Лион Измайлов

— Миша, вот Юра очень хочет с тобой познакомиться.
Познакомились.
Пляцковский купил полстакана икры для дома и ушел.
А Антонов повез Танича домой. И по дороге попросил какой-нибудь текст для песни. Они поднялись к Таничу в квартиру. Лидия Николаевна лежала на диване. Антонов увидел молодую, красивую Лиду и аж обомлел.
Он взял текст. Всю ночь сочинял. Утром спел готовую песню. Посвятил ее Лидии Николаевне. Так появилась песня «Зеркало».
Текст ее по тем временам был действительно несколько сложноват для пения. Однако Антонов нашел тот единственный вариант мелодии, единственный и неповторимый.
Это моя любимая песня.
26 сентября 2000 года в Карловых Варах подошел ко мне высокий седой господин из Израиля и рассказал:
— В конце шестидесятых годов я отдыхал в санатории имени Горького в Кисловодске. Там же отдыхал Михаил Танич.
Однажды вокруг него собралась компания, и одна женщина спросила: «Мишель, вы из горских евреев?» — «Да», — сказал Танич. «А с каких гор?» — поинтересовалась женщина. И Танич тут же ответил: «С Синайских».
В конце 60-х Танич еще не был известным поэтом. А человек запомнил его на всю жизнь.
Кстати, с Кисловодском связана такая история. В 1975 году мы с Феликсом Камовым, Наринским и с женами поехали в Кисловодск. Танич позвонил какому-то своему другу, и тот должен был нас встречать.
Мы вышли на перроне в Кисловодске, но никто нас не встретил. Мы стояли, а мимо нас пробегал взад и вперед какой-то полный лысоватый человек в очках. Наконец я догадался спросить его:
— Вы не нас ищете?
Он искал нас. Это и был друг Михаила Танича — Борис Матвеевич Розенфельд. Он директор Музея музыкальной культуры при Кисловодской филармонии. Замечательный человек, выпустил несколько книг о Кавказских минеральных водах. Читает по санаториям лекции о великих людях, эти воды посещавших.
С 1975 года я с ним дружу. Он поразил меня не только знаниями о своем крае, но и фанатичной любовью к Таничу. Он так его любит, что даже говорит с такими же интонациями. Борис Матвеевич вообще считает, что в России всего четыре поэта: Пушкин, Лермонтов, Пастернак и Танич.
Если Танич что-то сказал, то Борис Матвеевич будет до хрипоты защищать его мнение.
Каждое лето Борис Матвеевич со своей женой Таней едут на Рижское взморье. Снимают в Юрмале квартиру неподалеку от дачи Танича для того, чтобы общаться со своим любимым поэтом. Сам Боря — очень гостеприимный человек. Кто только у него дома не ужинал!
Особенно любил там поесть Михаил Михайлович Жванецкий. Правда, он не только там любит хорошо поесть, но и всюду, где бывает. Дай ему бог здоровья и хороший аппетит до ста лет.
Однажды Борис Матвеевич сказал мне:
— Хочешь, я тебе покажу дом, в котором жили в разные годы и Пушкин, и Лермонтов? Дом Реброва.
Мы пошли смотреть. Прямо напротив Нарзанной галереи Борис завел меня во двор и показал этот дом.
Я сказал:
— Борис Матвеевич, я хочу вам сказать, что в этом доме жил еще один писатель.
— Кто это?
— Я. И, чтобы доказать это, я вам покажу место, где в этом дворе в шестьдесят девятом году стоял туалет.
И показал. Я действительно в 69-м году в свой отпуск приезжал в Кисловодск и жил в этом дворе и понятия не имел, что это такой знаменитый дом.
Вспомнил я Бориса Матвеевича в связи с Таничем, но он и сам заслуживает отдельной главы. Если будете в Кисловодске, обязательно зайдите в музей при филармонии, передайте от меня привет Борису Матвеевичу. Не пожалеете.
Мы иногда с Мишей ссоримся. Вот один из примеров. У меня на дне рождения в Доме литераторов были человек двадцать. Среди них Танич с Лидой и лауреат Госпремии поэт Владимир Соколов с женой Марианной. Когда я давал слово Соколову, я представил его большим русским поэтом, а когда представлял Танича, сказал, что очень его люблю, что он мне достался в наследство от уехавшего в Израиль Феликса Камова. Танич встал и при всех устроил скандал:
— Значит, Соколов — великий русский поэт, а я в наследство?
Хорошо еще, что он как быстро обижается, так быстро и забывает, что обиделся. Уже минут через тридцать шутил как ни в чем не бывало.
 
А то еще с полгода назад у него был какой-то очередной вечер. Я говорю:
— Лида, вы скажите Таничу, чего это он меня не приглашает на свой вечер выступать. Я-то его всегда звал в свое «Шоу-Досье».
На другой день позвонил Танич:
— Лион, Лида мне передала твои слова, что ты меня приглашал в «Шоу-Досье». Да это была самая большая обида, которую ты мне нанес! Ты же меня не одного пригласил, а с Лидой.
Я опешил:
— Михаил Исаевич, да разве же я вас заставлял идти в передачу с Лидой, вы же сами согласились.
— Да?
— Ну конечно?
— Ну ладно. А я тебя не зову, потому что у меня одни певцы, разговорнику там делать нечего.
А на самом деле в «Шоу-Досье» у меня Танич был раз пять, не меньше.
Но однажды я решил сделать его сольную передачу и, приехав к нему домой планировать ее ход, вдруг подумал, что и Лида — тоже поэт и это даже интереснее, когда их будет двое. Кроме того, зная взрывной характер моего друга, я подумал, что Лида будет смягчать его резкость.
Я и предложил Таничу прийти вместе с Лидой. Уговаривать его не пришлось, он сразу согласился, а теперь оказывается — я «нанес ему самую большую обиду».
Кстати, передача с Таничем и Лидой получилась очень хорошая. Ему было о чем рассказать. Это сейчас так растиражировали его тюремную историю, а тогда, в 91-м, никто об этом не знал.
Танич — человек ревнивый. Ревнует к чужому успеху. Его какое-то время раздражала Лариса Рубальская. Он мне говорил:
— Она везде.
Я возражал:
— Вы тоже везде. Дня не проходит, чтобы с вами не было интервью либо в газете, либо на экране.
И вдруг он звонит:
— Ты знаешь, а я посмотрел, Лариска твоя вчера по телевизору интервью давала. Очень прилично. И такая она симпатичная. Зря я на нее бочку катил. А знаешь, у нее и песни достойные. Так ей и передай.
Я передал.
Иногда он ни с того ни с сего где-нибудь в интервью начнет ругать Резника.
Потом говорит мне:
— А что я его ругал, сам не знаю. Он меня не трогает. Все-таки он много хорошего написал.
На поминках у Шаферана он встал и сказал:
— Мы втроем, я, Дербенев и Шаферан, считали: «Я все-таки пишу лучше, чем двое остальных». И знаешь, — обратился он к вдове Шаферана, — по-моему, Игорь был прав.
Сидели как-то в японском ресторане. Давид, муж Рубальской, говорил тост о том, как тяжело быть мужем знаменитости:
— Думаете, приятно, когда говорят «муж Ларисы Рубальской»? Представляете, если бы Танич пришел с женой, а его бы представили — муж Лидии Козловой.
На что Танич тут же ответил:
— Ну и что, когда мы идем с Путиным, все говорят: «Это президент Танича», и Путин не обижается.
Потом пошли в салон слушать музыку, и Танич, войдя в салон, тут же сказал: «Салон алейкум».
Как-то раз он спросил своего друга Вайнера:
— Аркадий, как это ты при своем здоровье решился стать во главе телеканала?
Вайнер ответил:
— Вот я и чувствую себя развалиной.
На что Танич тут же среагировал:
— Развалины, они значительно дольше стоят.
А вот тост Танича на моем шестидесятилетии:
— Дорогой Лион, ты человек особенный. Тебе удается все. Я понимаю, что тебя знают все по телевизору, но откуда ты знаешь всех? Ведь здесь у тебя вся Москва. Просто крикну сейчас: «Хакамада!» — не зная, что это такое, и тут же встанет мужик и скажет: «Я!»
Я мог бы тебя и дальше хвалить, потому что ты человек, который способен другим делать хорошее, а это редкость. Но если я и дальше буду хвалить тебя, то что останется другим для тостов?!
Одна особенность — это твоя обидчивость. Ты обижаешься даже на тех, кто тебя хвалит. Вот здесь половина людей, которых ты не знаешь, еле с ними знаком. Они пришли только потому, чтобы ты на них не обиделся, что они не пришли. Они не знают, что ты все равно на них обидишься — за то, что они пришли.