Ты мое дыхание (СИ)
— Надо тебя покормить. А то останешься совсем без сил, а я этого не хочу.
Никак снова рассмеялась.
— Есть на самом деле хочется. Только сначала мне нужно в душ. Я вся…
Девушка резко замолчала, а покрывший щеки румянец вызвал удовлетворенную улыбку теперь уже у меня. Она пахла мной, на плечах и груди остались розоватые пятна от моих рук и губ, а между ног — следы нашей страсти.
Но тут же запоздало пришедшая мысль заставила нахмуриться. И задать вопрос, который должен был прозвучать намного раньше.
— Ника, ты пьешь таблетки?
Она уставилась на меня сначала с недоумением, но растерянность на ее лице так быстро сменилось виноватым испугом, что ответ оказался более чем очевидным. С моих губ сорвалось ругательство. Как я мог оказаться настолько опрометчивым?!
Девушку моя реакция испугала еще больше. Ника побледнела, и ее взгляд заметался, как у пойманного в клетку зверька. Догадаться о том, какие мысли сейчас пришли ей в голову, тоже было нетрудно.
— Значит, так, — я приподнял ее подбородок, вынуждая посмотреть на меня. Прямо в глаза. — Если вдруг окажется, что ты… что все это имеет последствия… — перевел дыхание, злясь на себя за то, что не получается верно подобрать слова, — первое, что ты сделаешь, это расскажешь мне. Ясно? Я все решу.
После этих слов Ника побледнела еще больше. Села на постели, натягивая простыню на грудь. Я невольно усмехнулся: скрываться от меня сейчас, когда я уже успел рассмотреть и распробовать все, было совершенно лишним. Но девушка, кажется, думала иначе. Изо всех сил стараясь избегать моего взгляда, проговорила тихим, каким-то надрывным шепотом:
— Нет!
— Нет? — я меньше всего на свете ожидал услышать отказ. — Это еще почему?
— Потому что! — теперь ее голос звучал почти зло. — Если вдруг случатся, как ты говоришь, последствия, я не буду делать аборт. Даже не рассчитывай. И справлюсь сама!
Я опешил от такого напора и откровенной агрессии в мой адрес, не понятно с чем связанной. Молча смотрел, как Ника выскользнула из постели, на ходу укутываясь в простыню, и бросилась в коридор. Лишь ощущал, что внутри тоже поднимается злость. Что вообще происходит?! Ответ пришел так же неожиданно, позволяя мне вынырнуть из того мрака, в котором я чуть было не увяз и где, кажется, здорово зацепилась девушка. На темном ночном небе забрезжил слабо-золотистый свет луны, как в ту далекую ночь, когда мне казалось, что не существует никакого выхода. Словно где-то далеко моя Психея снова протянула из темноты руку, поддерживая меня. Я соскочил с постели, бросаясь следом за девушкой и в несколько шагов настигая ее. Сейчас хотелось одновременно рассмеяться и задать ей хорошую трепку.
— Мне кажется, не далее, как прошлым вечером ты пообещала не торопиться с выводами, до того, как во всем разберешься. Так?
— Так, — она все еще избегала смотреть на меня.
— Тогда тебе придется пообещать это снова. Я ведь имел в виду совсем не то, что пришло тебе в голову. А ты даже не попыталась что-то уточнить. Так что первый экзамен ты не сдала.
— Какой… экзамен? — уточнила Ника.
— На доверие, — я произнес это слово и вдруг понял, что не могу требовать его от девушки. Она слишком мало меня знает, чтобы доверять. И вполне обоснованно боится. И это не она, а я завалил экзамен, не сумев объяснить все так, чтобы не напугать и не запутать ее.
— Не убегай, — попросил шепотом, обхватывая ладонями ее лицо и вынуждая смотреть мне в глаза. — Ни сейчас, ни потом, если чего-то не будешь понимать или с чем-то не согласишься. Поговори со мной и позволь все объяснить. Мы справимся. Просто будь рядом. Хорошо?
Глава 27
— Романова, может быть, поведаете нам, в какие неведомые дали унесли вас ваши мысли? Что-то подсказывает мне, что мечтаете вы совсем не героях мифологии Древнего Рима.
Строгий зычный голос Рогачева вырвал меня из воспоминаний о самых потрясающих выходных в моей жизни.
— Прямо-таки дежавю, Романова, — доцент остановился передо мной. — Мне кажется, или не дальше, чем на прошлой неделе вы уверяли меня, что ничего подобного больше никогда не повторится? По-видимому, я забыл уточнить продолжительность вашего «никогда».
— Простите, Олег Евгеньевич! — я поднялась из-за стола, виновато глядя на преподавателя.
— Задумались? — уточнил он, подчеркивая, что действительно прекрасно помнит наш прошлый разговор, и неожиданно улыбнулся, чем совершенно обескуражил меня. Да и не только меня, как выяснилось. По аудитории прошелестели изумленных вздохи тех, кто, как и я, заметил странное поведение Рогачева. — И о чем же? Если я задам вам вопрос о представителях римского пантеона, вы сможете мне ответить? Разумеется, в рамках моей лекции, а не личных измышлений.
Врать было бессмысленно: я даже не слышала, о чем он говорил. Покачала головой, опуская глаза. Сейчас впервые в подобной ситуации мне было стыдно. И Рогачева я воспринимала теперь не как монстра, только и стремящегося к тому, чтобы довести студентов до нервного срыва. Ведь именно ему была обязана встречей с Матвеем. Если бы он тогда не рекомендовал меня Ольшанскому, мы бы с ним никогда не встретились. НИ-КОГ-ДА. В слишком разных сферах обитали и занимались разными вещами в жизни. Нам просто негде было пересечься. Понятно, что Олег Евгеньевич не ждал никакой благодарности, но мне все равно было неловко, тем более что я обещала не делать так больше. Но как могла думать о какой-то там мифологии, когда все еще ощущала дрожь от прикосновений самого лучшего мужчины на свете? Все еще чувствовала его запах на своей коже, а все тело ныло от сладкой усталости.
— Простите, — повторила шепотом, заставляя себя посмотреть в глаза преподавателя. И вздрогнула от испуга, когда в его взгляде отчетливо отразилось понимание. Он все знал? Мне показалось в это мгновенье, что он действительно догадался, что происходит в моей голове. Будто в мысли мои заглянул, увидев, как прочно там обосновался его бывший ученик. Интересно, а Матвей мог о чем-то ему рассказать? Я подумала так, но тут же отбросила подозрения. Ни к чему ему это. Да и некогда было бы сделать что-то подобное: за прошедшие дни мы не расставались практически ни на минуту. Сложно было предположить, что как только я отправилась в душ, Матвей бросился звонить Рогачеву, чтобы поделиться своими новостями. Тогда выходит, доцент догадался сам? Но как?
— Поразмышляйте о Юпитере, Романова, — неожиданно выдал преподаватель, и я чуть было не приоткрыла рот от изумления, что он так резко сменил тему. — Уверяю вас, эта личность заслуживает внимания. И его история пригодится вам не только для курсовой. Как, кстати, с ней дела?
Я надеялась лишь на то, что румянец, проступивший на моих щеках, не очень заметен. Ответить было нечего: о курсовой я забыла так же, как и обо всем остальном. Но не признаваться же в этом!
— Жду вас завтра с черновиком исправленной работы. Отговорки не принимаются. Отсрочек не будет, — и он снова так улыбнулся, что остальные студенты ахнули от невиданного зрелища, а я ощутила себя загнанной в клетку мышью, или бабочкой, угодившей в ловушку энтомолога. По спине пополз противный холодок страха. И что мне делать теперь?
— Это что сейчас было? — Инга накинулась на меня, едва только начался перерыв.
— Ну что… очередной наезд Рогачева, оскорбленного в своих лучших чувствах. Я же опять не слышала его лекцию.
— Вот уж нет, — покачала головой подруга. — Я имею в виду его улыбочки. Никогда не видела, чтобы он так себя вел.
— Мало ли, — я пожала плечами. — Настроение хорошее у человека.
— Я похожа на дуру? — обиженно поинтересовалась Инга. — Настроение, говоришь, хорошее? А его намеки — это тоже от хорошего настроения? Что он имел в виду?