Тайны мадам Дюбуа
Софи бросила опасливый взгляд на компаньонку актрисы мисс Аурелию и отчего-то не решилась подойти. Темнокожих людей Софи видела: в Европе не часто, но они встречаются в услужении у тех, кто любит экзотику. Однако столь колоритные дамы, пожалуй, нам еще не попадались.
Возраст ее я определить не смогла: с легкостью женщине могло быть, как двадцать пять, так и сорок. Одетая в красное и желтое, с пышной широкой юбкой и алым тюрбаном на голове. Уши ее украшали массивные серьги, а шею длинное ожерелье, в самом центре которого болтался миниатюрный череп из дымчатого голубого камня. Кофейного оттенка кожа с алыми, красиво очерченными губами, и подведенные глаза. Ева правду сказала, глаза ее, угольно-черные, глядящие в самую душу. Неприятные. Добавить к этому высокий – со среднего мужчину – рост и по-настоящему царственную посадку головы. Пожалуй, если кто и затмевал французскую актрису на пароходе, так это ее компаньонка.
Я не настаивала, но, поборов себя, Софи сделала шажок к мадам Гроссо, за спинкой шезлонга которой и стояла мисс Аурелия.
– Там темно и много тумана, – степенно ответила Софи на вопрос. – Известно же, там где темно и туман – там призраки.
Все, включая даже несносного американца, немедленно умилились. Кроме темнокожей Аурелии. Для любой матери тот, кто не умиляется их детям – уже кандидат в недруги. Тем более что компаньонка, вдруг наклонилась к хозяйке и, глядя своими неприятными глазищами на мою дочь, сказала что-то.
Брови мадам Гроссо взлетели – она изумленно поглядела сперва на Софи, а потом и на меня. Не верю в чертовщину и магию – всем сердцем не верю. Но происходящее мне совершенно точно не нравилось.
Я бы вовсе отозвала дочь, но мадам Гроссо, будто почуяв мое желание, вдруг невесомо взмахнула рукой:
– Пойди прогуляйся, Аурелия, ты пугаешь прелестную крошку. Как вас зовут, юная мадемуазель?
– Софи Дюбуа, мадам, – малышка изобразила вполне приличный реверанс. – Но мне больше нравится, как меня зовет папочка. Соня.
Я прикусила язык. Утром, покуда собирались, я уговорила Софи не бросаться к отцу, как только его увидит, а вовсе притвориться, будто они не знакомы. Сказала, что это игра. Но вот с именем… я тысячу раз просила мужа не называть так Софи!
– Соня – какая прелесть! – снова умились мадам Гроссо. И спросила уже у меня, выбивая из-под ног почву: – ваш муж симпатизирует русским, мадам Дюбуа?
– Ее муж едет в Россию договариваться о союзе – конечно, он симпатизирует русским… – фыркнул в сторону американец Макгроу.
– Это правда? – простодушно поинтересовалась актриса – снова у меня.
А что я? Я смогла лишь пожать плечами и не без едкости заметить:
– Что тут скажешь? По-видимому, мистер Макгроу лучше меня знает, куда и зачем едет мой муж. Поскольку мне такие подробности не известны.
Как бы там ни было, с щекотливой темы удалось соскользнуть. Переключившись, правда, на тему не менее щекотливую. И снова ее подняла мадам Гроссо:
– К слову, где же ваш супруг, мадам Дюбуа? С самого утра его не вижу.
– Месье Дюбуа нездоровится, – мягко улыбнулась я. – Нынче он остался в каюте и просил за него извиниться.
Софи поглядела на меня изумленно, но промолчала. А мисс Райс вздохнула:
– Морская болезнь? Как я понимаю вашего мужа, Лили. Впрочем, мне сегодня получше, а к вечеру, должно быть, и месье Дюбуа оправится.
– Увы, не думаю…
Я очень старалась сделать расстроенное лицо, но едва ли у меня получилось. Актриса из меня никакая.
– Страдаете морской болезнью, мисс Райс? Вы что-то совсем не похожи на ирландку, – вдруг заметил американец, с хитрецою прищурившись. – Ваша нация, как англичане, на море себя должны чувствовать лучше, чем на суше!
Ева в долгу не осталась:
– Уж не знаю, как мои предки, но я терпеть не могу море. И волосы у меня не рыжие. И своих недругов, вместо ледяного презрения, я скорее оболью ледяной водою, будьте уверены.
– Хотя бы не горячим чаем! – рассмеялся Макгроу. – Вы очаровательны, мисс Райс, люблю женщин с характером!
После, видимо пресытившись разговором, Макгроу оттолкнулся от ограждения палубы и покинул нашу компанию. А проходя мимо моей дочери, вдруг наклонился и вручил ей засушенную фиалку, похищенную из кафе.
Так что никто кроме Софи его уходу не огорчился.
Но сразу стало тихо и немного скучно – да и мрачные скалы слева по борту (возможно с призраками) веселью не способствовали. Почуяв это, мадам Гроссо, немедленно расстроилась:
– Ева, своими выходками ты выгнала единственного мужчину из нашей компании! Ты же знаешь, когда рядом нет мужчин, я становлюсь несносной и впадаю в меланхолию!
– Было бы о ком сокрушаться, – фыркнула Ева. – Интересных мужчин на этом пароходе все равно нет.
– Даже месье Муратов? – наивно заметила я.
Но Ева только рассеянно пожала плечами, оглядывая пароход с нашей высокой палубы.
– Вон тот господин у борта, с папиросою и в песочной тройке – мы с ним, кажется, еще не знакомы, – наконец, заметила она кого-то. И улыбнулась: – Жанна, он на вас смотрит. Как и все прочие, пал ниц перед вашим очарованием. Похож на итальянца, по-моему.
Мадам Гроссо царственно повернула голову, смерив господина холодным взглядом. Тот немедленно приподнял шляпу и изобразил поклон – а Жанна хмыкнула и отвернулась:
– С чего ты взяла, что он итальянец?
– Похож. Я люблю итальянцев, они горячи и щедры на комплименты. А еще у них шикарные профили: брови, нос, подбородок – ммм…
– Ева, держи себя в руках, – мягко упрекнула мадам Гроссо, – здесь ребенок. И ты смущаешь нашу гостью.
Но та отмахнулась:
– Ребенок высматривает призраков на острове – малышке не до нас. А Лили не какая-нибудь деревенская простушка, ее так просто не смутишь. – И подмигнула мне. – Представьте себе, Жанна, Лили приглянулся наш обер-лейтенант.
– Тот самый красавчик?
– Тот самый красавчик.
– Мадам Дюбуа, у вас прекрасный вкус, – похвалила актриса.
Если насчет Софи Ева была права: дочка наш разговор и правда не слушала, то насчет меня немного ошибалась. Я чувствовала себя неловко – самую малость. Ибо женщин, любящих посплетничать, в моем окружении давненько уже не бывало. Тем более что сплетничали они на темы весьма фривольные.
– Ничего подобного… – отозвалась я, стараясь не казаться деревенской простушкой. Но потом вздохнула и признала – исключительно, чтобы порадовать этих сплетниц. – Но конечно обер-лейтенант Вальц весьма хорош собой – с этим не поспоришь.
– С этим даже фрау Кох не поспорит! – поддержала мадам Гроссо.
– Нет-нет, фрау Кох с этим тем более не поспорит! – рассмеялась Ева. И снова обратила наше внимание на курящего поодаль господина. – Этот итальянец похож на mafiusi откуда-нибудь из Сицилии – я их именно так себе и представляла!
– На кого похож? – не поняла я.
– Мафиози – те, кто входит в мафию, – охотно пояснила Ева. – Так на Сицилии называют жестоких бандитов. Говорят, сейчас они массово перебираются в Новый свет.
– А в Санкт-Петербург ему зачем? – со скепсисом поинтересовалась я.
Ева уже набрала в легкие воздуха, чтобы высказать смелое предположение – но мадам Гроссо смирила ее пыл:
– Какая чушь, Ева. Тебе бы романы писать на пару с твоим русским другом. Кстати, где месье Муратов? Неужто тоже мучается морской болезнью?
Пожав плечами, Ева принялась крутить головой, и вскоре действительно увидела потомка русских графов, которого, не сомневаясь ни секунды, звучно окликнула.
Тот не замедлил явиться. Господин Нойман, стюард, попытался было не позволить ему подняться на палубу первого класса, но, повинуясь жесту мадам Гроссо, конечно впустил.
– Ну что ж, месье Муратов, – актриса охотно позволила ему поцеловать свою ручку. – Раз вы один нам попались, то вам нас и развлекать. Расскажите что-нибудь занятное, милый, вы наверняка знаете тысячу историй.
– О чем же вам рассказать?
– Да хотя бы об острове, который все никак не закончится. Вы нам обещали! Что за деревушка на нем стоит? И ответьте уже, наконец, есть там призраки или нет?!