Шантажистка
— Я просто не могу позволить тебе сделать это, Уильям. Это безумие чистейшей воды.
— Ценю твое участие, однако решение уже принято. Я подпишу любой отказ от права на собственность, какой потребуется, но продажа должна состояться к пятнице. Если ты откажешься, я просто найду другого поверенного.
Минут десять мы препираемся, но в конце концов Руперт соглашается выслать договор первым же делом в понедельник утром. Благодарю его и отключаюсь, пока он вновь не начал меня отговаривать.
Один звонок сделан, второй на очереди. Набираю номер Фионы.
— Ну наконец-то, — рявкает она вместо приветствия. — Где тебя носило?
— Лучше не спрашивай. Полагаю, ты хочешь поговорить о статье в газете?
— Так ты ее уже видел?
— Видел-видел.
— И тебе известно, что на ее основании нам придется завести дело?
— Известно.
— Я не считаю тебя виноватым, Уильям, но мы обязаны соблюдать правила — просто на случай возможных осложнений. Это ты понимаешь?
— Избавлю тебя от хлопот, Фиона. Я подумываю о сложении полномочий.
— Прости, что ты сказал?
— Думаю о сложении полномочий. Вся эта заваруха не прошла для меня даром, и расследования мне уже не выдержать.
Как и Руперт, Фиона на какое-то время лишается дара речи.
— Но почему? — вздыхает она наконец. — Ты же сказал, что за этим идиотским видео ничего нет!
— Ничего и нет. По правде говоря, благодаря ему я понял, что мне не очень-то и хочется оставаться политиком.
— Черт, Уильям, но ты же прекрасный политик!
— Да конечно! — фыркаю я. — Брось, мы оба знаем, что это неправда.
Не дожидаясь ее возражений, предлагаю обсудить мои планы в понедельник утром. Она соглашается на встречу, однако из-за слабого сигнала разговор прерывается досрочно. Если честно, об отставке я всерьез вовсе не задумывался, но, надеюсь, после такой угрозы Фиона оставит меня в покое, пока я не определюсь со следующим шагом.
Возвращаюсь на свое место. Клемент задумчиво смотрит в окно.
— Ну, привет-привет, — бормочет он.
— Это ты к чему?
— К тому, больно долго блюешь.
— Я не блевал. Выкидывал белый флаг.
Взгляд великана свидетельствует, что он не в настроении для загадок.
— Я велел своему поверенному продать обе недвижимости Габби.
— Что? — взвивается он. — Какого черта?
— С меня хватит, Клемент. Она выиграла, и я хочу побыстрее покончить со всем этим.
— Нет, этому не бывать! — рявкает Клемент.
— Весьма признателен тебе за помощь, но это мое решение, и оно не подлежит обсуждению.
К моему беспокойству, вид у него даже более взбудораженный, нежели прошлым вечером перед дракой.
— А с меня не хватит, Билл! Ты, может, и сдался, но я-то хрен уступлю!
— Но что тут поделаешь? Она победила.
Внезапно он подается вперед и тычет мне в грудь пальцем, причем весьма ощутимо. Не понимаю почему, но мое решение определенно привело его в ярость.
— Она не победила, ни в жизнь! А тебе нужно отрастить яйца!
На языке вертится достойный ответ, но меня всерьез беспокоит, что верзила пробьет мне пальцем грудную клетку, и я пытаюсь умиротворить его.
— Слушай, Клемент. Я очень ценю твою помощь, но ты должен понять, что на кону мое будущее. Если правда о Габби выплывет наружу, мне точно конец. Риск слишком велик.
— И ты думаешь, что она будет держать язык за зубами, если получит свое?
— Надеюсь на это.
— Надеешься? Я тебя умоляю! До сих пор она как будто не очень-то придерживалась правил, а?
— Да что ж я могу поделать-то?
— Можешь хотя бы оказать сопротивление. Черт возьми, у нас еще шесть дней, чтобы что-то придумать!
Даже если мое поведение и отдает пораженчеством, другого выхода все равно ведь нет. А уж почему из-за моего решения так переполошился Клемент, остается только догадываться.
— Прости, что спрашиваю, но почему для тебя это так важно?
— Потому что важно, и все, — огрызается он и наконец-то отстраняется.
По крайней мере, угомонился. Выругавшись пару раз сквозь зубы, он возвращается к созерцанию морских видов за окном. Мне сказать больше нечего, и воцаряется напряженная тишина.
Проходят минуты, молчание становится тягостным. Более не в силах его сносить, я решаю снова прогуляться по палубе. И когда уже собираюсь встать, Клемент вдруг опять подается вперед и заговаривает:
— Слушай, ответь на одни мой вопрос, и я навсегда оставлю тебя в покое.
— Ладно, — несколько неуверенно отвечаю я.
— Но если не сможешь ответить, тогда пересмотришь свое решение. По рукам?
Терять мне как будто нечего, и я соглашаюсь:
— По рукам.
Великан пристально смотрит мне в глаза и произносит:
— Итак, вопрос: почему именно сейчас?
Я озадаченно нахмуриваюсь, и он поясняет:
— Почему она затеяла это именно сейчас?
— Не понимаю.
Клемент раздосадовано потирает висок костяшкой пальца.
— Сколько лет этой твоей Габби?
Вспоминаю свидетельство о рождении, что она с таким удовольствием продемонстрировала мне.
— Около тридцати, плюс-минус год.
— Во-во. Получается, Сьюзан хранила свой секрет целых тридцать лет. А ведь она явно ненавидела твоего папашу. Так с чего это ее дочурка вдруг принимается шантажировать тебя после стольких лет молчания?
Вопрос и вправду хороший, и над ответом на него мне остается лишь гадать.
— Да откуда ж мне знать-то. Может, Габби только сейчас стало известно, кто ее отец. Случайно наткнулась на шкатулку, и ее матери пришлось все рассказать.
— Не-а, неубедительно. Ты же сам видел эту озлобленную старушенцию. Да у нее несколько десятилетий было, чтобы отомстить, не привлекая дочери. Ведь любая газета отстегнула бы кругленькую сумму за признательное письмо твоего папаши. Почему же она так и не продала свою историю?
— Возможно, не хотела замешивать маленькую дочку в скандал.
— И я спрашиваю снова: почему именно сейчас?
— Без понятия, — вздыхаю я. — Так или иначе, что нам толку с этого?
— Толк в том, что во всей этой истории что-то не так.
— И что же не так?
— Если бы я знал, то смог бы решить твою проблему.
— Великолепно. — ворчу я. — Нам известно, что что-то не так, но что именно, мы не знаем, и что делать дальше, мы тоже не знаем!
— Ну так давай узнаем!
— Как?
— Начнем с того, кто заварил эту чертову кашу, — с твоего папаши.
— Если только у тебя нет спиритической планшетки для связи с мертвыми, помочь он нам вряд ли сможет.
— Все может быть, — бурчит Клемент.
— Что-что?
— Да я понимаю, что он мертв. Но мы же можем покопаться в его прошлом. Наверняка ведь сохранились какие-то его бумаги с тех времен?
— Кое-что действительно сохранилось. У меня на чердаке с десяток коробок с его всякими документами. Все думал отправить на уничтожение, да так и не собрался.
— Может, стоит покопаться? Вдруг найдется что-то полезное?
Пытаюсь изобразить некоторое подобие оптимизма. Что, с учетом пульсирующей головной боли, недосыпа, тошноты, а также того второстепенного обстоятельства, что вскорости мне предстоит стать банкротом, не так-то легко.
— Что ж, можно, раз уж ничего другого не остается. Вот только понятия не имею, на что ты надеешься.
— Как знать, как знать. Считай это чутьем.
Я вздыхаю и кивком выражаю согласие. Удовлетворенный выигранной битвой, Клемент устраивается в кресле поудобнее и закрывает глаза. Мне бы его уверенность. Сам-то я на результат совершенно не рассчитываю. Мы всего лишь потратим впустую несколько часов да остатки моего терпения. Но пускай уж проверит свою гипотезу — как-никак, я обещал ему передумать. Может, хотя бы после этого угомонится.
Клемент, конечно же, засыпает, а я смотрю в окно на приближающийся берег.
До причаливания еще минут десять, и я задумываюсь о своем скором будущем. Ровно через неделю я лишусь квартиры в Блэкфрайарсе и Хансворт-Холла. Соответственно, моим домом станет коттедж, что я снимаю в Маршбертоне. Пожалуй, самое время заодно и закончить политическую карьеру, вот только без дохода оплата аренды жилья может превратиться в проблему. За деньги, как говорится, счастья не купишь, но на них точно можно купить удобства. Боюсь, несмотря на спонтанную угрозу отказаться от депутатской должности, вряд ли это получится. Значит, помимо прочего зла, Габби своими действиями еще и вынудит меня остаться на опостылевшей работе.