Женщина нашего времени
Харриет спрыгнула с письменного стола и сделала три-четыре шага к окну. Когда она повернула обратно, она снова прошла мимо новых досок «Мейзу» и коробок, сложенных на верху старого потрепанного шкафа для хранения документов.
Казалось, что они заполняли это пространство гораздо эффективнее, чем старые, радужные коробки.
Харриет задумчиво подняла доску. Она повернула ее, восхищаясь правдоподобием, которого достигли Грэм и мистер Джепсон.
«Мейзу».
Она подумала о Саймоне. Скверный это был поступок — лишить его уединения. Она достаточно ясно осознавала это. Однако она оправдывала себя тем, что это хороший поступок. Как она уже говорила Грэму, фирма «Пикокс» собиралась сделать это. Было уже достаточное количество заказов, чтобы компания приносила устойчивый доход. И заказы снова будут сделаны еще до того, как игра официально появится на рынке, еще задолго до Рождества.
Первое препятствие было успешно преодолено. Если бы она могла определить равновесие прямо сейчас, чтобы не производить слишком много игр, которые невозможно будет продать, и чтобы не производить их в недостаточном количестве, так как при этом невозможно обеспечить быструю поставку их в магазин для удовлетворения спроса.
Харриет шагала туда и обратно, сжимая в карманах кулаки.
Она украла историю Саймона, превратив его трагедию в рыночный товар. Но она защищала самого Саймона. Она не гордилась тем, что она сделала, но она была практичным человеком. «Мейзу» продавалась лучше и быстрее, чем она когда-либо рассчитывала. Харриет хмурилась, но шаги ее были упругими. Она чувствовала себя заряженной энергией, которая исходила от нее и зажигала все, к чему она прикасалась. Это чувство подходило ей. Она была сильной. Она чувствовала себя более счастливой и была более оживленной, чем когда-либо раньше в жизни.
«Итак, — подумала Харриет, — возможно, уже пора прекратить быть осторожной, практичной и деловой». Она вернулась к своему письменному столу, забыв о Саймоне и о необходимости сбалансировать спрос и предложение. «Хотя бы на один вечер или что-нибудь в таком роде», — сказала она себе.
Она не видела Робина Лендуита довольно давно. «Лендуит Эссоушиэйтс» ссудила необходимый капитал для переделки и нового запуска в производство «Головоломки», а затем оставила ее заканчивать работу. По-видимому, Джереми Крайтон докладывал им обо всем.
Харриет села, скрестив ноги в мягкой черной коже, и набрала номер Лендуитов. Она перестала хмуриться и вместо этого озорно улыбнулась.
— Робин? Это Харриет. Я думаю, наступила моя очередь угостить вас обедом, не так ли?
— Какая прекрасная мысль! — Ей нравился его голос даже по телефону, она это ясно поняла. — Я сейчас загляну в свой календарь.
Улыбка Харриет стала еще шире.
— Я говорю о сегодняшнем вечере, Робин.
В его голосе прозвучало удивление:
— Сегодня вечером? Ну, я боюсь, что я не…
Она ждала. Она почти слышала, как он думает. А затем, через минуту:
— А почему бы и нет? Куда бы вы хотели пойти?
— Сегодня я приглашаю. Помните? — ответила Харриет.
Она назвала французское бистро, часто посещаемое журналистами и издателями, и одно из наиболее любимых ею. Она была уверена, что Робин никогда не слышал о нем.
— Буду ждать с нетерпением, — сказал Робин.
Харриет удовлетворенно повесила трубку. «Чувствовать себя сильной, — подумала она, — это значит и быть сильной».
Сначала Харриет договорилась встретиться с Лизой, чтобы что-нибудь выпить. Они назначили свидание неделю назад, и винный бар, который они выбрали, был довольно близко от французского бистро. Харриет попрощалась с Карен и Грэмом и впервые покинула офис «Пикокс» первой, а не последней.
Войдя в конюшни, она посмотрела на шапки высоких деревьев, видневшиеся над крышами, и решила, что не будет ждать автобуса, а пойдет пешком.
Был светлый, теплый вечер, как раз такой, как ей нравилось, когда лето еще только наступило и все было свежим и зеленым, а город был заполнен жителями Лондона, которые радовались хорошей погоде.
Харриет миновала высокие обваливающиеся террасы ближайших окрестностей, куда свет солнца выманил жителей сомнительного вида из зашторенных комнат, которые более открыто появились на парадных ступеньках между облупленными оштукатуренными колоннами и где полицейские парами, в одних рубашках, без мундиров, прогуливались вверх и вниз. Она перебежала через главную дорогу между мелькающими красными автобусами, слегка ощущая неприятный запах теплого гудрона, который ясно напомнил ей об одной детской игре на улицах, похожих на те, по которым она только что прошла.
Впереди нее, за оградой, был парк. Тень деревьев, когда она достигла ее, манила прохладой. Харриет сняла свою куртку на молниях и пошла дальше в белой футболке, держа на одном пальце переброшенную через плечо куртку.
Трава была сочной после сырой весны, но попадались маленькие голые пыльные участки под большими деревьями. Хищные городские белки охотились в пыли, а затем очень плавно взлетали по стволам деревьев вертикально вверх, что делало стволы похожими на лепные колонны. Их не беспокоили любители бега трусцой, пробегающие мимо и разгоняющие горячий воздух на своем пути. Харриет улыбнулась и пошла дальше тем же шагом, а в голове у нее не было никаких мыслей.
Было приятно идти без тяжелого портфеля сбоку, не думая о работе, которую нужно было немедленно сделать. Она чувствовала себя так, как будто у нее был маленький праздник. Вечер в перспективе был многообещающим, даже встреча с Лизой казалась приятной. Они не часто виделись без посторонних, вдали от красивых интерьеров на Сандерленд-авеню.
Когда Харриет достигла противоположной стороны парка, она заметила группу людей, которые собрались у высоких ворот в том месте, где гораздо более узкая тропа уходила в сторону через плотный кустарник. Когда Харриет подошла поближе, она увидела, что это были, главным образом, возвращающиеся домой служащие офисов, которые, как и она, выбрали кратчайший путь. Они стояли кольцом вокруг пожилой женщины, которая плакала. Слезы катились по ее лицу, и она не делала никаких попыток остановить их. Женщина-полицейский держала ее за руку, а мужчина-полицейский слушал человека в костюме, который описывал, что он увидел. Когда Харриет поровнялась с ними, полицейская машина развернулась и уехала через ворота парка, мелькнув синими огнями.
На женщину напали, вероятно, сзади, схватив за горло под прикрытием густых кустов. Харриет прошла мимо, подчеркнуто глядя в другую сторону, чтобы женщина не подумала, что ее разглядывают. Большего сделать было невозможно.
Такое зрелище, увиденное ею, изменило восприятие этого вечера. Она поняла, что мокрое от слез лицо женщины будет стоять у нее перед глазами. Двойные ряды деревьев парка были такими же опасными, как сонная, покрытая копотью другая сторона улицы. «И все же, — подумала Харриет, — это было тем самым больным местом, которое обострило ее стремление к восхитительной привлекательности светской части города».
Снова откуда-то из-за деревьев послышался шум уличного движения. Она продолжила свой путь менее окрыленной, чувства ее обострились, и она даже ощутила, как проникает через ее тонкие туфли тепло от тротуара. Теперь она проходила мимо больших магазинов, из роскошных витрин которых смотрели поверх ее головы представляющие собой живописную картину манекены в летних нарядах.
Когда Харриет подошла к винному бару, она увидела, что столики растянулись уже до мостовой. Каждый стул около столиков был занят, слышался гул голосов и смех посетителей, ведущих себя так, как будто бы Лондон был средиземноморским городом. Харриет протискивалась между столиками, но Лизы нигде не было видно. Она вошла через открытые двери и стала всматриваться в темную глубину бара. Там она и увидела Лизу, сидевшую на высоком табурете, придвинутом к стойке бара. Она разговаривала с каким-то мужчиной, и прошло не менее двух секунд, прежде чем Харриет с тревожным чувством поняла, что этим мужчиной был Лео.