Огонь и ветер (СИ)
Иногда мой дар был прекрасен.
В залитой лунным светом комнате я отчетливо видел мельчайшие детали – узоры на спинке кровати, восковые потеки на боку толстой свечи, оставленной мною в изголовье этого ложа, складки одежды, брошенной в кресле у окна... и себя самого. Айна говорила, что я красивый... многие женщины говорили мне это, но глядя на свое лицо, я видел только отвратительное сходство с отцом, которое так отчетливо проступило за минувшие годы. Эти надменные насмешливые губы, узкий подбородок и длинный прямой нос... Проклятье, я будто встретил ублюдка живьем! Правда тот никогда бы не позволил себе носить подобную прическу – мой родитель всегда стригся очень коротко, как это было принято у высокородных из Герны... Коротко и безупречно ровно. Мои же волосы со стороны выглядели так, словно их обгрызли голодные крысы или бешенные псы. Ну да, неудивительно. Если кромсать лишнее первым подвернувшимся под руку ножом, ничего доброго не выйдет.
Долго разглядывать собственную физиономию мне не пришлось – в голове моей (или же прямо в груди) вновь появилось это странное звучание, похожее на гневный окрик, на тревожный упрек. И на сей раз я безошибочно узнал, кому принадлежит голос и к кому он обращен.
Вообще-то меня это совершенно не касалось, но я не устоял перед соблазном послушать, о чем так яростно спорят Патрик и Фарр.
Чтобы покинуть комнату мне не нужно было открывать двери, я просто прошел их насквозь, оказавшись в коридоре. Забавное ощущение. Сколько бы раз так ни делал, а всегда внутри что-то замирает – не то от наслаждения, не то от отвращения. У дверей есть своя особая магия и сила... У стен тоже, но вот через камень я предпочитал никогда не шарахаться – себе дороже. Слишком это неестественно.
Видеть коридор во всех деталях было прекрасно. Да что там... это было невероятно! Я снова ощутил, как губы неудержимо растягиваются в улыбке... и поспешил к кабинету Патрика, чтобы остановиться там под дверью и замереть, прижавшись спиной к стене. Толстая деревянная створка заглушала звуки, но в призрачном обличии я слышал и ощущал в разы больше, чем в своем реальном теле.
Голос моего учителя звучал и в самом деле очень, очень сердито.
– Вот именно, Фарр! Вот именно, что ты принц и наследник, а не бродячий наемник, который может идти, куда ему вздумается! У тебя есть дела и обязанности! У тебя есть королевство, которым ты будешь править и о котором должен заботиться уже сейчас! Твой отец в ярости! А я не желаю выслушивать от него упреки и получать гневные послания! Пришло время вернуться домой, мальчик мой!
– Нет... – ответ Фарра был тихим, но твердым, как алмазная грань. – Не сейчас. Довольно с меня этих долгов и обязательств. Они стоили мне слишком дорого...
– И что же ты намерен делать? – спросил Патрик устало.
– Еще не решил. Но если здесь мне больше не рады, поеду в Дикие степи. Давно хотел с дедом познакомиться, да все случая не выпадало.
– И ты туда же!.. Демоны раздери! Что за связь между тобой и этим мальчишкой? Я понимаю какими ниточками он связан с Айной, но ты-то каким боком там?
– О чем ты, дядя Пат? При чем тут Заноза?
– При том... Я хочу отправить его к Кайзару. От греха... В этом мальчике есть то, с чем мне не справиться. Слишком древняя и темная сила, способная разрушить и его самого и все, что рядом с ним.
– Звучит скверно. Я думал тебе удастся его перевоспитать. И вылечить.
– Если бы все было так просто... Проблемы с глазами – лишь кончик покрывала. Там дальше все намного серьезней. Парню очень повезло, что он встретил Айну. Если бы не ее защита, он бы совершенно точно не дожил до этого дня. А я... тут лучше сразу честно признать, что сила моего дара намного меньше, чем у Лиана. Мне с этой мощью тягаться не дано – только направлять ее... И если дурень вбил себе в голову, будто он не достоин хорошей жизни, тут пытаться ему помочь все что лить воду в дырявое ведро.
– И как ты отправишь его к Кайзе? Он же сам не доберется.
– Думаю про Илин.
– Эту бешеную бабу? Боги, дядя Пат! Заноза конечно тот еще подарочек, но это уж слишком! Не издевайся так над ним! Они же поубивают друг друга по пути! Илин терпеть его не может, я-то знаю...
– Даже если и так. Это не имеет значения. Зато Илин умеет обращаться с тайкурами и держать язык за зубами. Ей я доверяю больше, чем любому другому.
– Ты мог бы отправить с ним меня.
В кабинете повисло молчание. А я стоял, широко распахнув глаза и пытаясь осознать сказанное.
Этот. Выскочка. Хочет. Помочь. Мне.
Или я что-то не так понял?
– Нет, Фарр. Это последнее, что я придумал бы сделать. Твое место в Золотой. Возле твоего отца. Не знаю, как еще тебе это объяснить...
– Никак. Я уже взрослый и сам волен решать, что мне делать. Хочешь отправить Занозу прочь – отправляй, а я сам выберу себе дорогу. И в Чертог вернусь тогда, когда сочту нужным.
9
Поутру я спустился к морю.
Самый короткий путь – по лестнице, вырубленной вдоль скал – мало подходил для такого увечного, но я хорошо запомнил эту дорогу, поскольку ходил здесь не раз и не два, сначала в компании с кем-то, а затем и один. Внизу было свежо, дул ветер с юга, и волны с шумом облизывали каменистый берег. Хотя осень уже явила миру свой облик, солнце в этих краях светило так ярко, что не озябнешь даже в летней рубахе.
Я отошел подальше от широкой, но крутой лестницы и сел на длинный, отполированный водой обломок дерева, которое когда-то выбросило на сушу. Бревно было нагрето солнцем, как и мелкие округлые камни под ногами. Я зарылся в них босыми ступнями и вдохнул полной грудью свежий соленый воздух. Чайки с громкими криками носились над водой. Поодаль слышалось едва различимое журчание тонкого ручейка, вытекавшего между камней.
Там, где я родился, не было моря, но мама часто рассказывала про него. Ее род жил близко к соленой воде. Она говорила, море умеет менять цвет, точно женщина наряды. Вспоминала, как отец учил ее угадывать шторма и штили по птичьему полету и узору облаков. И часто вздыхала, что скучает по бескрайнему простору и парусам. Я запомнил все это, хотя был тогда совсем мал. Запомнил потому, что, рассказывая о море, мама всегда преображалась, оживала. Ее глаза словно вспыхивали ярким светом, становились синими, как сапфир на кольце, которое она носила, не снимая. Я слушал ее, замирая от восторга, и в этих синих глазах видел отблески далеких волн. Кажется, уже тогда в моей душе зародилась уверенность, что жить нужно у моря. Когда позднее я узнал про Красную Башню, которая стоит на берегу залива, воспоминание о маминых словах сыграли не последнюю роль в моем решении бежать из дома. Вот только тогда, десять лет назад я не успел понять и почувствовать, о чем она говорила – суровые законы Башни не позволяли покидать пределы этой обители, и даже любоваться бескрайней гладью из окон у меня почти не было возможности.
Зато теперь я в полной мере осознал, что имела в виду мама, когда утверждала, что только у моря человек может ощутить себя по-настоящему свободным и счастливым. Теперь я понимал, почему Айна была готова связать меня и силой тащить сюда, в этот дом на берегу.
Я набрал полную горсть камней и, один за другим, стал кидать их в море. Одни камни улетали далеко и с громким бульканьем шли ко дну, другие срывались из пальцев раньше времени и падали у кромки воды, не породив даже мелких брызг.
С тех пор, как Кешт изрезал мои руки, они уже не были в полной мере послушны мне.
Кроме тех случаев, когда сквозь них струилась Сила.
Я выбрал камень покрупней и замахнулся как следует. На сей раз всплеск прозвучал действительно издалека. Я усмехнулся этому нехитрому успеху и взял следующий. Эта игра была такой простой и такой славной... Хочешь услышать, как камень падает в воду далеко от тебя – перестань думать и просто кидай.
Вот только остановить круговорот мыслей было подчас почти невозможно.
Раз за разом я вспоминал слова Патрика. Про нашу связь с Фарром, про то, что без Айны давно бы сгинул, про эту железную бабу, которая так и не простила мне моего бегства, а теперь должна тащить меня куда-то через земли степных дикарей. Но больше всего – про тьму, что способна уничтожить не только меня самого, но и тех, кто рядом. Я не мог перестать думать об этом.