Танкистка (СИ)

Мы опоздали! Буквально минут на 30, а то и меньше, когда наш отряд появился на краю этой деревни, большой амбар уже вовсю пылал, а вокруг него стояли эсесовцы. Если многие из наших бойцов ещё ничего не поняли, то мне всё было ясно, любимое занятие военных электриков. Мать их за ногу! Увидев нас, они попытались дать дёру, воевать с танками без соответствующих средств обороны дурных нема, но было уже поздно. Мы уничтожили почти всех, от роты СС остался с десяток солдат и как ни странно, их командир, гауптштурмфюрер СС (Капитан), Рольф Радке. Но главное было не это, а наш боец, Степан Денисенко, как оказалось, он был родом из этого села, а по виду напоминал былинного богатыря. Под два метра ростом и с соответствующими плечами, ему было всего 22 года, а когда он понял, что в горящем амбаре не только его односельчане, но и его семья, то он поседел буквально на наших глазах, а во время боя, одного из эсесовцев забил насмерть прикладом своей винтовки. Как только он увидел выживших эсесовцев, то его пришлось от них оттаскивать пятерым бойцам, и только когда я ему сказала, что просто их пристрелить будет для них слишком лёгкой смертью, он немного успокоился. Мне конечно было его жаль, но с другой стороны, он был именно тот, кто мне сейчас был нужен. Вот такая я расчётливая и циничная тварь, а у Денисенко появился отличный стимул для моих планов.
— Денисенко, у вас тут есть мясницкий тесак, что бы тонкий был и острый и притом достаточно широкий?
— Есть, а зачем он вам, товарищ сержант?
— Вот принесёшь и узнаешь, давай, пулей за ним и не беспокойся, без тебя не начнём.
А пока я приказал остальным бойцам притащить сюда толстый столб и вкопать его крепко в землю, а также найти молоток и большие гвозди или скобы.
— Надя, зачем тебе это? — В свою очередь спросил у меня уже Горобец.
— Вот Денисенко его принесёт и узнаешь.
— Опять что задумала? Слушай, я уже начинаю за тебя бояться, откуда у тебя всё это?
Я ненадолго задумался, что и как ему ответить, ну как сказать, что всё, что он уже видел только цветочки, а ягодки будут впереди, и что тут, в Белоруссии, за годы оккупации погибнет каждый четвёртый житель.
— Понимаешь, жизнь такова, что если следовать Христовым заповедям и прощать врагов своих и покорно подставлять им правую щёку, после того, как тебя ударили по левой, то твои шансы дожить до старости чрезвычайно малы. Есть люди, которые понимают человеческий язык, а есть те, кто понимает только язык грубой силы. Если ты будешь говорить со вторыми, как с первыми, то не добьешься ровным счетом ничего. Если ты хочешь, что бы к тебе прислушались, то говори со своим оппонентом на его языке. Только тогда ты сможешь убедить своего оппонента прислушаться к тебе, во всех остальных случаях на тебя ни кто не обратит внимание и не будет к тебе прислушиваться.
В это время Денисенко притащил мясницкий тесак, как раз такой, какой был нужен. Бойцы к этому времени только принесли столб, а потому пришлось нам немного подождать, пока они не выкопали яму и не вкопали в неё принесённый столб. Наконец всё было готово, и я приказал привезти сюда связанных эсесовцев. Руки у них были связаны за спиной, так что мне ни чего не мешало. Сначала приказал срезать с пленных всю одежду с торса, а потом подвести одного из них к свеже вкопанному в землю столбу. Все ещё недоумевали, не понимая, что я задумал, а подозвал к себе Денисенко и указал ему на лежащие рядом гвозди и молоток.
— Боец, сможешь этой нелюди аккуратно вспороть брюхо, но так, что бы только вытянуть из него кишку?
— Смогу, но зачем?
— Отлично, тогда слушай внимательно, вспарываешь по очереди этим свиньям живот и вытаскиваешь кишку, после чего прибиваешь её к столбу, а после чего гонишь этого урода вперёд, пускай он сам себе кишки вытаскивает. Как закончишь с ним, берёшь следующего, но командира их пока не трогай. Если всё понял, то действуй.
Глаза Денисенко при этом радостно вспыхнули.
— С удовольствием товарищ сержант, сейчас всё сделаю в лучшем виде!
А я подозвав к себе нашего переводчика Силуянова, велел ему сказать эсесовцам, что за свои преступления против мирных жителей их сейчас казнят адекватно их преступлению. Остальные бойцы смотрели на всё это, и кое-кто всё же отворачивался, для них это было ещё очень жестоко, не насмотрелись они еще на немецкие зверства в полной мере. Двое дюжих бойцов подтащили первого эсесовца к столбу и Денисенко, вытащив из своего сапога финку, сделал ему лёгкий надрез на животе. Эсесовец дернулся, но бойцы его удержали, а Денисенко, запустив ему в живот руку, уже тащил наружу кишку, которую мгновенно прибил к столбу, а после, зайдя эсесовцу за спину, пнул его ногой в зад, при этом бойцы, которые до этого его крепко держали, отпустили его и эсесовец под действием пинка был вынужден пробежать несколько шагов, при этом за ним потащилась и вытаскиваемая из живота кишка. Денисенко шел следом и снова пнул немца в зад, от чего он снова полетел вперёд, вот только при этом у него из живота вылезли все кишки и от силы удара, кишка порвалась. Эсесовец, сделав ещё несколько шагов, упал и засучил ногами, разрез был совсем небольшим, не более 15 сантиметров, но в его животе было пусто, так как все свои кишки он сам вытащил наружу, вроде, как сам себя выпотрошил.
 
Остальные эсесовцы в ужасе смотрели на это, а когда я приказал тащить к столбу следующего, то даже связанные попробовали устроить драку. Им теперь хотелось только одного, умереть в бою, пускай даже без урона нам, главное, не так страшно, как они только что видели. Их быстро угомонили, не дав им соскользнуть и уйти от ответственности за своё преступление. Спустя минут пять, подтащили следующего, и Денисенко снова вспоров ему живот, прибил его кишки к столбу и всё повторилось. Я видел, с какой радостью он казнил убийц своей семьи и односельчан. Приблизительно через полчаса остался только один гауптштурмфюрер, он видел, как казнили его подчиненных и думал, что его казнят, как и их. Надо отдать ему должное, он не пытался сопротивляться как они и с вызовом смотрел на Денисенко.
— Боец! — Подозвал я Денисенко к себе, когда остался один только гауптштурмфюрер. — Этого казним немного по-другому, это именно он приказал сжечь население деревни. Ты наверно недоумеваешь, зачем я приказала тебе принести мясницкий тесак. Ты должен сначала двумя ударами перерубить ему рёбра на груди, а затем ножом подрезать кожу и мясо внизу и вверху, что бы можно было завернуть рёбра назад к спине. Сможешь так сделать?
— Сделаю! — С мрачной улыбкой сказал Денисенко.
Он действительно сделал, двумя быстрыми, сильными и точными ударами перерубил немцу рёбра у грудины, а затем подрезав их снизу и сверху, задрав связанные руки немца вверх, двумя сильными движениями завернул рёбра ему за спину. Многие бойцы, которые до этого держались, всё же не смогли с собой справиться и их вырвало. Честно говоря, мне тоже было хреново и подташнивало от такого зрелища, я ведь не кровавый маньяк, который просто упивается муками своих жертв. Хотя, думаю после сегодняшнего дня, многие станут думать, что я кровавая маньячка. Да, это не я казнил эсесовцев, но это сделали по моему приказу и как я сказал. После того, как гауптштурмфюреру вывернули назад рёбра, его вздернутые руки привязали к верху столба и так и оставили его умирать. Зрелище конечно было страшным, это во времена средневековья народ был более грубым и подобное было в порядке вещей, но с тех давних пор прошло много времени и люди стали немного гуманней, по крайней мере у нас в России.
— Надя, зачем?! — Только и смог проговорить потрясённый Горобец, после всего увиденного.
— Витя, — Ответил я Горобцу. — Ты сам видел, что эта нелюдь творит на нашей земле. Ты видел расстрелянные колонны беженцев, раздавленные телеги медсанбата, сожженных заживо жителей, а там были и старики и дети. Чем они были виноваты, что бы их расстреливали, давили и сжигали заживо?! Чем?! Мы не смогли их защитить, хотя это наша прямая обязанность! Мы оставили их на поругание врагу и ты хочешь, чтобы их и дальше расстреливали, вешали, давили и сжигали заживо?!