Волчок (СИ)

Без пяти минут княжна стояла на самом краю, у перил и, играя, неотрывно смотрела на солнце, которое словно нарочно медлило, присев на краешек далеких облаков и слушая песню. Девушка не обращала внимания на ветер перехватывающий у нее дыхание холодными порывами. Он игриво трепал ее в кои-то веки аккуратно уложенные волосы и белый мех на ее свадебном наряде. Девушка даже забыла про служанку, которая тихо ожидала ее у дверей балкона, не смея торопить.
Гарья умела играть только одну песню. И хоть и не знала ее названия, но зато научилась исполнять ее с разным настроением: мрачно, быстро, игриво, а иногда — в часы нежной тоски по хорошим временам и по родителям — тягуче и умиротворяюще. Сегодня песня звучала нежно, почти беззаботно, при этом не скрывая бессильной печали.
Блеснув золотым боком, маленькое продрогшее солнце утонуло в сизой мгле. В тот же момент ветер сорвал и унес с собой последнюю ноту, оставив лишь пустой шелест волн под городской стеной.
Гарья опустила окарину и резким взмахом швырнула ее в озеро.
Служанка ахнула и вскинула руки в невольном порыве поймать инструмент. Но тот исчез за каменными перилами, неслышно плюхнувшись в бушующее озеро. Окарина выскочила на поверхность и стала подпрыгивать на холодных волнах, словно просясь обратно в знакомые теплые руки.
Гарья даже не попыталась разглядеть ее в сером шуме воды. Просто развернулась и ушла.
***
— Слушай… Спасибо, конечно…. Но это уже перебор.
Модно постриженный и побритый Север пыхтел и крутился перед зеркалом. Оно обнаружилось в его комнате на створке шкафа, о котором он тоже не знал, приняв его за часть пыльной стены.
Впрочем, вид в протертом окошке охотнику все равно не нравился. Строгий белый кафтан с золотой вышивкой у черного воротника и рукавов ощущался до нервного ерзанья непривычно. Весь город давно носил нормальную одежду из Яви. Только парадные наряды все еще бессовестно отставали на пару-тройку веков.
— Там уже все без нас началось, — нудел Элексий, нетерпеливо топчась по комнате. Он не решался присесть на матрас или прислоняться своим темно-зеленым кафтаном к пыльным стенам и затертым до черноты дверным косякам.
Элексий достал Севру парадную форму и даже протащил его за свой "счет" в баню и к парикмахеру. Но вместо благодарности получил ошарашенный взгляд с немым вопросом "мне в этом идти?".
— Как-то все не то, — сказал Север в надцатый раз поводя плечами и одергивая кафтан.
— Да как по тебе шито. Честно. Хорош ломаться. Не тебя замуж выдаем. Пошли.
— Слушай, Эл, я благодарен от души, но… может, поменяемся?
— Да не налезет на тебя мой костюм! И вообще, что тебе не нравится? Это дедова форма он был главным ловчим!
— Вот именно. Эта форма на три звания выше и на два поколения старше меня.
— И что? Это к деду претензия?
Север виновато фыркнул, заминая тему и снова критично глядя на свое отражение. Элексий подошел и повис у него на плече, встретившись с его глазами в зеркале.
— Брат. Выдохни и расслабься. На площади куча народу. Кто тебя увидит?
Север нервно икнул.
***
Видимо город приводили в порядок только для того, чтобы его потом разгромить. Змееградцы не помещались на площади и рекой буйного веселья растекались по улицам. Кентавровый трамвай предусмотрительно остановили еще в обед, и до площади пришлось идти пешком, пробираясь через толпы гуляющих.
Со всех сторон одновременно доносилась разная музыка, удивительным образом не смешиваясь меду собой в безобразную какофонию. У пекарни кто-то вызвякивал бубном один ладный ритм под баян, а в ресторане через дорогу кто-то отбивал на бочке шуструю танцевальную дробь под веселую флейту. Люди кучковались поглазеть или поучаствовать в конкурсах.
На небольшую площадь с фонтаном впихнули манеж, где всадник на скачущем единороге показывал чудеса акробатики. Элексий с Севром понаблюдали за ним недолго, надеясь что тот свалится в фотнтан, но устав ждать, разочарованные пошли дальше.
Элексий с горящими глазами кидался в каждую толпу, стараясь при этом не упустить из вида товарища, который с постной миной шел позади, словно хозяин выгуливающий собаку в дождь.
 
У Севра начало неприятно гудеть в голове. Он не хотел смотреть, как мастера за считанные минуты делают и шкуры водяного птичек и кораблики. Его не впечатляли метатели кинжалов, в чьем мастерстве заставляли сомневаться капли крови на брусчатке. Ему не интересно было узнать свое будущее от общипанного сирина. Чесать пузико детенышу вепря он тоже не горел желанием. Он был на нервах от страха, что его узнают и волновался перед встречей с сестрой. Нужно было еще придумать, как встретиться с ней наедине.
Когда он оглянулся и не нашел в толпе Элексия, то, не теряя времени, поспешил к главной площади.
Север скользил в толпе, точно акула через косяк рыб. При виде его формы все спешили убраться с дороги, а потом скептически косились на слишком молодое лицо. Впрочем, долго внимание на нем не задерживали.
Север все же решил хоть как-то повысить скрытность и направился к коробейнику, обвешанному масками разных чудищ.
Невысокий упитанный мужичок в маске Пана заметил заинтересованный взгляд Севра и засеменил к нему. На каждой руке у продавца висели по две маски разноцветных чертей с выпуклыми глазами и выпирающей челюстью как у бульдога. На груди веером свисали еще три: щекастый хитроглазый кот-баюн, яркий сирин, и суровый берендей. На лотке лежали остальные: водяные, русалки, минотавры и еще несколько непознаваемых чудных морд. Выбрал он самую отпугивающую, под стать костюму. Продавец при виде татуировки без единой стрелы не выдал недовольства и с убедительной доброжелательностью вручил маску берендея и пожелал веселого вечера.
Север двинулся в самое жерло народного гуляния. Площадь пестрела лавками, круглыми столиками и заменяющими их бочками. Пахло то жженым сахаром, то выпечкой, то жареным мясом, то сразу всем вместе.
Стол для княжеской семьи растянулся поперек входа перед дворцом. По бокам через промежутки расположились столы для всякого рода начальников и их начальников. Не нужно было чутье, чтобы знать, где искать Гарью. Но Север все равно поинтересовался у своего дара ради приятной уверенности, что он движется точно к своей цели.
***
Гарья сидела за столом и старалась не выглядеть как призрак самой себя. Ибо подходившие с подарками гости ожидали хотя бы вежливой улыбки от новоиспечённой княжны.
В ее волосах теперь блестела серебряная диадема в виде змея с короной. Вышивка и бисер на платье переливались в свете желтых электрических фонарей. Все смотрели на нее. Гарья, ощущая себя самозванкой, с трудом удерживала себя на стуле.
Накануне она долго обдумывала их разговор с Лютомиром. И поняла, что он ее просто проверял на характер, припугнул, а она с перепугу повелась. Не дурак же он, чтобы весь город на подростка и на девку молодую оставить. Он всему ее научит. А она постарается. Гарья твердо решила полностью отдать себя новой судьбе. И окарину выбросила, чтобы лишний раз не вспоминать и не тосковать. Это не придало ей уверенности в своем решении.
Тем не менее, клятву она произнесла уверенно, как будто пообещала не просто быть с Аресием в горе и радости, а свернуть маленькому ублюдку шею, пока он спит. Его, в свою очередь, позабавила пафосная серьезность невесты, и он воспринял это как приглашение выпендриться. В самый важный момент, когда Гарья приблизилась к его лицу — настоящего поцелуя, на ее счастье, не требовалось, — он схватил ее за подбородок и поцеловал в губы. Девушка рефлекторно отпихнула оборзевшего юнца с такой силой, что тот растянулся на полу, растеряв костыли.
Теперь ей было стыдно. Мало того что раненого (хоть и поделом) калеку обидела у всех на виду, так еще и в лице будущего князя и мужа унизила. К ее облегчению по толпе пробежали одобрительные смешки, а не изумленный вздох. Зато Аресий из-за этого стал злее жабы в пересохшем колодце, обещая про себя найти каждого, кто посмеялся и прилюдно отпинать.