Преступивший Грань (СИ)

Из нирваны попаданца вырвала какая—то липкая мерзкая капля, упавшая ему на лоб. Он провел ладонью по лбу, смахивая ее, а потом попытался рассмотреть что же это такое. Но, из—за сумрака, казалось, навеки поселившегося в трюме, сделать это было крайне проблематично. Тима пошел к выходу на палубу, мимоходом убедившись, что Лон так и не пришел в сознание.
Мерзкая гадость, упавшая ему на голову, оказалась кровью. Об этом свидетельствовала ярко—алая полоса на той руке, которой он вытирал лоб и специфический запах, исходящий от нее. И это было очень плохо. Если кровь успеет пропитать весь корабль, то Тиме придется очень и очень туго. Тухлая кровь — это болезни и невыносимый смрад. А значит — ему вновь придется поработать уборщиком.
Следующие несколько часов попаданец только тем и занимался, что разбирал завалы и драил палубу. С телами он особо не церемонился, просто—напросто вышвыривая то, что от них осталось за борт. С завалами было сложнее. По хорошему — их бы тоже стоило разобрать полностью, но с той дичайшей мешаниной досок, ткани и веревок, что сейчас представляла собой палуба, ему одному явно не справиться. Единственное что он сделал — проторил небольшую дорожку, среди хлама к тому месту, где когда—то был штурвал. Естественно, того на месте не оказалось. Худшие подозрения Тимы оправдались — он оказался, практически, один на неуправляемом, впавшем в дрейф судне посреди чужого, неизведанного моря. Что ни говори — замечательный конец его попаданческой карьеры. С другой стороны, если верить Гадаару, то он уже умирал однажды. А следовательно — он человек опытный и бояться ему не с руки. Авось и в этот раз какой—нибудь тумба—юмба призовет его дух и даст еще один шанс. Так что, как ни крути, но впадать в депрессию было рано, хотя и хотелось. Вот, когда они с Лоном подъедят все запасы пищи и выпьют всю воду, вот тогда можно будет и паниковать.
Вспомнив об ушибленном боцмане, Тима в очередной раз к тому наведался, но тот все так же, не шевелясь, лежал в гамаке.
— А не окочурился ли ты случаем, братик? — задумчиво проговорил попаданец, наклоняясь к груди пострадавшего, дабы проверить бьется ли сердце коротышки. В этот момент все и случилось — Лон, внезапно открывший глаза и увидевший склонившегося над ним попаданца, заорал что—то нечленораздельное и, схватив того за шею, с силой сжал пальцы, пытаясь задушить. Внезапность нападения и недюжинная сила покалеченного боцмана стали для Тимы настоящей неожиданностью. Именно из—за этого он и потерял несколько мгновений, за которые мог попытаться успокоить буяна. Теперь же, когда в его шею вцепились мертвой хваткой, а воздуха катастрофически не хватало, попаданец мог лишь сипеть и брыкаться. Помогало это слабо, поэтому, уже на остатках сознания, Тима выхватил свой серп и без замаха вогнал его Лону куда—то в область печени.
Стальные тиски мгновенно ослабли и попаданец, освободившись от захвата, упал на колени, пытаясь отдышаться.
— Сука неблагодарная, — с трудом просипел он, — сколько я на тебя сил потратил, урода. Таскал, лечил, мыл. Скотина. Ну да ладно, будет мне урок на будущее. — При этих словах он закашлялся.
— Лон! — заорал он, более—менее придя в себя и отдышавшись, — а ну—ка покажись, тварь неблагодарная.
Перед ним материализовался дух боцмана. Он глупо хлопал глазами, осматриваясь, явно ничего не понимая. А затем его взгляд упал на его собственный труп.
— Это как же так то? — тихим, дрожащим голосом, проговорил он. — Это что я?
— Ты, ты, — утвердительно кивнул попаданец, — вот что бывает с неблагодарными тварями, которые нападают на тех, кто их спас.
— Спас? — недоуменно переспросил бывший боцман. — От чего?
— От нелепой смерти. Я, между прочим, на тебя целую кучу сил потратил, пока тащил, обмывал и зашивал твою тупую башку. А чем ты мне отплатил?
— Я? — задал самый, наверное, гениальный и уместный вопрос из всех, Лон. — Постой, ты что по—нашему навострился разговаривать? Как так?
— Не навострился. Наоборот — это ты теперь разговариваешь по—моему. Ладно, — Тима внезапно успокоился, — вижу, что ты ничего не понимаешь, поэтому рассказываю один раз и по существу. Твой нестандартный дружок—капитан попытался меня трахнуть. В итоге — вся верхняя палуба в труху, твои коллеги тоже. Ты, будучи человеком порядочным, свалил, не решившись смотреть на эдакое безобразие. Однако, тут, в трюме, обо что—то споткнулся и стукнулся своей бестолковкой, вследствие чего потерял сознание и приобрел дополнительное вентиляционное отверстие в башке. К счастью для тебя — не сквозное. Я, по доброте душевной и потому, что ты единственный, кто не хотел засунуть мне кое—что кое—куда, тебя пожалел — обмыл и зашил твою рану. и это, можешь мне поверить, было ой как не просто. После чего уложил тебя отдохнуть, а ты напал на меня и чуть не убил. Но убил я, только уже тебя, так как других вариантов не видел. И теперь ты мой дух—раб. Ферштейн?
 
— Так что я мертв? — судя по всему, до боцмана начало доходить.
— В самую точку, Эйнштейн, — подтвердил Тима, — причем — исключительно по своей глупости.
— И что мне теперь делать? — упавшим голосом поинтересовался новый дух—раб.
— А мне откуда знать? — удивился попаданец. — Это ты мне расскажи что ты умеешь и чем можешь быть полезен. А иначе — я тебя просто развею и все, дабы ты не засорял мой артефакт. — Тут он бессовестно врал, так как совершенно не представлял себе как выгнать духа—раба из серпа и что с ним при этом случится, однако лысому коротышке об этом знать было не обязательно. — Только не сейчас рассказывай, посиди в серпе, подумай. А я пока отдохну и наберусь сил — уж очень длинным выдался этот день.
  
Глава 12
 
Ночевка в гамаке, пусть и пропахшем чужим потом, в выгодную сторону отличалась от оной на полу клетки, поэтому, проснувшись, Тима чувствовал себя просто великолепно. Настроение ему не испортили ни завтрак, ни хмурые тучи, своими огромными темно—серыми телами закрывшие горизонт.
Попаданец постоял некоторое время на разгромленной палубе, с наслаждением вдыхая морской воздух. Тот пах свежестью и... морем. И это, пожалуй, было любимейшим сочетанием запахов для Тимы. К сожалению, в той, прежней жизни, ему очень редко приходилось его обонять, так как жил он в местности, откуда море ушло миллионы лет назад. Впрочем, справедливости ради, подобная смесь ароматов была редкостью и для прибрежных областей, ведь так как для ее образования было мало наличия самого моря. Нет, тут нужны были еще хорошее, не загрязненное цивилизацией место, отсутствие посторонних запахов и недавно прошедший дождик. Или наступающая гроза...
— Твою мать, — тоскливо протянул попаданец, едва до его разума дошло то, о чем природа буквально вопила уже который час. — Лон! — заорал он, заметавшись по палубе, не зная за что хвататься, что срочно нести в трюм, а что бросить как есть.
— Я тут, — коротко ответил проявившийся перед ним лысый коротышка. — Чего тебе надо? — Спросил он голосом, в котором почтения было ни на йоту. Видимо, за ночь, проведенную в серпе он подуспокоился и вернул уверенность в себе.
— Быстро расскажи мне что вы обычно делаете во время шторма.
— Да по—разному, — пожал он плечами, — все зависит от того насколько сильный шторм и где мы находимся. Бывает что ставим штормовой парус, бывает убираем вообще все и ложимся в дрейф.
— Как думаешь, насколько все плохо? — Спросил Тима, указывая на горизонт.
— У—у—у, — удрученно протянул бывший боцман, — у тебя большие проблемы, мой юный друг.
— Насколько большие? — уточнил попаданец.
— Смертельные, — заявила лысая сволочь и разразилась дребезжащим смехом.
У Тимы в глазах резко потемнело от накатившей на него ярости, но он неимоверным усилием воли сдержался. Что—что, но разносить палубу еще раз и терять сознание после этого, сейчас было крайне несвоевременно. Однако зарвавшегося коротышку стоило осадить.
— Вот значит как? — прошипел попаданец и, внезапно выхватив свой артефакт, подскочил к все еще смеющемуся Лону и изо—всех сил зарядил рукоятью серпа тому в лоб. Эффект превзошел все ожидания. Причем, как духа—раба, так и самого экзекутора. Бывшего боцмана отбросило далеко назад, а сам он завизжал от невыносимой боли, пронзившей все его потустороннее естество.