Женщина нашего времени
Не каждый раз он добивался своего. Иногда Джеймс или Кристофер или какой-нибудь другой финансист в какой-нибудь организации поднимал глаза от досье, подготовленного Робином, и спрашивал, сузив глаза:
— А ты не преувеличиваешь все это, Робин? Мне кажется, что все не так уж плохо.
Тогда Робин с сожалением кивал и украшал свои доказательства еще несколькими гладкими преувеличениями. Некоторые из этих преувеличений, если бы они были достаточно разработаны, могли бы квалифицироваться как ложь, но Робин был очень, очень искусным лжецом.
Под конец он складывал свои бумаги и говорил:
— Это так, Крис. Мы все восхищаемся Харриет Пикок, и ее способности бесспорны. Но как председатель я несу ответственность перед держателями акций и будущим компании…
Кристофер, Джеймс и другие не видели темных пятен под рукавами рубашки Робина, потому что его отлично сшитый пиджак скрывал их. И они даже не подозревали о восхитительном адреналине, бегущем по его венам, когда он убеждал их. «Нервное возбуждение лучше, чем секс», — думал Робин. Даже лучше, чем тогда, когда он занимался любовью с Харриет в своем кабинете за неделю до выпуска на бирже акций «Пикокс».
Конечно, в конце концов, он получил то, что хотел, потому что он всегда это получал и всегда будет получать.
Численность индивидуальных владельцев акций «Пикокс» составляла от трех до четырех процентов. Он подсчитал, что ему необходимо переманить в свой лагерь всего четырех главных держателей акций. Четыре финансиста, представляемые Джеймсами и Кристоферами, давали ему необходимый пятьдесят один процент.
После последней встречи Робин вернулся в свой офис и запер досье в стол. Он на минуту присел и задумался. Наиболее деликатные переговоры были уже завершены, и ему придется иметь дело с менее знакомыми и предсказуемыми людьми, чем финансисты главных страховых компаний. Но по опыту он знал, что семьи представляют собой значительно более плодородную почву, чем финансовые организации, для посева его семян подозрений и разногласий.
Планы и потенциальный приз, если он хорошо сделал свою работу, интересовали его даже больше, чем все призы, которые он когда-либо в жизни получал. Это был вызов ему. Он знал, что простые люди не всегда выбирают простые цели.
Робин вышел из-за стола, подошел к низким полкам, на которых среди сувениров и всякой мелочи стоял, прислоненный к стене, самый первый вариант «Мейзу». Это была первая сверкающая черная пластиковая модель, которую Харриет окрестила «Головоломкой» и которая не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Ему нравилось смотреть на нее сейчас, потому что она напоминала ему, что Харриет тоже может проигрывать, чему бы не поверили ее сторонники.
Именно провал «Головоломки», а также ее перерождение в «Мейзу» дали в его руки самую сильную карту в его игре, в которую он играл с Харриет. Робин улыбнулся, когда подумал об этом. Кроме всего прочего, он любил выигрывать.
Он взял «Головоломку» и установил положение ворот перед тем, как выпустить шарики, которые гремели, катясь по дорожкам, ведущим к местам их назначения. Когда они остановились, он увидел, что просчитался, что желтый шарик проник перед синим не в ту прорезь.
Робин, все еще улыбаясь, поставил доску назад и вернулся к столу, оставив цветные шарики и блестящие фишки в неправильном положении. «Это было типично для Харриет, — подумал он, — и, возможно, для того старика, о котором она так неудачно побеспокоилась, представлять, что эта игра является в некотором роде метафорой жизни».
Робин не представлял своей жизни в виде какого-то лабиринта. Скорее, это был прямой и правильно выбранный путь, по которому он уверенно продвигался прямо к цели для своего собственного удовольствия. Если какие-то препятствия появлялись на его пути, то они могли быть отодвинуты в сторону, а если путь отклонялся, то его можно было, приложив определенные усилия, повернуть снова в нужном направлении.
Восстановление, в конце концов, своего прямого пути — вот в чем заключалась сейчас его задача. Харриет нарушила его равновесие, она отказала ему, и он не мог потерпеть этого.
В непонимании этого и заключалась ошибка Харриет.
У Харриет было все готово. Грэм, Джереми и другие были подготовлены к ее недельному отсутствию. Уинвуд, казалось, работает приемлемо, в сумку упаковано ее платье для вечера награждения. Она даже увиделась в Хитроу с Линдой, улетающей на пасхальные каникулы в имение Клэр в Бел-Эйр.
Линда демонстрировала хорошее знакомство опытного путешественника с терминалом дальних рейсов и со всем, связанным с полетом. Она сняла значок, объявляющий ее «несовершеннолетним без сопровождения», почти сразу же после того, как его прикололи ей на лацкан, и спрятала его в карман. Она подняла голову и посмотрела на табло отправлений.
— Смотрите. Еще даже посадку не объявили. Харриет, можно я куплю что-нибудь почитать в полете? Магазин в конце зала.
— Я куплю тебе детскую книжку, — доброжелательно предложила Харриет.
Линда бросила на нее сердитый взгляд:
— Спасибо. Хорошо бы пару журналов.
Они вместе протиснулись через толпу. Магазин предлагал стену книг в мягком переплете с золотыми надписями, выставку чайных полотенец с изображением британского флага и пластмассовых лейб-гвардейцев. Линда схватила Харриет за рукав.
— Посмотрите! — закричала она.
Опытные глаза Харриет уже увидели это и тоже зафиксировали содержание витрины. Здесь был волчок в одном конце витрины, один из выпускаемых ею волчков, украшенный перьями «Пикокс», а полки были плотно заполнены ее играми. «Мейзу» в блестящей упаковке, создавшей производственные проблемы, «Мейзу» в черном с серебром роскошном исполнении и «Тревога» в старой, не удовлетворяющей ее упаковке.
Харриет сказала:
— Да, аэропорты — это хорошее место для торговли.
Линда уже спешила к волчку. Она наводила порядок на полках, передвигая игрушки на те места, которые были не заполнены. Японская пара стояла неподалеку, рассматривая «Мейзу» для путешественников.
— Это, действительно, очень хорошая вещь, — сказала Линда, встав прямо перед ними. — Вы должны купить ее.
Они отступили от нее, с трудом удерживая «Мейзу» в руках, занятых пачками песочного печенья в клетчатой упаковке.
— Линда! — возмущенно позвала Харриет.
— Ну и что? Это же торговля, так ведь? Разве вы не испытываете гордости, видя, как люди покупают ваши изделия? Я горжусь вами. Это все равно, что видеть папу в кино. Разве вы не можете гордиться своим делом?
— Да, я чувствую гордость. Конечно. Но я не говорю об этом.
«Так же, как и о том удовольствии, которое испытываю, услышав, что Линда связывает меня с Каспаром на одном восторженном дыхании», — подумала Харриет. Однако это не отрицало реальности такой ситуации. Она улыбнулась Линде.
— Я возьму тебя в свои торговые агенты.
Пришло время посадки на ее рейс. Харриет проверила, на месте ли ее паспорт, билет и посадочный талон.
— Это не настоящее прощание, — сказала Линда, — потому что вы скоро будете в Лос-Анджелесе. Это будет так замечательно — увидеть вас там.
— Это только на неделю, — предупредила Харриет. — Я не знаю, как часто мы сможем видеть друг друга. Ты будешь со своей мамой…
«А я подружка твоего папы», — деликатно не добавила она.
Линда отреагировала мудро:
— Клэр нравится то, что делает меня счастливой. Вы, кажется, делаете меня счастливой. Не волнуйтесь, это мы устроим.
Ее хорошее настроение, ее доверие и привязанность доставляли Харриет удовольствие. Линда, казалось, была уже не тем мятежным ребенком, которого она встретила у Лендуитов.
— Увидимся в Лос-Анджелесе.
Они крепко обнялись, не как мать и дочь, но и не так, как сестры. «Во всяком случае, не так, как я с Лизой», — подумала Харриет. Она смотрела и махала рукой, пока Линда не скрылась из виду.
Пришел последний день перед ее собственным отлетом. На этот день было запланировано телевизионное интервью, после которого она отправится в аэропорт.