На линии огня. Слепой с пистолетом
А толстушка домовладелица все еще лопотала:
— А дым, он валил просто от всяких крошек, оставленных в духовке.
Она снова постучала. Никто не отвечал.
— Могу ли я открыть дверь, мистер?
— Я не могу просить вас об этом, — сказал он. — У меня нет ордера. С другой стороны, вы — владелица дома. И если вы захотите войти и захотите взять меня за компанию, это будет ваше решение.
Она тут же закивала:
— Именно этого я и хочу. Именно этого, все верно.
И она отворила дверь своим ключом.
Она проследовала через маленькую темную прихожую, провела его через дешевую почти пустую кухню, растрескавшаяся штукатурка которой была словно пропитана дымом, и вонь от выгоревших крошек висела как грязная занавеска, давно нуждающаяся в чистке. Пройдя через холл, она щелкнула выключателем и, шагнув в сторону, указала на открытую дверь. В ее глазах застыло детское нетерпение сплетничающей школьницы.
Хорриган вошел в спальню, очень похожую на монастырскую келью. Обои на стенах потускнели от времени, рисунок на них был почти незаметен, они пузырились и отставали клочьями, одна из стен была украшена вырезками из газет и журналов и фотографиями восемь на десять. Сестра Хорригана много лет назад почти так же залепила стену в своей спальне изображениями Фабиана, Фрэнка Эвалона и Бобби Рэйделла.
Но субъект, облюбовавший этот ковчег, явно не поклонялся ребячьим идолам.
Этот субъект возвел на алтарь Ли Харви Освальда и Сирхана Сирхана. Этот человек спал на узкой жесткой кровати, с которой было удобно созерцать фигуры убитых президентов. Этот человек переписал одновременно четко и предельно нервно мельчайшие подробности из распорядка жизни президента.
Этот человек обозначил красным снайперскую цель на груди президента Соединенных Штатов.
— Тридцать один год я живу в этой стране, — говорила домовладелица. — Я люблю эту страну — эти Соединенные Штаты. Я была в Белом доме пять или шесть раз. Я сама, лично! Только в Соединенных Штатах каждый может прийти в дом президента и войти в него…
На потрепанном старом столике в один ряд стояли книги. Их объединяла одна тема: убийцы и убийства, проходившие по делу Джона Фитцджеральда Кеннеди.
— Поэтому, когда я вижу это… эти смертоносные штучки, — продолжала она, — я звоню в полицию… А они сказали, позвоните в Секретную службу. Я так и сделала, но вы не приезжали целых два дня!
Не прикасаясь ни к чему, Хорриган обратил свое внимание на стопку видеокассет: все они были посвящены убийству Кеннеди.
— Мэм, — сказал он. — Президенту ежегодно присылают тысячу четыреста посланий, угрожающих смертью. И мы должны проверить каждое из них. Для этого нужно время.
— Конечно, я рада, что вы пришли, даже если вы опоздали.
Ему уже не хотелось пересказывать ей историю Майлса Дэвиса, чтобы объяснить, кто есть шоу.
— Вы говорили, что имя жильца Мак-Кроули?
— Джозеф Мак-Кроули, — подтвердила она, кивая. — Из Денвера, штат Колорадо.
На столике была еще пара занятных вещей. Первой была новенькая пластиковая модель автомобиля будущего. Она стояла на подшивке журналов, посвященных моделированию.
Другая была листком бумаги, на котором от руки была записана следующая фраза: «Они могут удушить меня, но я знаменит. Я достиг этого за один день, тогда как Роберт Кеннеди угробил на это всю свою жизнь».
Хорриган узнал цитату, но даже если бы этого не произошло, предположить имя автора — Сирхан Сир-хан — было бы не столь трудным делом.
Он пристально вгляделся в фотографии на стене. Вид Роберта Кеннеди, лежащего на полу после выстрелов, заставил его содрогнуться. Бобби. Милый маленький дворовый отпрыск. Даже после всех этих лет Хорриган все еще скучал по нему. Его взгляд переместился на другую фотографию: брат Бобби — Джон, сраженный в своем лимузине на этой проклятой улице Далласа. Агент, бегущий к президенту от следующей машины, где трое остальных охранников застыли на подножке.
— Я помню все это, как будто вчера, — произнесла женщина. — Я плачу и плачу…
Хорриган тоже помнил.
Он был на фотографии.
В доме напротив, готовом к слому в грядущей городской перестройке, человек среднего роста замер в тени, наблюдая за окнами третьего этажа, где за задернутыми шторами двигались чьи-то тени. Митч Лири хмурился. Кто-то находился в его квартире. Теперь ему придется оставить ее. Черт!
Затем штора раздвинулась, и одна из теней превратилась в мужчину, стоявшего у окна комнаты Лири, выглядывающего на улицу. Взбешенный Лири поднял свой маленький мощный бинокль и навел его на лицо непрошенного гостя.
Внезапно напряжение на его лице спало, и он улыбнулся.
— Фрэнк Хорриган! — прошептал он в ночную тишину. Он почувствовал сильное возбуждение. Какая удивительная ирония судьбы!
— Изысканно, — изрек Лири, спрятал бинокль в карман плаща и затаился.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Джозеф Мак-Кроули из Денвера штат Колорадо (как утверждала домовладелица) умер в 1961 году.
Или же соврал Джек Окура, сотрудник разведывательного отдела Службы, а его компьютеры ие лгали никогда. Мак-Кроули, согласно данным, умер одиннадцатилетним. Человек, использовавший имя давно умершего ребенка, человек, чья спальня была тошнотворной кунсткамерой убийств, несомненно проник в компьютерную систему и заполучил дубликат свидетельства о рождении Мак-Кроули для того, чтобы приобрести водительские права и создать себе фальшивую легенду.
Поэтому на следующий день Хорригаи вместе с напарником Элом Д’Андреа и ордером на арест вернулся в запущенный многоквартирный дом. Он стоял в холле перед квартирой № 314 и стучал кулаком в дверь.
— Федеральная служба, — объявил он, — откройте дверь!
И хотя тяжеловесная домовладелица провозгласила себя нелюбопытной, она подсматривала из-за угла, вытянув свою толстую шею. Ее глаза округлились, когда
Хорриган и Д’Андреа извлекли свои пушки из-под полы своих безукоризненных деловых костюмов.
Д’Андреа помахал женщине, пока Хорриган вставлял ее ключ в замочную скважину. Старший агент стоял с одной стороны спиной к стене, а молодой — с другой. Оба напряженные, с оружием в руках. Хорриган левой рукой повернул ключ и дверную ручку, а потом ударом ноги распахнул дверь.
После резкого звука удара, дверь с грохотом врезалась в стену, и наступила тишина.
Д’Андреа в сильном замешательстве посмотрел на Хорригана, тот просто пожал плечами. Старший агент вошел первым, медленно, осторожно прокрался сквозь пустую кухню, в которой все еше сохранялся отвратительный запах. Ничто не говорило о чьем-либо присутствии. Ни одного звука, кроме их настороженных шагов. Хорриган вновь замер спиной к стене перед открытым дверным проемом в спальню. Потом внезапным рывком он проскочил в помещение, направляя револьвер во все углы комнаты.
Та была абсолютно пустой.
Пустой в полном смысле. И дешевая мебель, и ящики в бюро, и маленький столик — все это было тщательно опустошено. Единственная кровать была опрятно застелена в походном стиле. Книги об убийстве и ленты, яркая модель машины и специальные журналы — все это словно исчезло. И даже оклеенная стена была совершенно голой, пустой и неприглядной. За одним исключением. Пряча револьвер, Хорриган медленно подошел к единственному оставленному фото. Д’Андреа стоял прямо за ним. «Боже», — выдохнул он.
Конечно, это была фотография Далласа: падающий, президент в лимузине, агент, бегущий к нему, и трое других, стоящих на подножках следующего автомобиля.
Голова ближайшего из этих агентов на следующей машине была обведена красным и напомнила Хорригану о снимке, который он видел прошлой ночью. Фото с красной мишенью на груди президента нынешнего.
— Почему здесь ты? — выговорил Д’Андреа. Его голос звучал сдавленно, приглушенно. — Боже, Фрэнк, ты был прав.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сам есть шоу.
В этот вечер после бесконечных разговоров с другими обитателями здания и изматывающего обследования опустевшей квартиры вместе со специалистами из криминальной лаборатории Хорриган возвращался домой на последней модели «понтиака» «санберд». У Хорригана не было своей машины. Он предпочитал общественный транспорт или всевозможные попутки.