Ты мое дыхание (СИ)

— Тогда придется теснее прижать тебя к себе, — сонно проговорил Матвей, на ходу избавляя нас обоих от одежды. Сдернул покрывало с кровати и почти рухнул на нее, увлекая меня за собой. Устроился сзади, обнимая за талию и утыкаясь лицом в волосы. Потом рука его скользнула выше, накрывая грудь. — Ты что-то хотела рассказать. Давай утром, ладно? — и совсем тихо добавил, засыпая: — А то потом я не смогу понять, правда ли мы говорили или мне это приснилось.
Я улыбнулась, тоже чувствуя, как тяжелеют веки. Опустила свою руку на его ладонь, переплетая пальцы, и прошептала, уже не зная, слышит ли он меня:
— Ты похож на него. На Амура. Мне кажется, что бог любви был именно таким.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍
Мне снилось море. Не наше, серое и холодное, в котором и купаться в общем-то нельзя, а совсем другое. Удивительного цвета: прозрачной бирюзы, словно опрокинутое небо в ясный солнечный день. Волны набегали на золотистый теплый песок, оставляя на нем пушистые облачка пены, а стайки крошечных рыбок резвились в воде у самого берега, совершенно не боясь моих шагов.
Но мне и не хотелось идти. Прибой ласкал ноги, нашептывая какую-то, лишь ему понятную песню, легкий ветерок трепал волосы, проникал под тонкую ткань одежды, но от него не было холодно. Я наслаждалась всем, что окружает меня. Всем, что видела и чувствовала. Морем, небом, высоким солнцем, этим ветром. Всем. Будто очутилась в какой-то волшебной сказке.
А еще знала, что где-то рядом находится дорогой для меня человек. Кто это был? Амур? Матвей? Почему-то их образы слились в один, и, даже не видя лица мужчины, я ощущала его присутствие, и от этого на сердце было удивительно тепло.
Так иногда случается во сне, когда перед самым пробуждением ты понимаешь, что это время сейчас закончится, грезы развеются, растают, и хочется сделать хоть что-нибудь, чтобы их удержать подольше. Замереть, затаить дыхание, попытаться какими-то нереальными усилиями воли зацепиться за то, что так жалко терять. И это никогда не получается. Сон все равно уходит, или мгновенно забываясь, или оставаясь сладким послевкусием на губах, отзываясь в душе волнующей, едва ощутимой болью.
Я лежала, какое-то время не открывая глаз, все еще надеясь, что удастся снова заснуть и досмотреть это волшебство, но в сознание прорвалась противная мелодия будильника. Рядом заворочался Матвей, и мое тело тотчас откликнулось на его близость. А следом пришло сожаление, что у нас нет ни одной минуты. Надо вставать и отправляться в душ, иначе к первой паре мне точно не успеть. Именно это я и сделала, но стоило только забраться в кабинку и включить воду, как двери распахнулись, и я уставилась на самого прекрасного в мире обнаженного мужчину.
— Мы опаздываем, — выдохнула сокрушенно, пожирая его глазами. Если нельзя побыть вместе, то хотя бы посмотрю.
Он кивнул.
— Это ужасно. Я совсем иначе представлял себе наше утро. Мее-дле-е-ееенно и нежно. А теперь придется все делать очень быстро.
НАШЕ утро? Меня будто током ударило от этих слов. Они растеклись по телу сладкой, горячей негой, вызывая какие-то непередаваемые ощущения. Как он умудрялся одними только словами сводить меня с ума?
— Да, нам надо спешить, — подтвердила, не отрывая глаз от его лица. Такого родного…
Я моргнула, отгоняя набежавшие слезы, и не сразу поняла, что он делает. А когда осознала, что мужчина шагнул в кабину ко мне, обхватывая рукой запястья и прижимая их к стене над головой, всхлипнула, заранее жалея, что сейчас все закончится:
— Не дразни меня.
Он склонился к моему лицу, прижимаясь губами ко рту и успев сказать перед этим:
— Даже не собирался.
Свободной рукой провел по моему бедру вниз, подхватывая под колено и вынуждая ощутить всю полноту его возбуждения. А потом толкнулся вперед, погружаясь в мое тело так резко, что я едва сдержала вскрик от смеси боли и удовольствия.
— Обхвати меня ногами, — это прозвучало как приказ, но мне и в голову не пришло бы ослушаться. Он прижался к моей щеке своею, провел языком по шее к уху, прикусывая мочку, и я напряглась еще больше. От следующего движения с губ сорвался стон — и я выгнулась навстречу. Душевая кабина явно не предназначалась для двоих, и при каждом толчке мы задевали стены спиной, локтями, но, если бы хоть кто-то посмел помешать нам сейчас, я бы, наверно, разорвала его на части.
— Горячо, — прошептала скорее для себя самой, дотягиваясь до крана и отключая воду. Матвей хмыкнул, видимо, понимая, какой смысл я вложила в эти слова. Опять толкнулся, погружаясь на всю длину, но в этот раз медленнее, позволяя мне подстроиться под него. И так же медленно вышел, давая расслабиться, чтобы потом резко и глубоко погрузиться снова. Я вскрикнула, дергаясь навстречу и впиваясь в его плечи ногтями. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что наверняка оставлю следы на коже, но это не только не остановило, еще и доставило какое-то особенное удовольствие.
Он опять погрузился в мое тело, начал вбиваться, подминал, подчинял, одновременно сводя с ума. И это было так сладко, что ни о чем другом не хотелось думать. А затем и вовсе закончились все мысли, уступая место лишь только ощущениям.
Я закрыла глаза, вслушиваясь в голоса наших тел, позволяя желанию оказаться за той гранью, где двоих уже нет, остается одна, неделимая личность, а весь окружающий мир перестает что-то значить. Мне действительно было горячо, хотя вода больше на нас не текла. Но казалось, что пылает внутренность, сотрясаемая толчками мужчины, горели губы, терзаемые бесконечными поцелуями, и что-то жаркое взрывалось в груди, грозя спалить дотла.
Только когда накрыл сокрушительный оргазм, один на двоих, я, наконец, позволила себе открыть глаза. Заморгала, пытаясь сфокусировать взгляд на чем-то определенном, и, конечно, прежде всего наткнулась на лицо Матвея. Он все еще тяжело дышал, тоже не отрывая от меня глаз.
Я разжала затекшие пальцы, что стискивали до этого его плечи, и осторожно дотронулась до щеки мужчины. Так хотелось касаться его. Чувствовать, как покалывает проросшая за ночь щетина кончики пальцев. Ощущать, как затихает внутри моего тела пульсация его плоти. И смотреть, смотреть, впитывая этот взгляд, обращенный ко мне. Взгляд, в котором было что-то непонятное и необъяснимое, значащее куда больше любых слов. Такое, от чего мое сердце еще больше ускорило свой бег.
  
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 30
 
— Ваш кофе, — Вера одарила меня сияющей улыбкой. — Сегодня чудесный день, правда? Леванес прислал документы по контракту, там все готово. Можно будет подписывать, как только они приедут.
Новость в самом деле оказалась чудесной, правда, слышать от девушки такую откровенную радость по данному поводу было немного странно. Или она имела в виду что-то иное? Заметила мое довольное выражение лица?
— Рада, что у вас хорошее настроение, — сообщила секретарша, а я задумался: не слишком ли много позволяю своим подчиненным. Что это вообще такое? Она флиртует со мной? Вряд ли. Отличить интерес женщины от простой любезности я был в состоянии. Но и любезность подобная точно чрезмерная, и это мне не нравилось.
— Я рад, что ты рада, — отозвался, придвигая к себе чашку с кофе. — Но давай, мы обойдемся без лишних эмоций и разговоров? И ты будешь заниматься своими делами.
Вера приоткрыла рот, и выражение ее лица стало таким выразительным, что я буквально услышал то, что она хотела сказать. Что я и есть ее главное дело на работе. Но слова так и не прозвучали, девушка опустила глаза, а я спрятал улыбку. Это было действительно забавно: видеть с ее стороны такую заботу, которую некоторые и от близких дождаться не могут. Снова подумал, как мне повезло с сотрудницей. Но все равно, пусть не переигрывает. Кофе, Леванес, контракт, другие документы — да, но мое настроение ее не касается. Как и причины, заставляющие меня улыбаться с самого утра.