Женщина нашего времени

Брокер небрежно отмахнулся.
— Мы бы могли подписать в шесть или семь раз больше, — сказал он ей.
«Это, — подумала Харриет, — момент моего наивысшего головокружительного торжества. Это был день моментов торжества, но «в шесть или семь раз больше» — это было то, что она запомнила лучше всего.
Следующим важным делом для Харриет был ланч для группы наиболее влиятельных журналистов. К своему удивлению, она оказалась в странном положении, когда, произнося речь, превозносящую прошлое и будущее «Пикокс», увидела среди других Чарли Тимбелла. Харриет вспомнила Кретан Бич. Лицо Чарли было бесстрастным, когда он делал от руки короткие заметки.
— Дай обо мне хороший отчет в газету, Чарли, — попросила она после того, как закончился ланч.
— Я не знаю, — усмехнулся он в ответ. — Я должен быть профессионально беспристрастным.
Харриет вернулась в «Пикокс», чтобы дать еще несколько интервью. Некоторые из них были серьезными, некоторые — типа «Девушка Мейзу» делает хорошо». Она весело рекламировала себя.
Ее секретарша входила и выходила с кипами поздравлений. Было доставлено такое огромное количество цветов, что приемная как бы превратилась в благоухающую оранжерею.
Харриет была слишком занята, чтобы отвечать на звонки, но она поговорила по телефону с Кэт.
— Спасибо тебе, что ты верила в меня, мама. Ты знаешь, сколько сейчас стоят твои вложения в «Пикокс»?
— Да, дорогая. Харриет, правильно ли ты поступаешь?
— Выходя на публику?
— Я скорее имела в виду, правильно ли, что ты жертвуешь всю свою молодую жизнь на это? Харриет, ты слышишь?
Харриет вздохнула. Казалось, что беспокойство Кэт становится постоянным.
— Никакая это не жертва. Сегодня самый волнующий день в моей трудовой жизни. Дай мне насладиться этим и раздели это удовольствие со мной.
Кэт быстро и виновато ответила:
— Ну конечно же. Я твоя мать, Харриет. Я только хочу, чтобы ты была счастлива.
— Но я счастлива.
Вошла Сара и принесла еще цветы. Харриет стала читать визитку и увидела, что цветы от мистера Джепсона и от всех из «Мидленд Пластикс».
В шесть часов Харриет давала прием для сотрудников «Пикокс». Они собрались в ее офисе, пили шампанское и провозглашали тосты друг за друга и за успех компании. Харриет почувствовала, что она плывет по течению. Она пробралась к низкому столику, чтобы произнести благодарственную речь.
Она сказала им, что «Пикокс» никогда бы не продвинулся так далеко и не развивался бы дальше без их помощи, она напомнила им о долгих часах их работы и о ценности совместных усилий команды. Харриет была совершенно искренна, но даже в тот момент, когда она это говорила, она была убеждена, что «Пикокс» — это ее детище. Она смотрела на лица, повернутые к ней, лица Карен, Сары и Фионы, Грэма и Джереми и других. Она чувствовала их поддержку, любовь и верность, но ее гордость обладанием фирмой «Пикокс» была безраздельна.
Позже, когда прием закончился, Грэм Чандлер завел ее в тихий уголок.
— Я хотел бы узнать, — спросил он со своей обычной застенчивостью, — не позволите ли вы пригласить вас на обед сегодня вечером. Конечно, после того, как вы сделаете все, что должны здесь сделать.
— Я искренне сожалею, Грэм. Но сегодня я встречаюсь с Робином. Действительно, — она посмотрела на часы, — он сейчас будет здесь. Мы же можем сделать это как-нибудь в другой раз?
— Конечно, можем, — его лицо слегка покраснело.
Через несколько минут пришел Робин, и служащие «Пикокс» исчезли. Он повез Харриет на машине в ресторан, где они в первый раз обедали вместе, а в конце обеда он протянул ей маленький сверток в обертке «Асприз».
— Это, чтобы отпраздновать успешный выпуск акций и успешное профессиональное партнерство. Это также для того, чтобы отметить тот факт, что я люблю тебя.
Харриет открыла маленькую бархатную коробочку. Внутри была пара бриллиантовых сережек. Холодные сверкающие слезинки, которые полностью гармонировали с ее рождественским колье.
Она подняла глаза к лицу Робина:
— Они прекрасны. Они потрясающе красивы.
 
Робин перешел к другой стороне стола и снял с нее клипсы. Вместо них он вдел бриллиантовые капельки.
— Совсем как ты, — сказал он ей.
Харриет знала, что она не была красивой, но в этот вечер ей хотелось поверить, что она может быть красивой.
Была полночь, когда машина Робина — порш последней модели — подъехала к дому Харриет. Она посмотрела на часы и тихо рассмеялась.
— А не исчезнет ли все это, когда часы пробьют двенадцать?
Он наклонился и поцеловал ее.
— А разве это возможно? Ты же прекрасная добрая волшебница, а не Золушка.
Когда они подошли к ступенькам, ведущим к парадной двери, Харриет увидела, как из тенистого сада перед домом выступила более темная тень. Это ей смутно напомнило вчерашнюю ночную прогулку, которая казалась теперь отдаленной от этого момента гораздо больше, чем одним днем. Затем тень выступила вперед и приняла четкие очертания.
Это оказалась маленькая фигурка в бесформенном платьице из клетчатого ситца, джемпере с треугольным вырезом и белых носках. Харриет узнала школьную форму еще до того, как увидела самого ребенка.
А затем она медленно, с удивлением сказала:
— Линда? Линда, что ты здесь делаешь?
— Я убежала, — ответила Линда Дженсен. — Я получила ваше письмо и захотела вас повидать. Я прождала здесь уже много часов.
— О, Боже, — воскликнула Харриет.
Она протянула руку к Робину за поддержкой.
— Ради Бога, Линда, — она вдруг почувствовала, как она устала. Но тут вдруг она заметила, что Линда дрожит, и устало добавила: — Пошли, нам лучше войти в дом.
В теплой светлой кухне Линда пристально и холодно взглянула на Робина.
— А что он здесь делает?
— Это я пригласила его, — многозначительно сказала Харриет. — Садись на ту табуретку, Линда. Сейчас я приготовлю тебе горячий шоколад. Ничего не говори, я ничего не хочу слышать об этом, пока ты его не выпьешь. Затем мы попытаемся разобраться.
— Можно мне еще и тост? — спросила Линда. — Я, действительно, голодная.
Закончив есть, она перестала дрожать. Но глаза ее казались огромными на худеньком личике, а плечики в темно-бордовом джерси выглядели очень узкими.
Харриет понимала, какая же она маленькая, хотя она и пыталась вести себя, как взрослая. Она могла также представить себе, через что пришлось Линде пройти, чтобы вообще добраться до Хэмпстеда, и она почувствовала сожаление, что так резко встретила ее. Она подвинула другую табуретку поближе к Линде.
— Ну, так о чем ты хочешь рассказать мне?
Линда слегка пожала плечами.
— Я уже рассказала вам. Я хотела вас видеть.
— Я собиралась взять тебя на чай. — Харриет собиралась позвонить Ронни. Только еще не позвонила.
— Через сколько недель? Я не могу оставаться в этом месте. Оно ужасное, безобразное, то, что они заставляют нас делать, отвратительно.
Поверх головы Линды Харриет поймала взгляд Робина и должна была подавить улыбку.
— Видишь ли, почти все школы такие же.
— Неужели? Ну, с этой-то покончено. Я вам расскажу, что я сделала. Я просто перелезла через изгородь и отправилась пешком через город к вокзалу. Вы же знаете, есть приходящие ученицы, не живущие при школе, так что на меня никто не обратил внимания, когда я шла. Это было перед чаем, когда все счастливчики идут домой к тем людям, которые заботятся о них.
Глаза Харриет снова встретились с глазами Робина. Она протянула руку к темно-бордовым плечикам Линды.
— И о тебе заботятся люди, ты же знаешь это. Ну, продолжай.
— Я купила билет до вокзала Паддингтон и села в поезд. В купе какая-то женщина, от которой побежали мурашки, спросила меня, что я делаю одна, а я сказала ей, что я еду на назначенный прием у стоматолога-ортодонта на Харли-стрит и что шофер моего отца встретит меня, когда я сойду с поезда, — Линда улыбнулась, вспомнив это. — И она заткнулась. В Паддингтоне, когда я убедилась, что ее уже не видно, я села в такси, которое и привезло меня сюда. Путь был долгий, на это ушли все мои деньги. Но, по правде сказать, это были не мои деньги. У Арабеллы Мейкпис их целая пачка в ее противной сумке, и я взяла у нее немножко взаймы, на время. Вы отдадите Арабелле деньги за меня? — Лицо Линды выглядело застывшим. — Я не хочу, чтобы я оставалась ей должна. Интересно, она обнаружит, что у нее что-то пропало?