Мат

— Не против. А что он? Удивился?
— Он ничему не удивляется. Улыбнулся, поблагодарил. И сразу — о чем-то другом.
— Все равно нехорошо, что он теперь как бы вне подозрений.
— Да уже практически вне. Майк это не делал. Капитал он на этом никакой не нажил и даже не старался. А теперь он даже не в игре, так что у него и интереса нет. И вообще, не беспокойся, он уже давно все сам вычислил. Ты бы слышала, как он это все рассказывал.
— Может быть, — с сомнением произнесла Стелла. — Да, — оживилась она, — а что Алекс вообще про этого мистера Икс сказал? Из-за этого же вроде все и началось.
— А, ерунда, — Роберт оглянулся в поисках очередного голыша. — Только лишний раз доказывает, что не за этим они встречались. Лодку он ночью слышал, записку ему подбросили зачем-то с бутылкой красного вина… А он вообще не пьет и смысла не улавливает… Весьма озабочен ситуацией… По-моему, он импровизировал. Слишком коряво это звучало.
— А почему именно с Майклом надо было встречаться?
— Об этом история умалчивает, — Роберт, наконец, нашел то, что искал, и подкинул на руке темно-серый голыш. — Все это ерунда, главное будет завтра. Смотри, он у меня сейчас за десять уйдет.
Ну и где он? Джоан сердито взглянула на часы. Уже почти одиннадцать. В баре его нет, у камина его нет, трубку у него никто не снимает. Замечательное окончание этого дурацкого вечера. Сначала Алан. Потом Кевин. Затем — кто бы мог подумать! — Крис. Алекс просто испарился. А теперь неизвестно куда пропал Эд. Все мужики с ума посходили. Один Пол оказался нормальным и на многозначительные намеки о будущей совместной работе отреагировал должным образом. У него аж руки вспотели. Проникся этой идеей настолько, что порывался начать совместную работу прямо сегодня вечером. Но кто ж ему даст? Теперь он как раз в нужном состоянии. Проблема лишь в том, что это — единственный голос, на который можно завтра серьезно рассчитывать. Остальные нынче в полном разброде. И что это с ними со всеми стряслось? Хорошо, хоть Эдова папочка всплыла. Что-что, а она пришлась как нельзя кстати — теперь можно раздавать серьезные авансы, не то что раньше. Но опять же, опять же, мужчины раньше были нормальными…
Тот же Крис, к примеру. Ведь он же хотел, хотел! Жуть как хотел. Из-за голоса ли, по другим ли соображениям, но хотел с треском. А теперь? Они с Аланом чуть ли не близнецы. Оба намертво отмороженные. «Да-а, коне-еч-но, нам надо тесно обща-аться… Да-а…» Ужас, что с человеком стало! На людях такой же, а в личной беседе — черт-те что.
А Алан? Ходячая, вернее, бродячая загадка. Что с ним произошло, мягко говоря, не ясно. Этот и на публику даже не играет. Грубит, хамит, на общественное мнение плюет. Мы, конечно, все плюем, но он единственный — открыто. Как тот тип из анекдота про бассейн. На Росса страшно взглянуть было, когда он ему это выдал. Не буду за тебя голосовать, и все. И комментарии эти постоянные… Кевин же производит и вовсе странное впечатление. С одной стороны, он вроде бы слушает, смотрит и размякает, с другой — от вопросов о голосовании уходит со стремительностью потревоженного зайца. А уж когда прозвучало ненавистное имя Майкла, он вдруг приосанился и произнес речь о том, что Майкл умница и вообще талант. Пришлось плюнуть на этически-политические соображения и напомнить ему его же собственный разговор со Стеллой всего какие-то два дня назад. Тогда, согласно его же словам, умница Майкл был домашним тираном и подонком. Тут с Кевином стряслась тихая внутренняя истерика. Полминуты было вообще не ясно, что он собирается сделать — то ли гаркнуть, то ли расплакаться. А то ли убежать. По окончании этого ошалелого безмолвия Кевин сообщил, что ничего подобного он Стелле никогда не говорил, о чем речь, понятия не имеет, и вообще при подобном рассказе Майкла не присутствовал. После чего он, изливая смесь недоумения, досады, грусти и даже отчасти возмущения, принялся выяснять, что именно сказала Стелла. Разузнав некоторые подробности, он выразил недоумение и сообщил, что со стороны Стеллы было, по меньшей мере, непорядочно очернить сразу двух ни в чем не повинных людей. На этой тираде он окончательно выдохся и поспешно удалился.
 
А вот теперь исчез Эд… Подумать только, до чего она докатилась, — сама названивает мужчине. И кому?! Эдакому ничтожеству… А может, неспроста они все сбежали? Может, как любит говорить этот ехидный русский, как там его… Борис, в консерватории что-то подправить? Она пересекла комнату и подошла к столу, над которым в золоченой раме покоилось монументальное зеркало.
Но в консерватории все оказалось в порядке. Она придирчиво изучила всю амуницию и лишь в очередной раз пришла к выводу, что любой мужчина в своем уме должен найти ее, по меньшей мере, весьма привлекательной. Значит, дело не в этом. Но в чем же, в чем?
Ладно, проглотим гордость — не в первый раз за этот день, так что не привыкать — и позвоним еще раз. Восемь, шесть, девять, один… Вот. Уже даже не надо смотреть в бумажку. И результат известен заранее…
— Да?
Джоан даже вздрогнула от неожиданности. Попался, голубчик!
— Эд! Эд, ты где…
Короткие презрительные гудки.
Что?! Этот… это ничтожество бросило трубку?! Может, он еще и специально не отвечал? Ах ты… Восемь! Шесть! Девять! Один!
— Во-первых, не смей бросать трубку! Во-вторых…
— Джоан…
— …Во-вторых, ты можешь…
— Не звони мне больше.
— Что?
— Не звони мне больше. И не обращайся ко мне на людях. Считай, что ничего не было. Пожалуйста.
И снова гудки…
Секунду Джоан боролась с искушением швырнуть телефон в стену. Так, глубокий вдох… Выдох… Вдох… Выдох… Трубку на место. Она не виновата. А кроме того, такой звон и треск все бы услышали. Не говоря уже о вмятине в стене. Не хватало еще, чтобы Рендаллу выслали счет за разнесенный вдребезги аппарат. Похоже, что его и так ждут приятные новости. Она устало села на кровать. Нет, положительно все мужики сошли с ума…
Россу было холодно. Надо было, конечно же, захватить куртку. Но Алекс сказал: «Через минуту — за домом». А когда Алекс говорит, лучше делать сразу. Что ему еще понадобилось? Все уже сделано. Завтра голосование, и с выходом Майкла уже понятно, кто победит. Некому там больше побеждать. И будет он нашим боссом. А что, может, и ничего. Можно, конечно, остаться у себя, но зачем? Он сумеет оценить преданность по заслугам. Да, именно преданность. И нечего такого слова стыдиться. Хотите лучше? Тогда лояльность. Лояльность нынче — большая редкость. А преданность и подавно. Каждый только и думает, что о себе и о том, как урвать кусок пожирнее.
А между тем именно на преданных людях все держится. Не на хитрых да льстивых, а на преданных. И настоящий вожак преданность всегда сумеет оценить. Иначе кто же будет ему предан? Можно было даже обойтись без этого хамства… без нажима. Без «звона шанхайского». Мог бы просто поговорить. Разве такому человеку можно отказать в помощи, в поддержке? Нет, с первого взгляда ясно — такого ждет большое будущее. А раз так, за этим человеком надо идти, а не воображать, что можешь с ним тягаться. Всегда важно вовремя распознать, за кем надо идти. Чем раньше распознал — тем лучше.
И все эти зазнайки, все эти Роберты да Стеллы еще поймут, кто здесь главный. Даже Майкл поймет. Нет, этот вряд ли. Этот какой-то другой. Этот… а какая разница? Поймет — не поймет. Не поймет — уволим. Алекс его возьмет и вышвырнет. Укажет на дверь, и все дела. Чтоб знал в следующий раз, как людям в душу лезть. Психолог нашелся. Вот ему бы «шанхайский звон» показать. Ничего, может, Алекс ему еще и покажет. Тут вообще многим не мешало бы его показать. Пацану в первую очередь. Этому еще какой-нибудь персидский треск в придачу. Совсем охамел.
Куда он задевался? Холодно же… Пойти, что ли, за курткой? Нет, надо ждать. Раз задержался — значит надо. Он бы просто так задерживаться не стал. Надо ему, кстати, рассказать про утренний допрос на лодке… Хорошо, что промолчал там. Тянуло, конечно, все рассказать, но хорошо, что промолчал. Это и есть преданность. Когда не за выгоду что-то делаешь. А потому что знаешь — так надо. Он, конечно, порадуется. Тут его все грызут, все подсиживают. Он должен это оценить. Молчание, оно дороже самых полезных слов. Он оценит…