Великий князь Владимирский (СИ)
— Та-а-а-к! Дурочку то не строй, женщина. Это ты детям нашим еще можешь пудрить мозги, но не мне. Зачем?!
Маска удивления, смирения и обиды сползла с княгини, и она стала выглядеть как обычно, властной и холодной.
— Этот половецкий ублюдок убил моего брата! Великий князь Черниговский пал от руки мальчишки-изгоя! Ты не наказал его, тогда этим занялась я.
— Княгиню Анну Брячисавну по твоему указанию отравили?
— Раз не удалось достать самого гадёныша, то пусть почувствует то же, что и я, узнав о гибели Михаила.
Князь Юрий долго и с удивлением смотрел на супругу, потом сел на лавку, сомкнул руки на столешнице и начал медленно говорить, бросая слова, как камни в воду:
— Этот, как ты сказала, гадёныш разгромил тумен Субэдэя, имея под рукой вдвое меньше сил, в основном пехоту. И взял в плен его самого. Потом заявился в орденские земли и наголову разбил меченосцев, подарив нам всю Прибалтику. Не подскажешь, сколько лет мы воевали с Орденом? И каковы были наши успехи? Я попробовал повторить, создав свою подобную пехоту. Далеко не так получилось и сгинула, сточилась вся в боях, но пользы принесла не мало. Брячислав Изяславович показывал мне письмо от дочери. И он, и она приняли за шутку предложение Ростислава завоевать для тестя Литву или Польшу. Но не я. И не Ярослав.
Князь выпил вина из хрустального кубка и продолжил:
— Сейчас, по донесениям шпионов, у Стародубского князя вдвое больше войск. И вот я думаю, драгоценная моя жёнушка, почему он еще не взял на щит Владимир и не повесил всю нашу семейку на воротах двора?
— Ты что говоришь, Егор! Ты Великий князь, у тебя огромная власть и сила в руках! Тебе ли бояться какого-то мальчишку?!
— Я и не боюсь. Но многое не понимаю в нем, поэтому отношусь к племяннику, как к небольшой, но очень ядовитой змейке. Пока ей не наступишь на хвост — она безобидна. Но от этого не становиться менее смертоносной. Ты не услышала меня, Агафия. Захват Стародуба — это пустяк, сейчас такое сплошь и рядом. Но смерть Анны не простят ни тебе, ни мне. Другие князья, бояре, все. И что самое неприятное, не простит Ростислав. Александр, сын брата, когда услышал о смерти княгини сказал прямо: «Тетя только что уничтожила весь наш род. У Ростислава была возможность сделать это, но не было причины».
— Еще один мальчишка, — фыркнула жена.
— Он умен не по годам, часто удивляет и меня, и отца. А вот ты оказалось глупее, чем я думал.
— Как ты смеешь …
— Ступай к себе, дура! — перебил супругу вышедший из себя Великий князь и стукнул кулаком по столу от злости.
«Что же теперь делать? — размышлял Юрий Всеволодович, оставшись один. — И как вернуть расположение племянника? Свара во Владимирском Доме сейчас совсем не нужна. А если он ее начнет, к нему тут же присоединиться множество желающих. И повод такой, что хоть сам становись под его знамя!»
Глава 2. Нашествие
Великий князь Владимирский выглядел изрядно похудевшим, умотали его литовские язычники. Встретил его у крыльца, все же самый влиятельный человек северо-востока Руси пожаловал в гости. Винить Юрия Всеволодовича было не в чем, разве в том, что позволил своей семье творить все, что заблагорассудится. Ну так у него дел — только успевай поворачиваться, до собственного дома руки не доходят. Самыми опасными врагами были многочисленные родственнички. На свары с иноземцами уходила только малая часть сил, времени и средств.
— Я не отдавал указаний на захват Стародуба, Ростислав. И тем более не замышлял ничего против Анны Брячеславны, — начал дядя, как только мы остались одни. — Узнал о произошедшем в Литве и сразу примчался сюда. У меня сейчас все помыслы только о том, как закрепиться в Прибалтике, так что не хотелось бы тратить силы и средства на усобицу в тылу.
— Я знаю, дядя.
— Понимаю, это слабое утешение, но виновных накажу своей властью.
— Всех ли? — усмехнулся я.
— Накажу всех, но не всех соразмерно вины. Не смогу, извини. Да и не поймут, если велю собственную жену казнить, как отравительницу. Яд сыпала не она, но дураков у нас мало, все и так понимают, что к чему.
— Не нужно никого наказывать.
— Сам, все же, хочешь? Вспомни, племянник, только добро от меня видел. Расплатился уже сполна, но мы же родичи. А твоя месть приведет к тому, что войска из Литвы придется перебросить сюда. Этого и ждут язычники. Да и датчане зарятся на Колывань. Просрём такой шанс взять под руку западные земли.
— Отдай суку, которая отравила жену и забудем.
— Не пойму я тебя, Ростислав. Я же вижу, как тебе больно. Но ты отказываешься от мести … Мне нужно быть уверенным, что ты не затеешь свару, когда я вернусь в Прибалтику.
Не стал ему говорить, но мстители уже собираются у границ и из его семьи никто не выживет, кроме старшей дочери, отданной за Василько Романовича. Все равно не поверит.
— У меня свои причины не начинать войну, Юрий Всеволодович. Отдашь ведьму и можешь быть спокоен, в спину не ударю.
— Сразу же, как прибыл в столицу, велел ее найти, думал привезти тебе. Но спряталась хорошо, гадина, не сумели ее поймать.
— Пусть мои люди поищут, ты только не мешай и своих придержи.
— Придержу. Я доверяю тебе Ростислав и надеюсь, что не обманешь.
Верит он, как же! Великий князь сам себе не верит, а уж про меня и говорить нечего. Думает, небось, как усмирит литовцев да появится время, то и за меня примется. Не захочет это прожженный политик оставлять в покое потенциальную угрозу его семье и власти, обязательно попытается устранить и обезопасить себя. Не принято прощать сейчас убийство членов семьи, толстовцы в Средневековье долго не живут. Но уже слетаются вороны к берегам реки Сить и планы дяди умрут вместе с ним.
Успокоенный князь не стал задерживаться в Стародубе и убыл к себе. Ну а я отправился домой, на Белую гору.
Праздники в этом году не отмечали. Вместо этого я проводил учения, добиваясь слаженности пехоты и кавалерии. Попробовал вывести в поле обе терции и посмотреть, как они смогут взаимодействовать. Не получилось, вторая сырая еще. К концу февраля Петр добрал людей до заданного числа и удвоил старания по их тренировкам, хотя казалось — куда еще больше. Время вторжения неумолимо приближалось, и пусть об этом почти никто не знал, но моя настойчивость в муштровке войска и тревожное состояние, волей-неволей наводили всех причастных на мысль, что я о чем-то ведаю и ожидаю беду, в ближайшем будущем.
Объехал погосты и поговорил с тиунами. Велел им рубить и заготавливать лес в самых дебрях, по весне отстроить схроны и перенести туда припасы и самое ценное имущество. А по моему сигналу вывести людей из селений и затихариться. Я надеялся, все же, остановить тумен Байдара на подступах к княжеству, но все может случиться. Даже если мы все ляжем на поле боя, спасётся хотя бы часть народа. То же указал и Григорию, только для Стародуба. Им будет труднее, так как спрятать большое количество горожан гораздо сложнее, но он умный, придумает сам, что и как. Если же монголы не прорвутся, то будет куда поселить огромное количество беженцев из соседних земель.
Ввел запрет на торговлю зерном, до особого указания. Все излишки велел продавать тиунам по ценам купцов, а тех обязал наполнять хранилища у тайных убежищ. Люди побегут к нам налегке, кормить придется за свой счет.
Как-то подручные боярина Федора Ждановича приволокли старого знакомого, Петра Лиса.
— Похвалялся, перебрав браги, отомстить всем, кто сломал ему жизнь, от самого князя до последнего смерда в княжестве, — обвинил боярин помятого и злого мужика.
— Что с его жизнью не так?
— После порки, учиненной по твоему указу, ушел из деревни на погост Новый Листвен. От семьи отрекся, жил в полуземлянке, батрачил на других, время от времени. Пустой человек. Прибился бы к разбойникам, да вывели мы их всех.
Я задумался, что делать с непутевым и хотел было уже совсем отпустить, выпоров на последок, но вспомнил рассказ Николая, про предателя, сгубившем жителей погоста.