Полуночный ковбой (сборник)

Список разрастался, туда уже попали конторы, банки и библиотеки. Джо не понимал, чем там занимаются, а служащие, в свою очередь, смотрели на него с подозрением — то ли обворует, то ли просто грязи натаскает. В конце концов в список попал весь Альбукерке. Тут Джо решил копнуть глубже: если Хьюстон ничем не лучше Альбукерке, можно пари держать, что Гонконг, или Де-Мойн, или там Лондон, ничем не лучше Хьюстона. Наверняка так оно и есть. Джо развивал свою идею, и гнев скоро захлестнул всю карту мира. Но в этом потоке мыслей и воспоминаний возникали перепады и провалы. Какая-то махровая сволочь играла с его памятью в кошки-мышки. И вдруг он вспомнил Салли Бак.
Вот она звонит ему: «Джо, радость моя, как ты там? Ну и хорошо, слушай-ка, у меня поздно вечером свидание, я, наверно, устану, так что загляну в кабачок выпить пивка».
Или: «Милый, ну как твои дела? Твоя бабушка отправляется в Санта-Фе, вернусь после четвертого. Похоже, что у меня завелся новый поклонник. Неплохо для старушки, а? Ну, а ты будь умницей, ладно?»
Салли на пороге спальни: «Дорогой мой, я совершенно вымоталась, пойду на боковую, высплюсь хорошенько. Как ты день провел, неплохо, а? Утречком мне все расскажешь обязательно, а сейчас я устала, просто ничего не пойму».
Салли в магазине: «Сокровище мое, эта комнатка для женщин, так что сам понимаешь… Забирай-ка журнальчик домой, если хочешь, и смотри себе на здоровье, а теперь не шуми».
Еще воспоминание: «Слушай, миленький, ты меня не дожидайся. Я, наверное, заскочу по делам к приятелям. А ты там не балуйся, ты уже большой мальчик».
«Твой дневник? Разве я не подписывала неделю назад? Неужели шесть недель? Бог мой, как летит время, ну, давай его сюда. Где подписать? Внизу? Готово. А теперь беги, малыш, мне нужно кое-что обдумать».
Салли Бак… Джо не мог вспомнить, за что он так сильно любил ее, глупенькую, вертлявую пустомелю со сморщенным личиком, вечно надушенную, чтобы заглушить запах перегара, а все равно от нее разило. Ему вспомнилось, как Салли лихорадочно тащила банкноты из сумочки, чтобы оплатить старые счета, как нетерпеливо крутила в пальцах пудреницу или теребила подол платья всякий раз, когда Джо пытался поговорить с ней по душам. И только одно вызывало в Джо симпатию — ее худые ноги, большие костлявые коленки, на которые нельзя было смотреть без жалости.
Но даже теперь, когда ее призрак витал в номере хьюстонской гостиницы, она почти не уделяла внимания Джо — все болтала, то ли как получить обратно свой дом, то ли как поездить верхом, — в общем, о всякой чепухе. «Верхом так верхом, — думал Джо. — Давай, Салли, скачи, старая дуреха, скачи прямо к черту, ему и пудри мозги. Ох, как на душе паскудно». Так кто же все-таки считал его человеком, а не игрушкой? Если ответить честно, жить станет еще хуже, но все существо Джо требовало ответа. Кто же в конце концов? В памяти всплыли двое, но он прогнал эти воспоминания. Первой была Анастасия Пратт, которую заперли в сумасшедший дом. Другого Джо никогда не видел воочию, и никто не видел вот уже две тысячи лет. Да и существовал ли он вообще? А потом зазвучала ковбойская песня про щенка, который бежал далеко… далеко…
Вудси Найлз!
Вудси Найлз, конечно, любил его. Но чем он мог помочь Джо сейчас? Он остался в памяти слишком идеальным, слишком безупречным — так не бывает. Он превратился в улыбающуюся куклу, которая пахла табаком и играла на гитаре. Слабый отзвук давно минувшего лета — что толку от него теперь?
Поэтому он запретил себе вспоминать о загорелом чернобородом лице Вудси Найлза и больших костлявых коленях Салли: эти образы были для него опасны, они смягчали душу, гнали злобу прочь. А Джо уже решил, что, если он хочет преуспеть в этом мире, ему понадобится много-много злости.
Джо приналег на работу в посудомойке. С каким-то остервенением он нагружал подносы тарелками и громоздил их на ленту транспортера. Он словно задался целью скормить миллион тарелок машине, жадно оскалившей зубы.
А когда он накормит ее досыта, она подобреет и выплюнет ему в руку много денег, а уж потом…
 
Он точно не знал, что будет потом, на что потратит деньги, только чувствовал, что их нужно получить, иначе ничего не выйдет. Джо двигался к своей цели словно в темноте, на ощупь. Конечную цель он представлял себе пока весьма смутно.
Три раза в неделю он ходил в спортивный зал укреплять мускулатуру — колотил грушу, проплывал бассейн туда и обратно восемь раз. Тело Джо наливалось силой, приобретало сноровку. Он массировал кожу на голове, уделял много внимания прическе. Джо очень хотелось купить ковбойский костюм, эта идея не отпускала его ни днем, ни ночью. Он истово верил, что все изменится к лучшему, стоит лишь предстать перед людьми в новом обличье — обличье ковбоя. Однако Джо не задумывался, как именно новое обличье изменит его жизнь. Есть индейская легенда: юноше однажды ночью снится маска. Утром он должен вырезать из дерева точно такую же и надевать, отправляясь на войну. Тогда он победит. Похоже было, что этот сон приснился Джо, и теперь он старательно делал себе маску.
В эти дни его не тянуло ни к новым знакомствам, ни к размышлениям. Если всем вокруг на него плевать, то и ему на них тоже.
Теперь, закончив работу, он блуждал по ночным улицам, казалось, без всякой цели. Но она тем не менее была. Спроси его — чего ты бродишь, и он отмахнется от любопытного: тебе, дескать, не понять, и вопросы у тебя дурацкие.
Он пытался исследовать город, искал там что-то для себя. Гуляя по ночному Хьюстону, он, как разведчик, держался настороже, примечая все. Немногое из того, что он видел, стоило внимания. Почти все скользило мимо глаз, как скользит отражение прохожего в витрине.
Тем не менее во время своих блужданий он отметил для себя три эпизода, вернее, их глубинный смысл. Они постоянно всплывали в памяти, сменяя друг друга. Первый — огромная афиша кинотеатра с молодым голливудским актером, ярко освещенная прожектором. Загорелый парень надменно смотрел на Джо сверху. Он стоял, расставив ноги, выпятив подбородок, нацелив свой кольт прямо в Джо. Толстый, блестящий ствол пистолета, казалось, вот-вот полыхнет огнем.
Вторым экспонатом его коллекции ночных впечатлений стала уличная сценка. На красный сигнал светофора остановился длинный белый автомобиль с откидным верхом. Женщина за рулем смотрела на высокого красивого парня в ковбойском костюме, стоявшего на тротуаре. Мотор заглох, но женщина не отрывала взгляда от молодца.
— Вы не поможете мне завести машину? — сказала она наконец.
А парень ответил:
— Я тебя саму, красотка, завел бы с удовольствием.
Третью картинку, подсмотренную им в ночи, он впоследствии вспоминал неохотно. Но тем не менее она осталась в его коллекции и заняла в ней свое место. Это был большой плакат с молодым бородачом, в глазах которого словно была собрана вся скорбь человеческая. Поверх головы красовалось какое-то изречение, написанное готическим шрифтом, а внизу плаката малиновой губной помадой было накорябано похабное ругательство.
С этими воспоминаниями Джо вступал на новый путь в своей жизни.
  
Часть II
   
ГЛАВА 1
 
Мощь автобусного мотора сразу же произвела на Джо впечатление. На первой сотне миль он только и делал, что прислушивался к переключателю скоростей, скрипу тормозов, глубокому басовому гудению двигателя, который, казалось, не только не уставал от пройденных миль, а, наоборот, черпал в них силу. Впереди, у кабины водителя место пустовало, и Джо, закурив, угнездился там. Дорога завораживала: шоссе будто само стелилось под колеса, автобус заглатывал мили, и это шло ему только на пользу. Перед тем как вернуться на свое законное место, Джо захотел перекинуться парой слов с шофером:
— Мощная у тебя пыхтелка, верно?
Но водитель даже не взглянул на него.
Идя по проходу, Джо чувствовал себя как цирковой акробат, пляшущий на спине у лошади. Он ощущал некое родство с огромной машиной, в чреве которой он передвигался, но эта мысль заняла его ненадолго — Джо был слишком поглощен собой.