Мат

— Что специально? Так промазать?
— Конечно. Оттуда закатить все равно ничего нельзя было. Зато теперь у Роба никаких шансов. Ему же сначала надо по восьмерке бить, а она вон где. Мертво.
Алекс выжидающе посмотрел на Роберта.
— Мертво, — согласился Роберт. — Совсем мертво.
Он быстрым шагом обошел стол и, почти не примериваясь, хлестким ударом отправил шар по совершенно непонятной траектории. Над столом взлетел веселый треск.
— Так не бывает, — сказал Пол. — Два за раз от четырех бортов…
Алекс неподвижно смотрел на стол, на котором одиноко застыл единственный шар.
— Силен, — сказал он наконец, поворачиваясь к Роберту и широко улыбаясь. — На деньги с тобой действительно лучше не играть.
Пять минут спустя все, пошумев и еще раз обсудив красоты последней партии, расходились. Алекс демонстрировал Брендону какой-то сложный винт; время от времени приговаривая: «Хотя это ты лучше у Роба спроси». Брендон кивал и в третий раз безуспешно старался повторить удар.
— Да ну его, — сказал он после того, как шар снова неумело ткнулся в борт, — все равно с ходу не получится.
— Потом еще попробуем, — ободряюще сказал Алекс. — Росс?
Росс остановился в дверях.
— Я про «звон» серьезно говорил. Если хочешь, могу показать.
— Давай, — Росс радостно вернулся к столу. — Брендон, посмотришь тоже?
— Нет, с меня на сегодня хватит, — и Брендон исчез, оставляя Росса наедине с Алексом.
— Значит, делают это так. — Алекс вытащил из лузы несколько шаров. — Во-первых, далеко не всегда такой фокус проходит. Но если ситуация позволяет, от него отказываться нельзя.
Он замер, как будто к чему-то прислушиваясь, затем продолжил:
— В первую очередь важен расклад. — Он короткими движениями разложил шары на пустынной зелени стола. — Во-вторых, очень важно, с кем ты играешь.
— Не понял, — сказал Росс, изучая расстановку. — В каком смысле?
— Сейчас поймешь. — Алекс стал рядом с Россом. — Положи кий, сначала надо проанализировать ситуацию. Видишь, где лежит этот шар? Так вот, его легко закатить семеркой в ту угловую лузу.
— Конечно, легко, — согласился Росс. — А дальше?
— Что дальше?
— Ну, это же очевидный удар. А «шанхайский звон»?
— «Звон»? — Алекс удивленно взглянул на Росса. — Он-то тут при чем? «Звон» — это совсем другое.
— А что? — недоумевая, спросил Росс.
— А вот что.
Белая стена перед глазами Росса вдруг стала черной с красным отливом. И еще очень захотелось дышать. Еще мгновение назад легкие незаметно работали как-то сами собой, а теперь они почему-то судорожно сжимались от недостатка воздуха. Но вдохнуть никак не получалось. Вместо воздуха в голову рвалась кровь. Она обтекала неожиданно сжавшееся горло, распирала щеки и глаза, наполняла уши нестерпимым звоном. Казалось, сейчас она прорвет кожу и брызнет во все стороны, заливая стол, кресла и аккуратно подметенный паркет. Потом свежая струя воздуха влилась в истерзанные легкие, черная в багровых пятнах стена побледнела, и, вытесняя звон, в ушах возник шепот Алекса.
— Вот это и есть «шанхайский звон».
Росс, ни о чем не думая, отчаянно рванулся прочь.
— Спокойно! — Нечто, напоминающее по твердости кусок дерева, вновь сжало его горло. — Не перестанешь дергаться — будет гораздо хуже.
— Ты… ты… — Росс судорожно вдохнул.
— Конечно, я, — согласился Алекс, немного ослабляя захват. — Еще раз говорю: дернешься — будет хуже. А закричишь — всю жизнь жалеть будешь. Понял?
Росс кивнул, насколько позволяла массивная рука, стальным кольцом охватившая шею.
— Теперь слушай. Мне от тебя нужно всего две вещи. Скажу — и пойдешь. Первое. Голосовать будешь, разумеется, за меня. Ты уже это и так понял. Второе. В любой ситуации выставляй меня наилучшим образом. Ясно?!
Росс опять кивнул, чувствуя, как неуправляемый страх сковывает все тело.
— А… а…
— Что?
— А… как?
— Это уж твое дело. Ты же умный, сообразишь. Будешь плохо справляться, мы с тобой опять побеседуем. И смотри, не перегни палку. Если кто что заподозрит, тоже еще раз беседовать будем.
 
— Так ведь… — Росс безуспешно попытался шевельнуться, — правила… Ты же сам говорил…
— Дурак, — насмешливо произнес шепот над ухом. — Какие правила? Сказали же тебе в первый день: никаких правил нет.
— Ты с ума сошел! — взвизгнул Росс, наконец, полностью осознав ситуацию.
Однако вместо крика раздалось еле слышное сипение.
— Тебе это что — боевик! Я ж тебя засужу!
— Или я тебя, — спокойно возразил шепот. — Это твое слово против моего. А следов никакая экспертиза не найдет.
— Найдет, — без особой надежды возразил Росс.
— Ошибаешься, — в шепоте появилось нечто отдаленное напоминающее сочувствие. — От чего-то следы остаются, а от чего-то нет. Например, от этого ничего не останется.
Левую кисть Росса будто обожгло огнем. Он закричал, ничего не помня от этой режущей боли, но жесткая рука, охватывавшая шею, немного сдвинулась выше, полностью закрывая ему рот. На этот раз крик обратился в тихий стон.
— Теперь понял? — осведомился шепот. — А может быть гораздо хуже. Ну? Понял?!
Росс качнул головой.
— Кричать будешь? — рука снова сдвинулась вниз к горлу, освобождая рот.
— Н-нет…
— Жаловаться будешь?
— Нет.
— Понятливый, значит. Тогда последнее, — низкий угрожающий шепот Алекса стал еще тише, — даже не думай удирать. По номеру любую машину найти можно. А хулиганье сейчас опасное бывает. Побудешь здесь три дня — и живи себе спокойно. Убежишь — пеняй на себя.
И железное кольцо исчезло. Росс, все еще до конца не веря ни в то, что произошло, ни в то, что его отпускают, сделал неуверенный шаг к столу. Пальцы левой руки горели и сочились болью. Он осторожно, словно опасаясь удара, обернулся. Алекс стоял возле кресла и добродушно улыбался.
— Правда, красиво? — спросил он обычным голосом. — Я рад, что смог тебе помочь. Кстати, — его брови озабоченно нахмурились, — все в порядке? Ты что-то бледен.
Росс сглотнул.
— Все в порядке.
— Отлично! — Улыбка вернулась на лицо Алекса. — Я еще немного шары покатаю. Ты ведь больше не хочешь? Нет? Тогда до завтра.
— До завтра, — безжизненно ответил Росс, глядя на него остановившимся взглядом.
Он мелкими неуверенными шагами пересек комнату и, обернувшись уже у самой двери, тем же безжизненным голосом повторил: «До завтра».
Алекс радушно махнул ему и повернулся к столу.
Первый день был выстроен очень профессионально. Все разговоры сегодня — это четкие последствия того, что упорно вдалбливалось в наши головы вчера. От Чингисхана до физиологического страха. Они хотели, чтобы мы говорили об этом, более того, хотели, чтобы мы постоянно об этом думали. Чтобы не просто выбирали лидера, а видели его в отблеске пожаров, на фоне древних правителей и великих честолюбцев. Они намеренно направляли наши мысли в это русло и замечательно преуспели в этом. Не будь вчерашних исторических рассказов, сегодняшние разговоры были бы совершенно иными. Мы говорили бы привычным языком о привычных вещах.
И даже когда этот Кларк не забирался в исторические дебри, каждое его утверждение вело к определенной цели. Одни «талантливые дети» чего стоят. Что бы ни казалось на первый взгляд, но речь он вел не о таланте руководить, не о таланте вести за собой. Говорил он о таланте идти, ползти, пробираться на верх. О таланте, без которого не может выжить ни один высокопоставленный начальник. Без которого практически нельзя стать высокопоставленным начальником. О таланте, о котором редко подозревают те, кто смотрит на размеренную работу корпораций со стороны или с низу.
Когда такие разные вещи путают, ни к чему хорошему это не приводит. Например, начинают удивляться, почему человечество всегда ведет войны, вечно мечтая о мире. Как будто не понятно, что войны начинают не народы, а те, кто стоят у власти. А к власти, не важно, политической, финансовой, религиозной, — к истинной власти можно прийти, только обладая определенными талантами и мировоззрением. Но именно эти таланты и заставляют тех, кто к ней пришел, зариться на чужое добро. На котором уже настороженно сидит свой талант.