Страна мужчин (СИ)

— Сбегай переоденься сперва в чистое, — попросил он.
— Я разве грязный? — Джаред удивлённо осмотрел себя, словно не видя рабочей грязи на своём комбинезоне. Для него это было так привычно, что он совсем не замечал её. Дженсен, по правде, находил эти пятна смазки дьявольски сексуальными, но там, куда он собирался отвезти Джареда, это вряд ли было уместно.
— Бегом, — строго сказал он, и Джаред пулей кинулся в гостевой корпус.
Через пять минут они уже мчались по магистрали — не так быстро, правда, как Джареду хотелось, потому что Дженсен старался все-таки не слишком часто получать штрафы — от отца потом влетало. Они проехали через весь уровень и вписались в монорельсовый подъёмник. У Джареда расширились глаза, когда он увидел, что Дженсен отдаёт команду подняться ещё выше — на уровень Сто Тридцать Один.
— Мы приглашены на обед в Правление? — изумлённо спросил он.
— Лучше. Увидишь. Помолчи.
Джаред покорно заткнулся. Всё-таки здорово было, что он такой послушный — Генри на его месте продолжал бы расспрашивать и подначивать. Дженсен подначек не любил, да и сам старался поменьше ерничать — отец говорил ему, что это поведение, недостойное настоящего мужчины.
На Сто Тридцать Первом было почти безлюдно. Чем выше располагался уровень, тем меньше людей имело к нему право доступа; даже уровень Сто Двенадцать, где находились апартаменты Дженсена, был полупустым по сравнению с муравейником, кишевшим в нижних отсеках станции. Верхние уровни достраивались гораздо позже, они были просторнее и намного технологичнее старых, и на них располагалось то, о чём жители нижней Элои слышали только в городских легендах.
Это место было одной из таких легенд.
Монорельс, единственный на всей полосе, тихо и мягко подплыл к воротам, перекрытым двухслойным силовым полем. Дженсен припарковал машину, познакомил автоматического парковщика со своей сетчаткой, выслушал механическое: «Добрый день, мистер Эклз, добро пожаловать. Сегодня в Заповеднике прекрасная погода», ввёл запрос на обработку данных и пароль разблокировки, и только тогда поманил Джареда к себе.
— Встань здесь. Он снимет с тебя биометрические данные. Джаред, личный раб Дженсена Эклза, стандартный доступ по форме три-ноль, — отчётливо произнёс он, и автомат ответил:
— Добрый день, Джаред. Добро пожаловать. Сегодня в Заповеднике прекрасная погода.
— Что такое Заповедник? — с любопытством спросил Джаред, пока по нему неторопливо плавали зелёные переливы лучей сканера.
Да уж, в Инкубаторе о таком не рассказывают. А сплетни доходят только до тех рабов, кто предпочитает бездельничать и трепаться, а не заниматься делом. Джаред был не из таких.
— Место, где я работаю, — сказал Дженсен, и тут ворота перед ними открылись.
Они прошли в промежуточный отсек, где Дженсен велел Джареду снять кроссовки и разулся сам, остановились снова, дожидаясь, пока очередной автомат проведёт ультрафиолетовую обработку, дезинфицируя их тела. Это никак не ощущалось, они просто стояли в потоке света, и Джаред с любопытством вертел головой по сторонам, разглядывая непривычного вида сферическую камеру. Потом робот сказал: «Благодарю за терпение, мистер Эклз и Джаред. Приятного вам дня».
Дверь открылась.
И они оказались на Земле.
Джаред выдохнул. Не от восторга и не от удивления даже — просто воздух, ударивший в его лёгкие, был непривычно свежим и крепким, сочным, так что его приходилось не вдыхать, а глотать, словно прохладную, вкусную воду.
— Осторожней, — предупредил Дженсен, поддерживая покачнувшегося Джареда за локоть. — Не вдыхай глубоко, пока не привыкнешь. Здесь содержание кислорода выше, чем в других отсеках станции.
Джаред в ответ судорожно втянул воздух всей грудью. Дженсен покачал головой — но что уж там, он и сам прекрасно помнил, как оказался в Заповеднике впервые. Невозможно не дышать, невозможно не смотреть, не слушать, не впитывать в себя всё это. Как будто ты умер и попал прямо в рай. Нет, это было даже лучше рая, потому что, чтобы очутиться здесь, необязательно было умирать.
 
— Какое… — проговорил Джаред — и, сделав шаг вперёд, застыл.
Они стояли посреди луга, огромного, тянущегося почти на милю вперёд и вниз. На лугу росла трава, сочная, зелёная, высокая — местами она доходила до колен. В траве росли цветы, тысячи крохотных разноцветных головок — белых, жёлтых, голубых, — а дальше, почти на самом горизонте, алело маковое поле, шелковистые лепестки покачивались и шелестели на ветру. Да, здесь был ветер — мягкий, тёплый ветерок, дувший с востока. Он ерошил Джареду волосы, взбивал их надо лбом и затылком, трепал, как хотелось. Дженсен и раньше видел, как Джареду треплет волосы потоком воздуха, дующим из вентилятора в машине, и это всегда выглядело так смешно — чёлку трепало туда-сюда, забрасывало в глаза, и Джаред часто-часто моргал, потому что руки у него были заняты.
В траве шла тропинка, неширокая — как раз для двух человек, идущих рядом — и извилистая, она убегала по склону вниз, шла через маки и терялась вдалеке, там, где поблескивало на солнце озеро. Да, здесь было солнце — не красное, как на Хатшепсут, а золотисто-жёлтое, мягко и ласково сиявшее посреди светло-голубого неба. На остальных уровнях станции неба не было — его заменяло однотонное металлопастиковое покрытие с вмонтированными лампами дневного освещения, и чем дороже были апартаменты, тем больше этот свет походил на дневной. А здесь это совершенно не походило на лампы. Это был солнечный свет, настоящий свет летнего дня, тихого, мирного, безмятежного.
— Это… небо?.. — пробормотал Джаред, задрав голову, и Дженсен пояснил:
— Голограмма. Очень качественная, пожалуй, лучшая, какая только существует на станции. Но всё остальное настоящее. Идём.
Джаред всё ещё пялился по сторонам, поэтому Дженсен просто взял его за руку и повёл вперёд по тропе, мимо зарослей одуванчиков и куриной слепоты. Тёплая тропинка была мягкой под босыми ногами и слегка пружинила от каждого шага.
Они прошли примерно полмили в полном молчании. Потом Дженсен сошёл с тропы и ступил прямо в траву, которая в этом месте была ниже и реже, чем вокруг них. Далеко впереди виднелись деревья — там была роща, но туда Дженсен не пошёл. Он вывел Джареда на небольшой открытый участок среди высоких зарослей травы, огораживавших пятачок, словно живой забор. Трава тут была немного примята, но всё равно её было много, она росла густо и приятно холодила ноги.
Джаред наступил на мелкий белый вьюнок, стелившийся по земле, ойкнул и поджал ногу.
Дженсен засмеялся.
— Не бойся, всё нормально. Садись.
И, видя, что Джаред не понимает, уселся на землю и с наслаждением вытянул ноги, поджимая и распрямляя пальцы на ногах.
Джаред потоптался немного и сел рядом.
Земля была тёплая — в Заповеднике поддерживался мягкий микроклимат. Мимо них пролетела бабочка, большая и очень красивая, с красно-чёрно-жёлтыми крыльями. Дженсен попытался поймать её, но не сумел и опять засмеялся. Как всегда, насыщенный кислородом воздух Заповедника быстро ударял ему в голову. Хотя, может, дело было не в кислороде, а просто в этом месте. И в том, с кем он пришёл сюда в этот раз.
— Я сплю, да? — проговорил Джаред, и Дженсен, обернувшись, притянул его к себе и поцеловал — жадно, сильно и глубоко.
Когда их губы разлепились, Джаред выглядел уже чуть менее осоловевшим. Дженсен ухмыльнулся, не убирая руки с его шеи.
— Я тоже долго привыкал. А потом — знаешь, всё со временем превращается в рутину. Особенно когда становится работой.
— Что это за место? Ты его построил?
— Не совсем, но я был одним из тех, кто его проектировал. Вон те маки, видишь? Красные цветы. И луг, и озеро — всё, что до рощи. Это была моя часть проекта. Я ландшафтный дизайнер, занимаюсь визуальной частью и планировкой. Нас всего тридцать человек на Элое с такой специализацией. Ещё есть полсотни биологов, климатологов, программистов. Ну и инженеры, конечно — эта часть станции потребляет больше энергоресурса, чем Инкубатор. Смешно, да? Здесь мог бы рождаться ещё один миллион человек в год, а вместо этого растут сорняки.