Ты мое дыхание (СИ)
Она ушла, вернее, убежала из машины. Так торопилась, будто испугалась, что я наброшусь на нее прямо здесь. Неужели мое состояние оказалось таким заметным? Я ведь старался и не смотреть в ее сторону, чтобы не выдать себя. Но кто знает, насколько она проницательна.
Остался один и долго еще сидел, обдумывая то, что случилось. Свою реакцию на нее. Вспоминал все с первого мгновенья, как только Романова появилась в аудитории и до этих минут. Куда лучше размышлений и анализа мне бы помог бы сейчас холодный душ, но выбираться снова под дождь я не имел никакого желания, а до дома было довольно далеко. Да и выводы сделать не помешало бы. Ведь уже завтра придется снова с ней встречаться, а если я и дальше буду чувствовать себя так же, то наши визиты по музеям очень скоро закончатся в постели. А это не нужно — я был уверен — ни мне, ни ей.
Дело, скорее всего, в банальном любопытстве. Она просто отличалась от всех тех женщин, с которыми я привык иметь дело. Во всяком случае давно уже не возникало ситуаций, когда мне было бы трудно предположить, чего ожидать от какой-то из них в следующий момент. Но Романова изумляла странной смесью зрелости и невинности, детского озорства и хитрости. Девчонка слишком часто менялась и от того была неуловимой, быстрой, как ртуть. Притворялась? Я не мог этого понять. В аудитории она выглядела напуганной и при этом слишком дерзкой. Этакая избалованная самоуверенная кукла, привыкшая, что все в этом мире происходит по ее прихоти. Но когда она оказалась босая под проливным дождем, я засомневался в собственных выводах. Это была весьма странная комбинация практичности и самозабвенной бесшабашности. Вряд ли кто-то другой из моих знакомых мог бы позволить себе разуться в самом центре Петербурга даже ради спасения туфель. Нашлась бы сотня причин не делать этого, и самой основной из них стало бы нежелание уронить себя в глазах окружающих. А Романову, казалось, вовсе не беспокоило, что подумают о ней прохожие. Да что там прохожие, ее ничуть не смутило мое общество — ее работодателя и непосредственного начальника.
Я задумался. Может, это и есть причина, по которой меня так потянуло к ней? Ее нежелание произвести впечатление на меня. Она не строила глазки, не пыталась меня очаровать, вообще не делала ничего такого, что было характерно для женщин. А ведь до сегодняшнего дня я был уверен, что знаю их достаточно хорошо.
Отнюдь. Я поморщился от боли в паху, которая стала сильнее, когда перед глазами снова возникли такие заманчивые картинки: девчонка приподнимается на носочках, переступает с ноги на ногу и одергивает уже промокшую, липнущую к телу юбку. Вот уже в машине обхватывает себя руками, скрывая грудь от моих глаз. Глупышка. Ее попытки укрыться лишь притянули еще сильнее. Я уже позволил в своих мыслях сделать с ней такое, о чем эта малышка, наверняка, даже представить себе могла.
Дождь снова усилился, косые струи бежали по стеклу и весь мир снаружи казался размытым и серым. Какой-то дурман, подступивший слишком близко. Я смотрел на светящиеся окна домов, пытаясь понять, за каким именно скрывается моя новая знакомая. И что она делает сейчас. Пытается отогреться в горячем душе?
Картинки перед глазами стали еще ярче. Струйки, ласкающие молочно-белую кожу. Потемневшие и потяжелевшие от воды волосы. Я запустил бы в них пальцы, вынуждая ее наклонить голову назад, подставляя моим губам шею и ключицы. Позволяя смотреть, трогать, исследовать ее тело, вынуждая желать большего. Просить, умолять меня о большем…
Я выругался сквозь зубы. Плохой способ прийти в себя, думая о том, что именно я сотворил бы с ней сейчас. И что бы она чувствовала при этом.
Я вытащил телефон. Знал, что это поможет. Всегда помогало. Нет, я не собирался заменить секс с реальной женщиной письмом Психé. Но я нуждался сейчас в Ее тепле, поддержке, хотел ощутить, что нужен Ей. Хотел услышать это признание от Нее. Рассказать об испепеляющем меня желании. Будь Она здесь, настоящая, мне не понадобился бы никто другой. Ни Вика, ни эта Романова с ее постоянно меняющимся настроением. Все безумные идеи и мечты я бы воплотил с человеком, лучше которого меня больше никто не понимал.
Никогда прежде не возникало такой острой потребности увидеть Ее. Увидеть воочию, не в своих лишь фантазиях и снах. Вжать в себя, до боли стискивая хрупкие плечи, так чтоб дышать не могла без меня.
Я начал писать, откликаясь на призыв сердца, на жгучее желание почувствовать Ее рядом прямо сейчас. Нажал «Отправить» и только после этого вздохнул с облегчением. Сейчас Она ответит, а в следующем письме я скажу о том, что наше общение пора вывести на другой уровень. Слишком долго мы играли в прятки. Слишком долго я сходил с ума по женщине, которую никогда не видел, вместо того чтобы коснуться Ее в реальности.
День угасал, и вокруг слишком быстро становилось темно. Или не вокруг — во мне? Экран телефона засветился, но показалось, что в одно мгновенье меня окутал мрак, подступая слишком близко, вплотную. Я прочел короткие строчки. Еще раз и еще. Зачем-то проговорил их вслух. Закрыл глаза, прижимаясь лбом к прохладной коже оплетки руля. Такого не может быть. Какая-то ошибка, наверняка. Снова взглянул на экран, уверенный, что сейчас же смогу убедиться в этом. Но корявые расплывающиеся иероглифы соединились в те же самые слова:
Не пиши мне больше. Никогда.
Я перечитал свои письма, последнее и несколько предыдущих. Вцепился в каждую строчку, пытаясь понять, что именно сказал не так. Чем мог обидеть Ее? Допустил излишнюю откровенность? Но мы позволяли себе и больше. Намного больше. Написал не вовремя? Тоже вряд ли. Она могла прочесть мое письмо тогда, когда это было бы удобно, не отвлекаясь от каких-то важных дел. Это ведь не звонок.
К сожалению, не звонок. Подумал о том, насколько было бы проще и лучше, если бы я знал Ее номер телефона. Почему эта мысль никогда не приходила мне раньше? Почему я даже не попытался выяснить какие-то еще Ее контакты, кроме электронного адреса?
Ответ, в общем-то, был очевиден. С самого первого дня почта работала безотказно, и меня устраивал выбранный формат общения. В любой момент я мог написать и читал тогда, когда была возможность. Тем более что адрес, на который приходили письма, не был основным. Туда не поступали рабочие сообщения, да вообще мало кто еще писал на него. Мне нравилось это. Как будто он предназначался только для Психé. Но я настолько расслабился, что упустил даже малейший шанс хоть что-то узнать о Ней.
А теперь не представлял, что делать. Я нуждался в Ней, мучительно хотел ощутить рядом, жаждал Ее. Это был реальный голод, почти неконтролируемая потребность, которую нельзя было утолить кем-то или чем-то иным.
Никакого ответа на мое сообщение не пришло. Липкий, удушливый страх затягивал, обволакивал с ног до головы. В машине было тепло, но меня начало знобить. А что, если Она так и не ответит? Если я потерял Ее?
Сквозь мутные разводы на стекле я посмотрел в чернеющее вечернее небо. В городе и в ясную погоду никогда не было видно звезд, а сейчас и вовсе его затянуло тяжелым седым покрывалом. Почти как тогда. Мне вдруг вспомнилась та далекая темная ночь, чернота вокруг, черное небо и такая же черная вода — и чернота внутри. И единственное желание: раствориться в этой черноте. Тот глупый мальчишка, которым я был, не видел другого выхода. Он хотел сбежать, прежде всего, от себя самого. Смерть казалась самым простым и легким шагом, да на другие и не было сил.
Ее появление все изменило. Я нажал «поиск» в телефоне, вводя ту самую дату. И открыл ее письмо, самое первое. То, что вдохнуло в меня жизнь.
Тогда слова звучали совсем иначе, робко, сдержанно, но они взволновали меня не меньше, чем самые смелые ласки. И продолжали волновать до сих пор. Судьба подарила мне эту встречу, так неужели сейчас я так просто отпущу мою Психé? Ну нет. Не для того были все эти дни и месяцы. Не для того я бережно хранил каждое слово, чтобы вдруг в один миг все потерять. Страх не ушел и саднящее в груди волнение не стало меньше, но я был абсолютно уверен, что смогу найти выход.