Подземелье Иркаллы (СИ)

Акме тихо засмеялась, улыбаясь так счастливо и блаженно, что могла ничего и не отвечать: всё и так было понятно без слов. Она обвила руками его шею, заглянула в его зелёные глаза и тихо спросила:
— Ты думаешь, меня привлёк в тебе тот факт, что ты наследуешь герцогский титул?
— Разве не это? — картинно удивился Гаральд, лукаво улыбаясь, гладя её щёку большим пальцем.
— Брось, какая из меня герцогиня Атии?!
— Самая трудолюбивая, справедливая и привлекательная.
— Плевать мне на эти титулы, — прошептала Акме. — Я устала. Я не хочу больше возвращаться в эти королевские дворцы. Я хочу на берег моря Тиамуль. Жить в небольшом уютном доме. Просыпаться каждое утро рядом с тобой под шум прибоя, вместе завтракать, отводить Августу в школу, идти на работу, вместе обедать или встречаться дома за ужином. Если это будет не морской берег, а высокогорье или любое другое место, я приму такую жизнь с радостью. Я люблю тебя, Гаральд Алистер Праций. Я хочу только тебя. Я была мёртвой, когда вернулась из Коцита. А теперь я чувствую себя самой живой. Мой дом там, где ты.
Это был невероятно счастливый вечер. Они долго целовались, признавались друг другу в любви, говорили о делах, затем принялись убирать со стола, мыть посуду и вслух рассуждать о будущем. Гаральд хотел венчаться в атийской церкви, где венчались их родители. Акме хотела скромную свадьбу: только самые близкие и родные.
— Интересно, что скажет брат, когда узнает, что мы решили пожениться?.. — девушка усмехнулась, представив его недоумённое лицо.
— Не думаю, что он будет против, — заметил Гаральд. — Я говорил с ним перед отъездом из Мернхольда. Поставил ему условие: если найду тебя, он не будет препятствовать и отдаст мне тебя в жёны.
— Что сказал Лорен?
— Сначала, мол, найди, а потом поговорим.
— Самодовольный и напыщенный!.. Как всегда.
Пока Гаральд мылся, Акме с замиранием сердца, как-то заторможенно и взволнованно стелила постель. А когда пошла мыться сама, то ей хотелось поторопиться, пока её жених не заснул. В то же время захотелось остаться в этом корыте до утра. Ей было и сладко, и страшно от мысли, что она будет спать с ним в одной кровати этой ночью.
Когда она вошла в спальню, то увидела, что Гаральд не спит. Атиец, погружённый в тяжкие мысли, сидел на кровати, хмурясь, мрачно поглядывая на кровать. Акме в длинной ночной тонкой рубашке, простой, белой, с распущенными по плечам густыми чёрными волосами, медленно подошла к нему, и он перестал хмуриться. Гаральд ласкал её взглядом. Именно так, без слов, можно признаться в любви. Затем мужчина прижал её к себе.
— Ты боишься меня? — прошептал он, проводя руками по её животу и спине.
— Должна тебя бояться?
— Хочу, чтобы ты доверяла мне. Обещаю, что не трону тебя до свадьбы.
Акме медленно села мужчине на колени лицом к нему и поцеловала его.
— Я хочу, чтобы ты трогал меня. Прямо сейчас.
Руки Гаральда спустились вниз по её телу и слегка сжали бёдра, затем нырнули ей под рубашку и коснулись живота. Поднялись, провели между её грудей, под ними, спустились обратно к животу и ниже. Лицо Акме пылало, дыхание стало тяжёлым, от его тёмного взгляда, невероятных прикосновений кружилась голова.
— Я очень хочу тебя, Акме, — мучительно прошептал он, лаская губами и языком кожу её шеи, плеч, ключицу, слегка прикусывая зубами её нижнюю губу. — До смерти хочу. Меня трясёт от нетерпения. Но если ты не слезешь с меня, наша первая брачная ночь произойдёт прямо здесь и сейчас.
Акме густо покраснела, пересела на постель. Ей сразу же захотелось обратно к нему на коленки. Они посмотрели друг на друга, помедлили.
— Кому какое дело? — вдруг сказала она. — Мирослав что-то задумал. Кто знает, вдруг нас завтра снова разлучат?.. А я так и не узнаю, как это — быть твоей женой.
— Твой брат похоронит меня заживо, если узнает, — Гаральд улыбался тёмной улыбкой, от которой путались мысли.
— Моего брата здесь нет. Я хочу провести эту ночь так, будто она последняя в нашей жизни.
Гаральд притянул её к себе, осторожно и бережно. Его губы скользили вниз от её губ, к подбородку, затем к шее, к плечам. Он медлил, словно ждал, когда Акме передумает. А когда сам начал забываться, потянул за завязки на рубашке своей невесты, и тонкая ткань соскользнула вниз, обнажая кожу. Гаральд провёл по её груди, соскам, сначала пальцем, потом губами и языком. Он любовался прекрасной наготой своей возлюбленной, пробовал на вкус.
 
Акме дрожала и трепетала под его внимательным взглядом. От его прикосновений по телу побежал рой мурашек. Захотелось прикрыться, но Гаральд не позволил. Он снял с неё рубашку полностью и отбросил в сторону, затем разделся сам, нарочито медленно, давая ей возможность как следует рассмотреть его. Акме не могла оторвать от него глаз: впервые видела вживую такое красивое мужское тело. А когда посмотрела ниже его живота, вниз по узкой дорожке тёмных волос, то густо покраснела, отвернулась и испугалась чего-то. На мгновение ей почудилось, что она зря всё это затеяла.
— Не бойся, — прошептал он, ласково, нежно, но с той твёрдостью, которой нельзя было противиться. — Повернись ко мне и посмотри на меня.
Акме, дрожа, обернулась.
— Скажи мне, чего ты боишься.
— Всего сразу, — выдохнула она. — Своих чувств к тебе. Кунабулы. Смерти. Мне больно мечтать о нашем будущем. Страшно, что близость с тобой понравится мне так сильно, что я умру от тоски, если ты предашь меня когда-нибудь. Или погибнешь. Но если я не попробую тебя сегодня, если такой возможности у нас больше не будет, я умру от разочарования.
— Каждый раз, когда нам приходилось разлучаться, я снова находил тебя и успевал к тебе, — прошептал Гаральд, хмуро глядя ей в глаза. — Когда же ты научишься доверять мне?
— Я в твоей постели без одежды, — горько усмехнулась Акме. — Мне кажется, я уже слишком доверилась тебе.
Гаральд тихо засмеялся, захватил её губы своими губами, долго, требовательно, мягко лаская её язык своим языком. Акме перестала бояться, и они принялись долгими поцелуями исследовать каждый дюйм тела друг друга.
Почему никто и нигде не пишет о том, что губы и руки любимого мужчины могут доставлять самое блаженное удовольствие на свете? Когда пальцы Гаральда коснулись низа её живота, бесконечно нежно провели по самому сокровенному, страх сдался под натиском удовольствия. Глаза девушки закатились, и из груди вырвался едва слышный сладкий стон. Гаральд с мучительным вздохом поймал её стон губами, затем снова принялся ласкать языком и пальцами её тело. Он доводил Акме до исступления, трогал и нажимал там, где нужно и когда нужно. Она всхлипывала, стонала, а из глаз редкими дорожками лились слёзы блаженства, когда он шептал, как сильно любит её.
Акме стала огнём и натянутой струной, отзывающейся на каждое его прикосновение. Она покорно легла на спину и приняла его, открыто, с жадностью, нетерпением, отчаянием и страстью, впервые поднимавшейся в ней непреодолимой волной. Гаральд не остановился, не помедлил, не спросил, не передумала ли она. Он просто подмял её под себя, накрыл тяжестью горячего тела и стал её частью, осторожно, настойчиво и невероятно сладко. Ей так понравилась эта тяжесть и настойчивость! Акме дёрнулась и тихо вскрикнула от резкой боли, едва не порвав простынь ногтями. Но Гаральд не позволил ей зажаться и отстраниться. Он продолжил двигаться, уже медленнее и аккуратнее, прижав её руки к постели, с силой сжав их, издавая тяжёлые вздохи. И горячая волна, охватившая низ её живота, сначала заглушила боль, а после не оставила от неё ни следа. Глаза Акме закрылись, голова затуманилась, и они слились в одном жарком ритме, небыстром, сильном, натужном.
Это было до того восхитительно и неожиданно, что Акме оказалась не в состоянии отследить каждое из своих ощущений. А когда Гаральд подложил руку под её бедра и приподнял, она громко и мучительно пискнула. Акме беспорядочно водила руками по его спине, ногам, трогала его везде, до куда могла дотянуться.