Женщина нашего времени
Робин смотрел на нее через искусственной свет свечи. Он видел лицо, которое было слишком заостренным, чтобы быть красивым, однако, казалось, что оно предлагает различные интересные возможности. Робину нравилось не только любить, но и обладать женщинами в отличие от отца, а сейчас ему нравилось то, что он видел в Харриет. Ее декларация о предпочтениях не произвела на него впечатления, потому что он слышал такие слова от всех, желающих стать предпринимателями.
— Я думаю, вас ждет успех, — сказал Робин. «Если я смогу повлиять на Мартина», — добавил он про себя. И он был почти убежден, что сможет.
Они больше не говорили о деньгах или о фирме «Пикокс» и ее перспективах. Робин заказал шампанское с такой этикеткой, какую она никогда не видела на бутылках и которая, казалось, была от руки расписана разбросанными цветами. Она была чувствительна к шампанскому. Пузырьки всегда доходили до ее головы, и сегодняшний вечер не был исключением. Она подумала, выбирая еду из меню с достаточно устрашающими ценами, что будет невозможно забыть волнение на Ярмарке игрушек и катастрофу в финале. Однако после двух бокалов шампанского и поданного на белом плоском блюде салата из артишоков и куропатки с орехами, прекрасного, как картинка, гнетущие мысли о прошедшем дне исчезли. Их заменили бесконечное чувство благополучия и прекрасный аппетит.
«Какого черта», — подумала Харриет.
Робин с одобрением посмотрел, как она набросилась на еду. После куропатки и артишоков снова пришла очередь шампанского. Харриет вздохнула и откинулась на спинку стула, высвободив пятки из туфель. Ее ноги, казалось, выросли после четырех дней стояния возле стенда. У нее также болели спина и плечи, однако пузырьки шампанского, пощипывающие горло, разгоняли боль.
— Вы были голодны, — прокомментировал Робин.
— У меня не было времени поесть. Бутерброды и мерзкий кофе — вот и все.
Робин, как гурман, автоматически содрогнулся. Он проявлял такой же, почти научный, академический интерес к пище и винам, как к движению денег на рынке. Были изучены и то, и другое, а также их преимущества, и всем этим следовало наслаждаться. Однако сегодня он сосредоточился на Харриет и поэтому едва замечал, что ел. Он видел, как она постепенно смягчалась, пока они разговаривали и пили. Но не больше. Ему хотелось понять, что она так усиленно скрывала в себе, и эти размышления волновали его. Он подвинулся в своем мягком кресле.
— Сколько времени вы были замужем? — спросил он.
Лео запаковал свою аппаратуру в серебристые металлические ящики и посмотрел на часы. Это были часы, которые Харриет подарила ему на Рождество в прошлом году. Они представляли собой смесь кнопок и сигналов, водонепроницаемые до глубины в двести метров, а Лео любил все виды механизмов и устройств. Часы Робина Лендуита, появляющиеся из-за манжета бледно-голубой рубашки, были по сравнению с ними столь тонкими и тусклыми, что их вообще трудно было заметить. Лео посмотрел на часы, пробормотал что-то насчет опоздания на какое-то другое свидание и поцеловал Харриет в щеку. Она почувствовала облегчение, видя, что он уходит, а Натали и Кэролайн проводили его тоскующими взглядами.
— Я была замужем около четырех лет. Мы разошлись несколько месяцев назад. Такое решение удовлетворило нас обоих.
Робин догадывался об этом, однако его охватило некоторое чувство удовлетворения от того, что он получил подтверждение.
— Вы должны попробовать пуддинги, — предложил он ей, — они здесь очень хороши.
Потому что он был так молод, его приказы насчет того, что ей следует есть, забавляли Харриет, однако она благодарно подчинилась.
— Что мне взять?
Он выбрал за нее и заказал вино для обоих. Принесенное вино было цвета темного золота и выглядело густым, но Харриет показалось, что у него вкус меда и цветов.
— Хорошее вино, — похвалила она.
— Да, это так, — улыбнулся Робин.
На десерт у нее было пять различных крошечных пудингов с лепестками из крапчатого малинового соуса между ними. То, что пища может быть такой же красивой, как и вкусной, было для Харриет новостью. Она прикрывала глаза, когда пробовала на вкус каждый из пудингов, и брала кончиком чайной ложечки красные и похожие на крем капельки лепестков. Ее поразила мысль о том, что удовольствие, которое она получает от такой еды, является чувственным, то есть таким удовольствием, которое создается изобретательной любовью.
Она подняла глаза и встретилась взглядом с Робином. Она протянула ему ложку, чтобы и он попробовал. Он оценил оба блюда, а также ее удовольствие от них.
— Все было удивительно, — сказала она.
Робин наклонил голову:
— А теперь?
— Теперь мне надо идти домой. Завтра на работу.
Назад в запущенный «Степпинг» и к унылой перепроверке книги заказов на «Головоломку». Назад к необходимости решать, планировать и искать пути продажи большого количества игр. Повеяло холодом беспокойства, что было особенно неприятно в роскоши ресторана. Харриет отбросила эти мысли и вместо этого начала рассматривать лица за другими столиками, решив, что она может позволить себе сбежать от всего этого хотя бы на вечер.
— Как называется это место?
Робин ответил ей, и она подумала, что, должно быть, слышала о нем.
— Я не знала его.
— А теперь знаете. Я очень рад, что именно я привел вас сюда.
— Спасибо, — поблагодарила Харриет, понимая это.
Ей было приятно в его обществе. Он дал ей возможность выговориться, не подвергал перекрестному допросу и рассказал немного о себе. Немного, его стиль нельзя было назвать исповедальным. Он управлял этим вечером, начиная с его ничего хорошего не предвещавшего начала, с довольно милой искусностью.
— Я думаю, что мы с вами живем в достаточно разных мирах, — промолвила Харриет наполовину для себя.
Она все еще смотрела на выхоленных посетителей за другими столами. Слово «деньги» было написано здесь так ярко на своем доступном для зрения коде, как и в офисе Мориса Лендуита. Вместе с Лео они годами ели в шумных итальянских ресторанах вдоль греческой полосы на Шарлотт-стрит и в маленьких, пропахших чесноком французских ресторанах. Слишком поздно она осознала, что Робин может представить себе, что она предлагает ему благоприятную возможность пригласить себя еще в несколько мест из его жизни, которой можно позавидовать. Однако, если бы он и подумал о чем-нибудь таком, он был слишком тонким, чтобы показать это, не зная ответа заранее.
Он только сказал:
— Не пытался определять «миры» по ресторанам. Это соблазнительная мысль, но уж слишком поверхностная. Я посещаю различные места. Я уверен, что вы поступаете также.
— Да, любые, — согласилась она.
Он нравился ей все больше.
— Робин, я должна идти.
Проверив, он оплатил счет, который, по оценке Харриет, должен был быть гигантским. Затем он отодвинул ее кресло и повел ее по направлению к двери, держа под локоть так же, как и тогда, когда провожал ее из офиса отца. Его отличали прекрасные, слегка старомодные манеры.
На улице шел дождь, и от стояния на мокром тротуаре при холодном ветре после ресторанной интимности они почувствовали себя неуютно. Робин открыл большой черный зонт и держал его над их головами. Как и предполагала Харриет, через секунду такси с желтым огоньком обогнуло угол. Когда оно остановилось, Робин открыл перед ней дверь, спросил ее адрес и повторил его шоферу.
— Все в порядке?
— Конечно, я получила удовольствие от сегодняшнего вечера.
Харриет могла предвидеть, что произойдет вслед за этим, но в тот момент, когда это произошло, она была удивлена. Робин наклонил голову и поцеловал ее в губы, очень легко, а затем он запечатлел еще два поцелуя в уголки губ. Весь процесс занял не более трех секунд. Харриет вскочила в такси, он закрыл дверь, и шофер повез ее прочь. Она села на свое место и, затаив дыхание, попыталась понять, что же с ней случилось.
— На меня он свалил все сразу, — скептически сказала она Джейн при следующей встрече, — как подросток с предметом обожания из своего класса.