Мат

Стелла попробовала зайти с другой стороны и начала вычислять, кто мог испортить индикатор под покровом ночи. В полной темноте это сделать невозможно, днем это заметно, значит, нужен был фонарь, и еще надо было знать, чьи окна выходят на озеро, а кроме того… Роберт снова выслушал ее теории-предположения и снова все упростил. Индикатор вовсе не надо было ломать ни в тьме кромешной, ни на глазах у всех. Достаточно было совершенно открыто отогнать моторку за ближайший мыс, там все настроить, точнее, расстроить в полном одиночестве, и так же открыто вернуться назад. Что кто-то и сделал этим утром, судя по разговорам за завтраком. Человек этот, несомненно, знал, что делал, потому что сделано все было очень профессионально. Кроме того, неизвестный доброжелатель хотел действовать наверняка, вследствие чего предусмотрительно избавился от рации, которая по всем правилам должна была находиться в лодке.
Все было правильно. И все же…
— И все же, как узнать, кто этот гад? — задумчиво сказала Стелла.
Вопрос был, разумеется, риторическим. Тем не менее, к ее удивлению, ответ последовал.
— Завтра узнаем.
— Как?
Роберт неожиданно улыбнулся.
— Да очень просто. Подстроил все тот, кто будет руководить поисками. Если, конечно, нас будут искать.
Потом под шум ветра, совершающего вечернюю прогулку в верхушках сосен, они заговорили о ночевках в лесу, о заблудившихся туристах, о глупых поверьях и об игнорировании настоящих опасностей. Точнее, говорил в основном Роберт. Стелла только иногда задавала вопросы и удивлялась про себя, почему он не рассказывал ни о чем подобном в своем утреннем выступлении. Она слушала о людях, ходивших кругами через бурелом, об отравлениях ягодами и грибами, о потерявших надежду и о нашедших себя. Затем прозвучало экзотическое слово «тайга», и выяснилось, что Роберт когда-то сам заблудился в бескрайнем русском лесу, куда его занесло по приглашению студенческого приятеля. Приятель возник в результате программы обмена студентами, и после двух семестров рассказов о тайге и бездонном озере Байкал, Роберт отправился туда сам. На третий день он отбился от группы. Как именно это произошло, Стелла не поняла, а уточнять не стала. Возможно, не последнюю роль сыграло то, что из шести человек по-английски изъяснялся только тот самый приятель. Но факт был в том, что Роберт остался один.
Его нашли через двенадцать дней. Как потом выяснилось, к этому времени уже никто не верил, что он жив — так долго новички в тайге не протягивают. Но продолжали искать — больше всего потому, что настаивал приятель. Когда поисковая группа наткнулась на него — обросшего двухнедельной щетиной, оборванного, грязного и голодного, — он сам уже не верил, что когда-нибудь выберется. Выяснилось также, что он прошагал невероятную дистанцию, особенно учитывая отсутствие нормальной пищи и какого-либо снаряжения. Портило это великолепное достижение лишь то, что шагал он в абсолютно неверном направлении, заходя все дальше и дальше в самое сердце тайги.
А с приятелем этим они еще не раз забирались к черту на рога. Приятель часто любил повторять немного картинную фразу «Умирают все, живут лишь некоторые» и в полном соответствии с этой философией лез на горы и на рожон. Они встречались пару раз в год, каждый раз в другом месте, с группой таких же, как они, любителей острых ощущений и получали эти самые ощущения с избытком. «Живут лишь некоторые…» — говорил приятель, совершив очередное сумасшествие. А потом в один прекрасный день он сорвался с уступа где-то в Южной Америке.
Роберт замолчал.
— Ты был с ним? — спросила Стелла после короткой паузы.
— Да, — сказал Роберт. — Но слишком далеко. Ладно, давай о чем-нибудь другом.
Стелла молчала. После услышанного все перипетии курса с его подброшенными записками и поломанными лодками вдруг показались мелкими и дешевыми. Да что курс — то, что привело ее сюда, рабочие интриги, вся история с Волано, все то, что недавно казалось важным и волнующим, теперь поблекло и съежилось. Тихо шумевший вокруг лес, казалось, говорил: «Будешь ты бороться, будешь ты стараться, будешь переживать из-за неудач, будешь радоваться победам… А жизнь так и пройдет мимо». Кто-то будет лезть на горы, кто-то изобретать, кто-то воспитывать детей… А ты будешь бороться с призраками и, в лучшем случае, одерживать призрачные победы. И все твои достижения могут быть в одно мгновение перечеркнуты одним решением вышестоящего начальства, которому ты чем-то не угодишь. И позади не останется ничего стоящего. Ни у блестящего Криса, ни у хитрой Джоан, ни у себе-на-уме Майкла. И тут она вспомнила…
 
— Значит, ты одобряешь то, что делал Майк? — спросила она изменившимся голосом.
— О чем речь? — не понял Роберт.
— О том, что он сделал с этой бедной женщиной.
— С какой женщиной?
— Со своей женой. Слушай, ты же прекрасно знаешь, о чем я говорю.
— Нет, — Роберт повернулся к ней. — Не понимаю, о чем ты.
Стелла устало вздохнула. Этого следовало ожидать. Яркая картина странствий неутомимого мачо тускнела на глазах.
— Я все знаю, так что можешь зря не стараться. И том, что Майк рассказывал мужчинам в понедельник вечером. И про то, как он говорил, что избивал ее, потому что женщин надо ставить на место. И про то, как Крис сказал, что с этими стервами иначе нельзя. И даже про то, что говорил ты.
— И что же именно говорил я? — поинтересовался Роберт, которого эта тирада, по-видимому, не очень впечатлила.
— Что все правильно, но надо быть поосторожнее с рукоприкладством. А то засудить могут.
— Любопытно, — сказал Роберт. — Теперь понятно… А пересказал тебе это, разумеется, кто-то из тех, кто там присутствовал? Видимо, пылая праведным гневом.
— Я не собираюсь тебе это рассказывать.
Было очевидно, что Роберт не имел ни малейшего намерения оправдываться, и Стелла мрачнела все больше.
— Тогда я тебе расскажу, — Роберт пошевелил алеющие угли длинной веткой.
— Некто пришел к тебе… Сейчас скажу когда… Скорее всего, вчера, после всех разговоров. Сказал, что вынужден с тобой кое-чем поделиться. Очень не хочет, но вынужден. Правильно? Вижу, что правильно. И рассказал тебе, как вечерком Майк в кружке мужиков хвастался, как он лупит свою жену. А мужики одобрительно кивали и говорили, что так ей, мерзавке, и надо. А я так даже посоветовал заметать следы. Верно?
— Более-менее.
— Скорее более, чем менее. А теперь ты вынуждена сидеть в лесу с одним из этих мужиков, принимать его помощь и даже слушать его излияния. Неприятная ситуация.
— Неприятная, — сухо подтвердила Стелла.
— Сочувствую, — сказал Роберт и отвернулся к костру.
Поддерживать дальнейший разговор он, похоже, не собирался. Стелла вдруг пожалела о том, что припомнила этот случай. Только что принявший приятные очертания вечер был скомкан, смят и безнадежно испорчен. Тишину теперь нарушало лишь потрескивание костра. Стелла непроизвольно вдохнула и плотнее обхватила колени.
На мгновение ей захотелось, чтобы Кевин никогда не пересказывал ей тот разговор. Чтобы он рассказал это кому-нибудь другому. Джоан, например. А кстати, почему он не рассказал об этом Джоан? Почему решил поделиться этой информацией именно с ней? Хотя не очень-то он хотел делиться. Из него пришлось все вытаскивать, словно клещами. Пришел он для чего-то иного. Интересно, для чего? Как только все было рассказано, он распрощался. Может, ничего больше он рассказывать и не хотел? Но тогда выходит, что он специально оговорился. Так чтобы она заинтересовалась и начала расспрашивать.
Нет, тут что-то не сходится. Кевин очень славный, самый славный из них всех. Он едва сдерживался, когда пересказывал этот разговор. И так смущался, когда говорил об аварии, которая оставила его без семьи. Разумеется, господину Супермену это не очень нравится. Господин Супермен никогда бы не позволил себе пересказать подобный разговор женщине. Хотя господин Супермен к ним, в общем, неплохо относится. Судя по его рассказам, он даже брал их с собой в свои опасные походы. И вообще, если бы не этот разговор в баре, его никак нельзя было бы заподозрить в подобных взглядах. Похоже, он даже обиделся. Несмотря на то что супермены должны быть вроде бы выше подобных эмоций. А может, Кевин что-то напутал? Может, это кто-то другой советовал быть осторожным? Само слово «осторожность» как-то слабо вяжется с Робертом.