Подземелье Иркаллы (СИ)

Как ни странно, легче ей не становилось. Еще никогда у нее не было такой прекрасной надежды на счастье. Нынче же ей приходилось от нее отказаться. И она никак не могла избавиться от мысли, что эта необходимость причинит боль не только ей самой.
«Мне неведомо, когда судьба предоставит мне выбор: моя жизнь или жизнь всех остальных. Посему сказать Гаральду стоит как можно скорее».
Когда Лорен еще не закончил обедать, в шатер вошла служанка и доложила о прибытии герцога Атийского собственной персоной. Лорен и Реция тревожно глянули на девушку, которая побледнела, но более ничем не выдала своего волнения. Она невозмутимо поднялась в своем черном платье, но когда герцог Атийский, наконец, вошел решительным шагом, не могла оторвать от него глаз.
Акме еще никогда не видела Гаральда столь изможденным. На зеленоватом лице не было ни кровинки. Тяжелые мешки под болезненно сверкающими глазами синяками красовались на коже. Ему был нужен хороший ужин и сон. Ее пронзили боль и тепло.
Спохватившись, Акме сделала глубокий реверанс и тихо проговорила:
— Ваша Светлость, примите мои искреннейшие соболезнования. Сколь страшна эта потеря. Да благословит Господь душу вашего отца!
Гаральд оторопело глядел на нее, по началу ошеломленный ее глазами, столь чужими, полностью залитыми ярко-голубым огнем. После его поразили ее слова: прохладные и далекие. Она не бросилась к нему на шею, не пожала ему руки, даже не улыбнулась. Она обратилась к нему по титулу и строго замолчала.
Гаральд, и без того растерзанный переживаниями нескольких дней и множеством дел, которые свалились на него соответственно положению, почувствовал дурноту, но взял себя в руки и глухо ответил:
— Благодарю, Акме. Я пришел, чтобы узнать, как чувствуешь ты себя.
— Благодарю, Ваша Светлость. Весьма сносно.
Лорен, крайне встревожено глядя на сестру, настоятельно порекомендовал герцогу разделить с ним ужин, обратившись к нему по имени, просто и сердечно. Гаральд рассеянно кивнул, повернулся было к Лорену, но сделал несколько твердых шагов вперед, заключил Акме в объятия и крепко прижал к груди с ее именем на устах.
Раскаяние горячей волной разлилось по ее душе, и она зажмурилась от боли. Ей стало нестерпимо стыдно за свой непозволительный эгоизм. Этот человек потерял отца, с которым он всегда мечтал быть дружен, но с которым никогда не был, и в наследство получил столь тяжелую ношу. Он любил ее несмотря ни на что, она видела это даже сквозь туман кунабульских переживаний. Она была его утешением и отрадой. Но ей предстояло сказать, что и ее ему скоро придётся потерять.
Она не знала, как рассказать все это человеку, и без того убитому горем.
— Останься со мной, Акме, — вдруг прошептал Гаральд, тихо, твердо, умоляюще, и ошеломленная девушка задрожала крупной дрожью.
Он догадывался. Он чувствовал, что она ускользала от него, а он сжимал кулак, до крови впиваясь ногтями в кожу, но не мог удержать ее.
Акме не ответила ничего, не смея давать ложную надежду. Она лишь обняла его в ответ и лицом прижалась к его широкой груди, вдыхая аромат его одежды, его шеи, запоминая его тепло так, чтобы она могла вспоминать его там, в небытии, и молиться за него, где бы она не оказалась.
Лорен и Реция сочли необходимым оставить их одних. Акме роняла слезы не переставая, а Гаральд, болезненно сжав брови у переносицы, целовал ее дрожащие губы, мокрые щеки и глаза, сквозь трепещущие ресницы и закрытые веки которых лился проклятый молочно-голубой свет.
Более всего Гаральд боялся, что она уже приняла решение.
Но в данную минуту Акме была не в силах принимать решения или вообще думать. От его поцелуев у нее опасно кружилась голова, сбивалось дыхание. Никто не мог пробудить в ней такие сильные чувства, как Гаральд Алистер. К тому же, Иркалла отняла у нее много сил, а Эрешкигаль продолжала забирать их, упорно прокладывая себе путь на свободу. Отказывавшаяся от надежд обоих, отлично осознававшая безысходность своей будущности, Акме попыталась глубоко вздохнуть, не смогла и начала падать. Гаральд в испуге подхватил ее и усадил на скамью.
 
— Она еще слаба! — рыкнул Лорен, услыхав напряженное восклицание Гаральда.
— Нет, Лорен, — выдохнула Акме, медленно приходя в себя. — Простое головокружение…
Но тут нестерпимая боль сковала все ее тело, и девушка сдавленно вскрикнула. Голоса, мрачные, утробные, ледяной волною сомкнулись над ее головою, унося все глубже, все дальше от солнечного света. Она слышала пение Эрешкигаль, черное, как кунабульская ночь, но не понимала значения слов.
Гнилые черные узоры вновь начали проступать на лице девушки, а на руках стали ярче. Громко и натужно пыталась она вздохнуть, но Эрешкигаль стиснула ей горло и накрыла сознание черным платком. Она гасла и слабела, теряясь в страшном омуте без света, без тепла. Пока тьму стрелою не пронзил белый свет, который тотчас начал разливаться, быстро разгонять гиблый мрак. Он сжег путы, сковавшие волю Акме, и они растаяли на ней, будто льдинки у огня.
Она почувствовала что-то сильное, надежное и теплое, удерживающее ее. Голоса Иркаллы стали тише, а интонации — спокойнее. Голос Эрешкигаль растворился в голосе брата, зовущем ее. И столь тепло и спокойно ей стало, что Акме, не приходя в сознание, уснула безмятежным сном на целительных руках Лорена Рина.
Следующее утро принесло облегчение. Акме не застала брата. Король Карнеоласа вызвал его на совет, на котором должна будет присутствовать вся верхушка лагеря.
— Ты перепугала нас, — со вздохом сказала Реция, наблюдая за тем, как Акме с аппетитом поглощает свой завтрак. — На крики сбежались слуги и стража, которую выставил у нашего шатра государь Арнил.
— Отныне все знают о том, что сестра целителя безумна и несет в себе тёмное начало, — глухо отозвалась девушка, отложив тарелку с недоеденным завтраком; аппетит испарился столь же быстро, сколь и желание появляться на улице.
— Чепуха! — отмахнулась Реция. — Порою полезнее гулять по столь людным местам, и я скажу тебе, что по лагерю ходит любопытный шепот. Мне неведомо как, но многие знают, что эрсавийский целитель из рода Рианоров лишь оттеняет и удерживает твою мощь, чтобы она не вырвалась наружу в неподходящее время. Они знают, что ты сильнее всех.
— Начинается!.. — буркнула Акме, подруге не поверив нисколько. — Полагаю, они шепчутся о том, что сестра того самого эрсавийского барона из рода Рианоров опасна и ее не следует подпускать к людям. Не удивлюсь, если они уже знают о том, какое отношение я имею к Иркалле и супруге бога тьмы.
— Не бери в голову, — парировала Реция, и Акме задорно улыбнулась. — Но сильнее всех испугался Гаральд. Его нельзя было оторвать от тебя даже после того, как ты заснула, и Лорен объявил, что тебе нужен покой.
При упоминании о возлюбленном Акме помрачнела, и улыбка сползла с ее лица. До чего он, верно, устал от ее припадков и от той разрушительной силы, которой нет более ни в одной нормальной женщине.
— Я так виновата перед ним! — выдохнула она, поднимаясь с постели, чтобы умыться.
— Чем же ты провинилась перед ним? — с вызовом воскликнула Реция. — Тем, что спасла всех нас и его?
— Тем, что заставляю волноваться о себе, тем, что играю его сердцем…
— Играешь? Но разве ты не любишь его?..
— Люблю. Больше жизни. Но не могу остаться с ним.
— Почему не можешь?… — страшно удивилась Реция, пытливо глядя ей в глаза.
Акме отвернулась и надолго замолчала, задумчиво и печально приводя себя в порядок.
— Его Светлость Герцог Атийский, госпожа, — с реверансом объявила служанка, и девушки резко поднялись.
Герцог Атии решительным шагом вошел в шатер, и девушки приветствовали его глубоким реверансом.
Гаральд Алистер был бледен, но не столь измучен, как накануне. Весь он был закутан в черное и лишь золотая цепочка с гербом Атии выбивалась из-под высокого ворота. Он вернул своей бородке красивую и аккуратную форму, очень ему шедшую. Большие ярко-зеленые глаза с сияющим беспокойством глядели на Акме.