На линии огня. Слепой с пистолетом

— Что происходит, дружище?
— Я просто так решил, вот и все.
Он вгляделся в лицо Д’Андреа. Немного подумал. Потом сказал:
— Из-за того, что ты испугался в Сан-Антонио?
Д’Андреа только вздрогнул.
— Дерьмо. Я же тоже перепугался. Но ты сделал свое дело. И я сделал.
— Я так паршиво дергался…
— А что в этом паршивого?
— Фрэнк, с тех самых пор, с того дня, как они напялили целлофановый пакет мне на голову, мне снятся кошмары.
Вот дерьмо.
Д’Андреа смотрел на дорогу, но перед его глазами стояло нечто совершенно другое.
— Каждую ночь я опять на этом сраном катере. И этот парень опять натягивает пакет мне на голову, и я задыхаюсь, я умираю, умираю совсем… Ты можешь понять это, Фрэнк?
— Да.
— Я хочу… Я понял это сразу после того, что произошло в Сан-Антонио. Тебя просто могли убить из-за меня. Я не хочу этого, Фрэнк. Я просто ужасно не хочу этого.
— У всех свои кошмары, Эл.
— Я не вижу твоего…
— Даллас.
Д’Андреа остановил машину и на мгновение закрыл глаза.
— О, прости меня. Я должен был…
— Ты мог бы сходить к аналитику.
— А ты ходил к ним?
— Да нет…
— Мне это тоже не поможет в любом случае. — Д’Андреа откинулся на сиденье. — Хочешь выйти здесь или у бара?
— Лучше здесь, — он прикоснулся к руке партнера. — Не оставляй меня, Эл. Хотя бы на этом деле. Мы почти добрались до ублюдка. Мы так чертовски близко. Мы можем достать его. Мы можем достать его.
Д’Андреа, казалось, расслабился. Хорриган напирал:
— Ты мне нужен, парень! Давай больше не возвращаться к этому говенному разговору…
Д’Андреа вновь впал в раздумье, но ответил мягко:
— Хорошо.
Хорриган открыл дверцу автомобиля и задержался.
— Кстати, вот слово для тебя — говно. Твое поколение, наверное, забыло его.
Д’Андреа посмотрел на него, как на больного.
— Похоже, что скоро оно и вовсе исчезнет из языка. Было бы очень жалко потерять такое хорошее слово. Пообещай мне, что ты будешь употреблять его теперь и позднее. Храни его и тогда, когда твоего дряхлого партнера давно уже не будет на свете.
Д’Андреа скорчил гримасу: «Говно?»
— Говно.
Д’Андреа расхохотался, покачал головой и помахал рукой. Хорриган захлопнул дверцу и проводил партнера взглядом.
— Хотя бы рассмешил его, — сказал он ни к кому. Затем он передумал сразу идти домой и зашел в бар, где, спиной к витрине, он сидел за пианино, поигрывая «Просто друзья!» и потягивал свой «Джеймсон».
Однажды его посетило странное ощущение, что кто-то смотрит на него. Он обернулся, но кругом было пусто.
Если бы он повернулся пятью секундами раньше, он бы увидел Митча Лири.
  
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
 
В отделе охраны Старого административного здания Хорриган сидел за столом изучая материалы о Лири подготовленные различными полевыми агентами. И Лил ли Рейнс появилась перед ним как видение. Видение в брючном костюме, мужском галстуке, туго затянутом на; расстегнутым воротником белой мужской рубашки.
— Ты, наверное, уже довольно давно не заходил к себе в отдел, не так ли? — благожелательно осведомилась она. И хотя это и не было вопросом по сути, но тем не менее ответил на него: «Один день».
— Должно быть, это рекорд, — сказала она, кача; головой. Она все еще была с распущенными волосами Он обожал их водопад, обрушивающийся на плечи.
— Ага, — подтвердил он. — С тех пор, как мь напали на след Лири, я не выходил отсюда ни на минуту.
— До чего-нибудь докопался?
— Согласно донесениям наших полевых агентов друзья Лири и его насмерть перепуганная бывшая жен; считают его умалишенным.
Она криво усмехнулась: «Ночной сеанс». Затем усмешка перешла в неловкую, почти застенчивую улыбку:
— Фрэнк. Я… так рада, что ты доказал свою правоту по поводу Бута Лири.
— Благодарю. Всего лишь доказал право на существование старшего поколения. Как ты жила без меня? Проплакала подушки бессонными ночами?
— О, это было просто невыносимо, — весело отреагировала она.
— Как давно ты в городе?
— Вернулась только сегодня. Координировала подготовку к поездке в Калифорнию на следующей неделе.
 
Он присвистнул:
— Руководила подготовкой в Лос-Анджелесе? Ты растешь прямо на глазах.
— А тебе завидно?
«Она улыбалась нежно, — думал он, — или это всего лишь его мечтания?»
Перед тем, как уйти, она сказала:
— Держи меня в курсе по делу Лири. У Сэма есть номер, по которому ты сможешь разыскать меня в Лос Анджелесе…
— Отель «Бонавентура», не так ли?
— В точку.
— Конечно, мы могли бы пропустить с тобой по чашечке кофе прямо сейчас, и я бы изложил тебе все, что я знаю, со всеми подробностями…
Она задумалась над этим, явно стараясь решить, было ли его двойное предложение шуткой или нет, как вдруг зазвонил телефон, и он покачал пальцем.
— Не уходи, — сказал он. — Я быстро поговорю.
— Привет, — произнес голос.
Его глаза подсказали ей, что это был Лири, и она поспешила предупредить агентов, а Кардуччи и Окура из-за стола с подключенным электронным оборудованием, кивнув Хорригану, одновременно подали ему знаки.
— Фрэнк? — невинно вопросил знакомый глухой голос. — Чем это ты занимаешься? Приглашаешь всех остальных послушать?
Действительно, сотрудники, включая самого Сэма Кампанью, обступили его со всех сторон с наушниками в руках. Д’Андреа стоял рядом с Лилли и внимательно слушал.
— Хочешь, я тебя обрадую? — спросил Хорриган.
— Конечно. Привет всем! Но ты знаешь, это лишает нас некоторого интима.
Усмешка Хорригана таила в себе тошноту, и еще пара агентов криво улыбнулись.
— Кстати, — безмятежно заметил Хорриган. — Я знаю, кто ты есть, Лири.
Пауза, наступившая за словами, казалась бесконечной.
Хорриган нахмурился. Была ли это карта, которую он не должен был разыгрывать? Но потеряет ли он теперь контакт со своим «другом». Теперь, когда «Бут» умер, и на свет появился Лири?
Затем шепчущий голос в трубке ожил.
— Действительно. Это был всего лишь вопрос времени, Фрэнк. Я немного разочарован, что на это ушло так много времени. Да все равно. Я рад, что ты знаешь.
— Правда? И почему же так?
— Разве не очевидно? Друзья должны быть готовы называть друг друга по именам, по настоящим именам, разумеется.
— Да, но у меня возникли кое-какие проблемы в связи с этим, Митч.
— Что, Фрэнк?
— Мы не друзья.
— О, конечно, друзья.
— Ладно, я поясню попутно: я не хочу быть твоим другом, потому что теперь я знаю, как ты поступаешь со своими друзьями.
Глухие нотки исчезли из голоса Лири, внезапно его тон стал острым, как бритва, и горьким, как желчь.
— Что они сказали тебе?
— Только то, как ты перерезал другу горло.
— Это дезинформация, Фрэнк! Дезинформация! Как ты мог купиться на такое дерьмо. Я так разочарован в тебе! Боже!
— Фотографии не лгут, Митч.
— О, да, конечно, но они, эти лживые ублюдки, показали тебе только то, что хотели показать…
— Я видел человека в твоей гостиной с перерезанным горлом. От уха до уха.
Голос Лири дрожал, в нем слышалась ярость, в нем слышалось и нечто иное.
— А то, чего ты не видел, Фрэнк, то, чего они тебе не сказали. То, что послали моего лучшего друга, моего брата по оружию, человека, чью долбаную жизнь я спасал в сраной Камбодже два раза… Они послали его убить меня.
— Почему твой голос дрожит, Митч? Ты там случаем не расплакался?
— Теперь ты хочешь обидеть меня. А что я тебе сделал? Я никогда не лгал тебе, ни разу. И знаешь что? Никогда не солгу.
— Скажи мне одну вещь, Митч. Почему все, кто когда-либо знал тебя, утверждают, что ты просто свихнувшийся сукин сын. Твои друзья, твои коллеги, твоя жена…
— А что твоя жена говорит о тебе, Фрэнк?
— Мы говорим не обо мне, Митч.
Голос Лири звучал теперь так, как будто он действительно плакал