Чудовище всегда остается чудовищем (СИ)
Она вновь замолчала, слезы, потекшие по ее щекам смешались с каплями дождя. Стражница шмыгала носом.
— Вы убили его, чтобы выжить, — подтолкнул ее к продолжению ведьмак.
— Ночью, — ответила Меррон, — Киган перерезал ему горло. Я проснулась от хрипов и увидела Ноэ, перемазанного кровью. Он держал в руках кусок его плоти и отрывал зубами куски мяса. Сказал мне, чтобы я тоже ела, иначе не переживем. Я сопротивлялась, а Ноэ схватил меня и затолкал в мой рот кусок сердца Пита. Сказал, что сделал это для меня. И если мы не доберемся до суши в ближайшее время, то потом убьет себя, главное чтобы я жила. Я не смогла даже сблевать, хотя знала, что жую человеческое сердце. За эти долгие голодные дни, у меня не было сил выплюнуть его. Оно было таким вкусным и нежным, а очнулась уже копошась во внутренностях юнги. Сытая и довольная. Нам хватило мяса, чтобы пережить еще те двенадцать дней, пока твои соотечественники не наткнулись на нас.
— Как вы поняли, что прокляты?
— А как об этом узнают, ведьмак? Не в постели точно. Однажды этот голод вернулся. Тот самый, что преследовал нас эти сучьи тридцать пять дней и с каждым часом усиливался. Что-то толкало меня бежать в лес, я подчинилась этому зову, а там увидела Кигана, который обратился в чудовище. А затем и я превратилась. Мы охотились вместе. Убили оленя, сожрали его и проклятие отошло. Так мы и жили. Вернее выживали четыре года. Почти через каждые пять дней голод возвращался, пока Ноэ не убил того портового бандита. Человеческое мясо оказалось сытнее, как говорил он. Но я при его словах видела хрипящего Пита, и не могла убить человека, чтобы потом его съесть. Киган стал Потрошителем, а я все также уходила в лес и охотилась на зверей. А потом наткнулась на это место. Ладонь с’траа каким-то способом помогала мне успокоить голод, ну и мне постоянно приходилось что-то жевать. Орехи, хлеб…
— И за четыре года, что были прокляты, вы не пытались понять, что с вами случилось? — хмыкнул Сарет, и Меррон послышалась издевка.
— А чтобы это изменило, убийца чудовищ, а? — Калвах истерично засмеялась, — Мы прокляты Высшими за нашу слабость, и храмовники не стали бы с нами разговаривать. Ты же не стал говорить с Киганом? — городовая подняла руку к верху и амулет крутанулся на ее запястье, — Вот это погубило наши души. Сучий Вин-Диг. Это ни хрена не бог-охранитель, как оказалось. Через год, как мы стали обращаться чудовищами, Ноэ случайно встретил одного заезжего барахольщика-сангадурца. И тот пояснил, что это символ их злого духа-людоеда, ненасытного голода и голодной зимы. Сраные виндиго, так их он назвал. Этими тварями становятся те, кто по собственному желанию стали питаться человечиной. В этих амулетах были заключены злые чары, которые использовали их шаманы. И кровь Пита освободила их.
— И что? Этот сангадурец не рассказал, как снять проклятие?
— Он сказал, что проклятие не снять. Что нас ждет вечный голод и нам просто нужно уйти в лес, забыть людскую жизнь. Киган убил его, чтобы тот не раскрыл нашу тайну. Он не хотел прощаться со своей привычной жизнью. И ты знаешь, какой выход он нашел. А я нет. Я не убиваю людей. Слышишь, ведьмак, — она заорала, чтобы перекричать шум ливня, — Не убиваю!!! Когда становилось невыносимо, я приходила сюда и здесь сидела, пока этот голод не отступал.
— А Лиза Бревно?
— Я сорвалась! — ответила стражница, — Слышишь, сорвалась! Сама не знаю, как. Просто обратилась в чудовище в городе, это иногда случается. Чудовище само берет контроль надо мной, с Киганом такого не бывало. Он говорил, что это потому, что я не ем человечину. Но я не стала убивать стражников, ты же знаешь это, ведьмак. В тот момент я убежала в лес и задрала кабаниху с ее поросятами.
— А что будет, если вдруг ты не найдешь зверя, Меррон? Или не добежишь до этого места? — поинтересовался Сарет, — Вернешься в город, и убьешь невинного?
— Где ты видел невинных в Амбрехте, лунчд? Этот город давно прогнил. Каждый в чем-то замешан. Даже твоя трактирная сучка. Я уверенна, что это она тебе заказала Борзого Даффа, — она всхлипнула, словно поняв, что могла ляпнуть лишнее, — Отпусти меня, ведьмак, пожалуйста. Я уеду из города. Буду жить в лесу и ты никогда обо мне услышишь, — почти зарыдала городовая, — Обещаю. Клянусь Высшими, — осенила себя кругом, — Или давай сходим к Бойду, я ему все расскажу и мы решим там. Я уверена, он сможет понять меня.
Сарет одним движением сбросил с плеч плащ. Он смотрел на нее не мигая. Черными без зрачков глазами, ввалившимися глубоко в глазницы черепа, на который натянули выбеленную кожу. Темные вены выпирали наружу, подобно паучьей сети расползлись от уголков глаз до скул.
— Он знает, да? — догадалась городовая, — Иначе б ты не пришел заранее нажравшись своими зельями.
— Да, — ответил Сарет, и голос его звучал, как будто из могилы, — Пришлось новые сварить. А еще жрецы знают. Они у вас, оказывается, не обделены Силой. Смогли своими молитвами глаза стражникам отвести.
— Почему? Почему ты не хочешь меня отпустить? Я не угроза людям! — она до сих пор пыталась уговорить ведьмака.
Меч ловко выскользнул из ножен. Угрожающе свистнул, крутанувшись в кисти.
Дождь внезапно закончился.
— Потому что чудовище всегда остается чудовищем.