага.
Никодим обладал сверхслухом. Этот дар встречался чаще всего и был незаменим в охоте, но еще полезнее он оказался в воспитании.
— Молодежь. Совсем от рук отбились, — ворча под нос, мужчина взял с подоконника графин, плеснул из него в свою эмалированную железную кружку и сунул Севру. — Освежись, боец.
Север сидел облокотившись локтем на стол и подперев рукой висок. Вместо левый глаз превратился в синяк, ссадины красовались на скулах и челюсти, губа была разбита, у испачканного кафтана надорван рукав и воротник — Гарья поработала на совесть. Север с презрением посмотрел на живую воду и отодвинул кружку, мысленно послав всю княжью семейку вместе со Змеевым даром. Никодим понимающе кивнул.
— Что ж. Найдется другое лекарство.
Он пошел с лампой по кабинету. Мерцающий огонь отразился в стеклах шкафов, высвечивая их содержимое: книги, папки, коробки, ряды красивых бутылок с алкоголем из Яви, белая керамическая статуэтка лося, хрустальный салатник в виде рыбы и пучеглазая красная неваляшка. На стенах, словно восстанавливая авторитет хозяина всего этого хлама, горделиво поблескивали рамки портретов и благодарностей. А затем впечатление снова сбивала золотая, но до жути нелепая статуя сирина в углу. Выпуклые глаза ее хищно сверкали, напоминая о том, что она не только сборник пыли и подставка для шляп, а памятный подарок в честь повышения.
Когда-то Сирин был званием между Анчуткой — младшим охотником, — и Фениксом — профессионалом, ведущим уже опытный и сплочённый отряд на охоту. Сирин же натаскивал новичков, ловя с ними мелкую дичь. Были еще и Лютые, бравшиеся в одиночку ловить самых опасных тварей. Но то ли последние закончились довольно быстро, то ли охотники обнаглели по части вознаграждения, и народ научился сам справляться с лихом, и нужда в Лютых пропала. Сейчас остались следопыты, не имеющие права охотиться в одиночку, сами охотники и командиры, на которых свалили всю остальную работу от тренера до завхоза.
Вся эта работа беспощадно старила. Север отлучился всего на пару месяцев, а у командира уже появились синие мешки под глазами и старческая усталость в осанке и действиях. Удивительно, как он все еще сохранял бодрость духа.
Хотя объяснение последовало тут же. Мужчина достал из шкафа одну из красивых бутылок с медово-желтым содержимым и вернулся к столу. Он окинул побитого ученика усталым сочувствующим взглядом, плеснул из бутылки в два граненых стакана и поставил один Севру.
— Ну, что уши повесил? С твоим везением я бы радовался. Велемеля в туалете закрыл, в Явь без приказа убежал. Прыг-камни зря извел. Не будь ты братом княжны, тебя бы не то что в колесо загнали, а повесили бы уже за стену, как сало для синичек. А ты еще и избил ее, — Никодим невесело усмехнулся. — Невесту Реськину.
 
Север скептически покосился на командира подбитым глазом. Никодим неловко пошевелил усами и вручил ученику бутылку, чтобы приложить к опухшему глазу.
— С другой стороны, она с твоей помощью наглядно доказала свою верность князю, — сказал он уже заговорщицки-оптимистичным тоном. — Так что считай, ты ее зарекомендовал. За взаимовыручку!
Никодим звякнул своим стаканом о Севкин, стоявший на столе, выпил и утер усы. Взглянув на угрюмое лицо ученика, он помрачнел, опустился на стул и тяжело выдохнул.
— Это я виноват. Надо было тебя с самого начала домой отправить, как я и хотел. А ты упертый черт оказался. И я решил посмотреть, как ты себя покажешь.
Север невольно задержал дыхание. В груди шевельнулся колючий клубок воспоминаний.
Когда он зайцем приехал в охотничий лагерь, его сразу решили отправить в деревню со следующей повозкой. Не годился он в новобранцы по возрасту, сложению и происхождению. Охотниками чаще становились сироты, разбойники, или люди с очень полезным талантом. А Севка на их фоне был как цыпленок, убежавший с птичьего двора в поле к воронью. Однако цыпленок оказался шустрый и упрямый. Север никак не хотел уезжать, убегал и прятался. Никодим решил, что проще дать ему попробовать, а потом, как запросится, отвезти домой.
Начался испытательный срок. Тренировки приносили Севке лишь синяки и усталость, от которой дрожали коленки. Ни учителя, ни товарищи не делали новичку скидку за то, что он был слишком мал и слаб. Другие ученики не упускали возможность поиздеваться над ним. Однако впервые в его жизни обидчики получали наказание, пусть и не за то, что задирали именно его, а за нарушение дисциплины. Одно это уже пустило в Севке росток уверенности. Никодим почему-то тщательнее необходимого следил, чтобы мальчишка был накормлен, чист и одет. Иногда даже подсовывал ему лишнее угощение, привезенное из города. За это соратники невзлюбили Севку еще больше, но научились обставлять все так, чтобы не заработать наказание. Севка стал часто "случайно" падать на ровном месте или портить свои же вещи, а то и мочиться в постель, при этом находясь в другом месте.
Возвращаясь с изнурительных тренировок, он выдерживал поток словесных издевок и подзатыльников, а ночью тихо рыдал под одеялом, скучал по матери и проклинал все на свете. Порой он уже готов был сдаться и попроситься домой. Однако, на полпути к командиру понимал, что тот охотно согласится, мать обрадуется, а у Гарьки и ее друзей будет новый повод поглумиться над ним. Последнего Север допустить не мог. Глотая комок злости, разворачивался и шел обратно в барак.
Может, не стоило так нажиматься? Чего он добился? Дался ему этот город и этот чертов оборотень. Кому теперь нужна его сила и уверенность в себе? Лучше бы вернулся домой. Стерпел бы и жалость и насмешки. Зато мама была бы жива.
— Ты чего это? — нахмурился Никодим, увидев, что ученик приставил ко лбу ладонь, пряча глаза. — Ты что ли решил щас, что все зря? Да у меня таких толковых учеников… по пальцам можно пересчитать! Весса бы тобой гордилась, это уж будь уверен! А то, что не увидит, каким ты стал, так это с меня надо спросить. Герт доверил мне за вами приглядеть. А я, старый дурак, мало того что в охотники тебя принял, так еще и посылал людей проведать вас вместо того чтобы самому съездить. Но ты-то не мог знать, что такое случится! Никто не может о таком знать!
— Знать, может и нет, — буркнул Север. — А подумать мог.
— Мог. Подумай тогда тем, что если бы ты не убежал, то все могло быть еще хуже. Ты мог заболеть или попасться пересмешнику. Чутье тебе помогло сделать правильный выбор, — он обхватил Севра за шею, требуя посмотреть на него. — Доверяй своему дару. Через него мать-Навь тебя ведет. Чувствуешь, что надо сделать — бери и делай, никого не спрашивай! Только про последствия иногда в уме прикидывай.