Три правила ангела (СИ)

Но ведь «почти» не считается. По крайней мере, в детстве они так и говорили.
***
Жил Андрей шикарно. Про такие квартиры Ленка слышала, но воочию никогда не видала, конечно: стен тут не было, то есть совсем, даже туалет и душевая кабинка с раковиной от всего остального отделяла почти непрозрачная, но всё же стеклянная перегородка. Зато окон, громадных, от пола до самого потолка, аж три. А так всё поделено на зоны – это называлось «зоны», Старообрядцева у Оксанки в журнале читала – полом и потолком. В одном углу пол из каменных плиток, а на потолке будто балки, значит, там кухня; в другом всё деревянное – кабинет, надо понимать; в третьем внизу мохнатый ковёр, вверху зеркало, ну и совершенно круглая, гигантских размеров кровать, то есть спальня. А посередине гвоздик: тоже круглый, вернее, почти в бублик свёрнутый здоровенный белоснежный диван, рядом подушки прямо по полу раскиданы, маленькие скамеечки, пуфики и несколько стеклянных столиков – гостиная, наверное.
Вот на этот самый белоснежный диван хозяин Ленку и усадил, вручил бокал с вином, немного кисловатым, терпким, но вкусным, а сам отправился за резную ширмочку переодеваться.
– Как вам вино? – крикнул Андрей из-за ширмочки. – Оно из Имеретии, это…
– Часть Грузии, – отозвалась Лена рассеянно, её гораздо больше происхождения вина интересовал стеклянный столик, точнее, его ножка. Никак Старообрядцева не могла понять, на что она похожа, вроде как скульптура какая-то. – Туда Ясон за руном плавал.
– Да? Не знал. У меня бабушка из тех мест и сейчас куча родственников осталась. Баранину, кстати, тоже они презентовали.
Ленка воровато глянула на ширму и всё-таки заглянула под стол. Ну так и есть! Стеклянную столешницу держала на спине каменная деваха, неприлично стоящая на четвереньках, все анатомические подробности были при ней. Красота невероятная, а, может, даже настоящее искусство. Современное.
– Никто не верит, что у меня кавказские корни, – сообщил Андрей, выходя из-за ширмы и на ходу подворачивая рукава тонюсенького свитерка, надетого на голое тело. Ещё на нём были мягкие брюки, а больше ничего, ни носков, ни тапок. При этом блондин умудрялся выглядеть невероятно стильно, как в журнале. Надо признать, своей чудной квартире он подходил идеально. – Кстати, как там Элиза Анатольевна? Всё хотел заехать, навестить, да не выходит.
– А вас и не пустят, – ответила Ленка, рассматривая изогнувшийся, будто его судорогой скрутило, светильник, тоже, наверное, предмет искусства. Но свет от него был приятный, домашний такой, почти интимный. – Карантин у них, грипп, вроде бы, никого не пускают. Но ей уже лучше, перевели в палату и даже позвонить разрешили.
– Это хорошо. – Андрей чем-то грохнул в «зоне кухни». – Честно говоря, люблю я её. Знаете, как мы познакомились? Вернее, что она мне сказала вместо «здравствуй»? «У тебя глаза, как у кота, котом и станешь». Я даже обиделся. Мне лет десять тогда было, мы с родителями только переехали. Нас с Максом посадили за одну парту, вот он к себе домой и пригласил. Элиза тогда ещё настоящей красавицей была и какой-то нерусской, я в неё почти уже влюбиться успел. А тут кот! Нет бы с волком сравнила. Или с тигром, мы тогда все от Шаолиня тащились, стиль тигра, стиль журавля.
Блондин хмыкнул и часто застучал ножом по разделочной доске, как заправский повар.
– Тигр тоже кот, – заметила Лена, прихлёбывая вино.
– Верно, конечно, до этого я не додумался. Вот до сих пор не могу понять, комплимент она мне тогда отвесила или наоборот? Кстати, а что с её котом? Он же там один, бедолага.
– Я к нему каждый день захожу, но он скучает, конечно. Забрать бы его к себе, да у дяди аллергия на шерсть. Хотя кошек он любит, даже мечтает бездомного котёнка приютить.
– Может, мне его взять? Впрочем, какая разница, что там один, что тут. Меня тоже дома почти не бывает, а сейчас-то…
Андрей сердито хлопнул какой-то дверцей.
– Вы опять с Максом поругались, да? – осторожно спросила Ленка.
– Мы с ним не ругаемся. Он начальство, я дерь… Простите, никто. Да ещё этот дятел упёрся, как баран! Понимаете, мы по осени влетели так, что мама не горюй! Огромную партию на таможне два месяца с какого-то перепуга промариновали. Попали на огромную неустойку и товар завис. Да ещё две последние сделки сорвались. Короче, всем кругом должны, хоть квартиры продавай вместе с жёнами и детьми. – Андрей снова чем-то грохнул, и вкусно потянуло специями. – Я ему говорю, надо с этими парнями связаться, а он ни в какую. С криминалом, он, видишь ли, дел принципиально не имеет! Да не пофиг ли, криминал или нет? Не взрывчатку же ты им гонишь! – Вода полилась, зашумела так громко и яростно, что Старообрядцева вздрогнула от неожиданности. – Простите, Лена, вам это не интересно. Устал я просто, как собака, и сегодня, и вообще. Да ещё Макс хвост накрутил. Долить вина?
 
Он подошёл сзади, плеснул в бокал, который почему-то оказался пустым.
– А лучше идите сюда. Уверен, такого вы никогда не видели.
Андрей взял её за руку, обвёл вокруг дивана, как ребёнка, и они очутились у окна. А за ним было и впрямь такое, чего Ленке видеть ещё не доводилось. Далеко внизу текла река шоссе – на самом деле река, и на самом деле текла, только это была не вода, а свет, самих машин почти не видно, лишь фары и ещё фонари. По краям же всё переливалось новогодними гирляндами и железнодорожный мост вдалеке подмигивал красным. Дома смутно серели размытыми силуэтами со светлячками окон, за ними очень глубокая чернота, а на фоне этой черноты падал уже не дождь, а самый натуральный снег. Одна снежинка – крупная, но очень чёткая, резная – на миг прилипла к стеклу, будто заглядывая в квартиру, но тут же оторвалась, закрутилась в темноте, исчезла.
– Похолодало, наверное, – негромко сказал Андрей.
– Наверное, – ещё тише отозвалась Ленка.
– Вы не боитесь высоты?
Старообрядцева помотала головой, а блондин пошарил рукой позади себя и свет в квартире погас, осталось только свечение за окном, отчего стало странно светлее, но и чернота превратилась почти в бездонную. Мерещилось, что они не на двадцатом этаже, а на двухсотом.
Андрей мягко обнял ладонями её плечи, чуть поднажал, и разворачивая к себе, и спрашивая. Лена поддалась и это тоже было очень красиво и совершенно по-киношному. Он – босой, слегка растрёпанный, она – с бокалом в руке, всё это на фоне ночного города. Красота, не хуже каменной девахи, может, даже и искусство.
Поцелуй оказался очень красивым и правильным, тоже будто в кино, Старообрядцеву ещё никто и никогда так не целовал. И чувствовала она себя примерно так же, словно не слишком впечатляющий фильм смотрела: ну да, стильно, местами даже интересно: покажут, что дальше случилось, или за кадром оставят. Но не сопереживательно вовсе, не дотягивали актёры. Вот тогда, у Питта с Джоли всё куда как круче было. Или у этого, который с усами и той блондинки…
– Вызвать такси? – прервал-таки Андрей слишком затянувшуюся и очень неловкую паузу. – Про баранину даже не спрашиваю.
– Простите, – промямлила Ленка, моментально смутившись.
– За что вы-то извиняетесь, Лена? – как-то грустно спросил блондин. – Только я ведь так просто всё равно не отстану.
Ленка неловко пожала плечами, мол: ну и не отставайте. Может, оно так-то и правильно? Красиво же. Но сейчас лучше такси.
***
Всё-таки приходилось признать, кошмар случился: записная книжка Элизы Анатольевны пропала бесследно и находиться не собиралась. Оставалось надеяться, что старушка перепутала и сунула вещичку в один из запертых ящиков, тогда у Ленкиной неспособности выполнить элементарную просьбу хоть какое-то оправдание появлялось. Правда, не слишком состоятельное. К тому же, надежда эта была слабенькая, потому как и в кабинете, и в хозяйской спальне царил просто-таки армейский порядок, будто Элиза готовилась к отправке в больницу и заранее прибралась, дабы не позориться перед посторонними, что само по себе было уже странно. Обычно-то старушка такими вопросами не озадачивалась и, как правило, устраивала не образцовый порядок, а феерический беспорядок. Как-то она призналась Старообрядцевой, для неё недопустимо одно: чтобы чужие имели возможность лицезреть её нижнее бельё и чулки, на всё остальное госпожа Петрова плевала с высокой колокольни, ибо была «совершенно не приспособлена к хозяйству». И этим, кажется, даже гордилась немного.