Женщина нашего времени

В его глазах Харриет увидела весь мрачный спектр его чувств — от отвращения до страха, быстро спрятанного и не желающего, чтобы его заметили. Она наклонилась, чтобы ее лицо было на том же уровне.
— Все в порядке, — вежливо сказала она.
Она не знала, из-за чего она должна успокаивать его.
— Что вы имеете в виду?
Он не хотел пропустить ее через маленькую щель в его броне. Харриет сожалела, что нет обезоруживающего действия ее прошлого визита или сглаживающего действия виски. Трудно придумать предлог для виски в три часа дня.
— А где моя игра? Моя игра из доски от упаковочного ящика?
— Она в безопасности. Она дома, но я могу вернуть ее вам, если вы этого хотите.
— Нет. Странно. Она была вместе со мной так много лет. А я почувствовал себя лучше, когда ее не стало дома.
Он вынул воротца из пазов и покачал их на своих ладонях. Потом он сдвинул мусор, чтобы очистить место на столе, и выложил белые косточки в линию, создав ряд букв Y. По два узких пути расходились от каждого широкого пути, предлагая выбор.
— Вы бы лучше сели поудобней, — предложил он ей, — и рассказали, зачем вы приехали.
Харриет рассказала ему все, начиная с первых планов, которые она строила в одиночестве в своей арендуемой квартире, до утреннего спора с мистером Джепсоном. Ее слова текли очень быстро, она не обдумывала их и не пыталась говорить с выражением. Она просто рассказывала Саймону все, что произошло. Она быстро, пылко, на одном дыхании излила все, что накопилось в ней. А когда она закончила, наступила тишина. Это было очень холодное и тяжелое молчание после ее пылкой речи.
— Вы позволили мне делать с ней все, что захочу? — очень скромно промолвила она.
— Я знаю. Я это сказал. Я имел это в виду.
Саймон изучал ее лицо. Он подумал, что в течение того времени, которое прошло после ее последнего визита, она вспоминалась ему более хорошенькой, чем она была на самом деле. Он почему-то перенес мягкие черты цветущей Кэт на тонкие и заостренные черты лица ее дочери. Кэт никогда не выглядела такой угрожающе жаждущей, как эта девушка.
— Саймон, — напомнила она ему голосом, который еще нес эхо голоса ее матери, а ее лицо несло отпечаток кого-то другого.
— Что?
— Я… — Харриет оборвала слова.
Смотря на свою игру, она видела, что «Головоломка» выглядит бессмысленно, а ее коробка — безвкусно. Она была неправа, что привезла все это Саймону в надежде, что получит одобрение и вызовет восхищение своим трудолюбием и умом. Для него его игра была лагерем в Шамшуйпо, и ничего нельзя было сделать с этим его скрытым и неколебимым восприятием.
Необходимо было помнить еще и другое. Саймон не был ее отцом. Она не имела права на дочерние ожидания и не должна была возмущаться недостатком отцовской гордости. Он не мог быть ее отцом, как бы сильно она не хотела этого.
— Извините, — сказала она, — вы считаете все это не очень интересным, не так ли?
Он закашлялся от взрыва смеха:
— Я не пытаюсь оценивать. А что, собственно, вы хотели бы, Харриет.
Тогда она перешла на деловой тон:
— Я хочу наладить коммерческое производство вашей игры под названием «Головоломка».
Она продолжала, четко разъясняя свои планы. Она не могла понять, слушал ли ее Саймон, однако под конец он сказал:
— Я понял.
— До того, как я смогу сделать все это, я должна установить, кто владеет правами на эту игру. Как мы знаем, они ваши. Вы можете предоставить их мне на определенный срок. Вы можете их полностью передать мне. Или мы можем прийти к какой-то другой договоренности. Но мы должны сделать это по закону. Вы меня понимаете?
— Я, конечно, старый, но я не дурак. Какой документ я должен подписать? Потому что я не хочу ничего делать, вообще ничего, кроме того, что я здесь делаю. Вы понимаете меня?
Они внимательно посмотрели друг на друга. Саймон приподнялся на своем сидении, как бы защищая свою ограниченную территорию.
Харриет сказала:
— Да. Вы только должны подписать один простой документ, если хотите полностью передать права. Если мы составим более сложное соглашение, то это может потребовать совместного визита к адвокату.
 
Она старалась быть беспристрастной. То, что она хотела сделать, было законно, однако она нуждалась в простейшем решении, которое не оставит лазеек.
Саймон вздохнул:
— Вы можете получить его. Как я вам и сказал в первый раз. Дайте мне то, что я должен подписать.
Он понял ее намерение. Он был достаточно проницательным, чтобы сообразить, что она не предпримет такого путешествия, не подготовившись. Харриет почувствовала себя нечистоплотной, вынимая бумаги. Она получила рекомендацию юриста, не Генри, а специалиста в этом вопросе. Она передала свой простой и недвусмысленный договор. Возникла заминка, пока Саймон шарил в поисках очков, а затем читал текст, который она ему предложила.
Наконец он поднял глаза:
— Похоже, что это сделано очень основательно, — заметил он.
Он взял ручку и подписал.
— Это должно быть засвидетельствовано.
— Вы думаете, я изменю своему слову?
Она склонила голову.
— Нет.
— Ко мне больше не будет вторжений.
— Нет, я обещаю. Мы только должны решить между собой, какова будет ваша доля в доходах.
Послышался сухой звук, не похожий ни на кашель, ни на смех.
— Что я буду делать с этими доходами, Харриет?
Она почувствовала себя не в своей тарелке.
— Согреете свой дом. Отремонтируете крышу.
— А если я тебе скажу, что я и так счастлив.
— Так ли уж? — и когда она произнесла это, она почувствовала свою наглость.
Он сегодня не захотел создать между ними дружелюбной атмосферы с помощью виски.
— Деньги еще никому не приносили вреда, — защищалась она.
Саймон сгреб Y-образные воротца в кучу и пересыпал их из своей ладони в коробку макета. Он аккуратно собрал все детали вместе, накрыл крышкой и протянул Харриет.
— Возьмите свою игру.
Она была свободна. Ну хорошо, она поделит деньги между ними так и тогда, когда придет для этого время, до которого еще, казалось, очень далеко. Харриет боялась всего, что она должна была сделать до того, как оно наступит.
— Спасибо за то, что вы дали мне игру, — сказала она тихо. — Я вам очень благодарна.
На этот раз его сухой смех перешел в кашель.
— Вам нужно лекарство от этого, — назидательно произнесла она.
Лицо Саймона изменилось. Он откинулся на спинку стула.
— Говоря так, вы становитесь похожи на свою мать. Подойдите.
Она подошла к нему. Он поднял ее руку и на минуту задержал ее возле своей щеки. В следующее мгновенье он раздраженно одернул себя и выпрямился на стуле:
— Вы хотите идти своим путем.
«Это прикосновение было отцовским жестом», — подумала Харриет. Она вдруг почувствовала себя легче и счастливее.
Он проводил ее до парадной двери, быстро взглянул на дождь и отступил в темноту своего дома. Харриет простилась с ним и направила машину по автостраде в Лондон.
В следующий месяц Харриет работала больше, чем когда-либо в своей жизни. До последней недели февраля с помощью дирекции Ярмарки игрушек она отправила по почте пять сотен рекламных комплектов каждому закупщику, в каждый универмаг, где могли бы проявить интерес к «Головоломке». Она разработала оформление для большого ярмарочного стенда из белого парашютного шелка и черного поливинилхлорида и контролировала его изготовление.
Она хотела, чтобы блестящие черные кривые и белые, как облака, волны поддерживали ее торговую марку в виде солнечных лучей. Она нашла команду дизайнеров, которые сделали огромную торговую марку из полистирола и раскрасили ее в те же цвета радуги, что были и на коробке. Она имела несколько десятков готовых коробок, которые в изобилии будут расставлены на полках солнечных лучей. Через агентство она наняла двух девушек, которые будут работать на стенде вместе с ней. Вспомнив о прическах Сэнди и ее подружки, Харриет выбрала молодых студенток на неполный рабочий день, из волос которых можно сделать такие же прически в виде кивающих слив.