Орден Небесного клинка (СИ)

Мари поднялась со скамьи и встала посреди дорожки перед ними.
— Для начала примите мои искренние соболезнования. — Бардо по очереди заглянула всем троим в глаза. — Джеймс был моим наставником и проводником во многих путешествиях, для меня это тоже большая утрата.
В ответ Мари получила лишь сдержанные кивки, но большего она и не ожидала.
— Вы ведь в курсе, чем он занимался? — глядя вдове в глаза, спросила Бардо.
— Да, мы бывали здесь раньше, всей семьёй, — кивнула супруга покойного. — Господин Свивер даже признал моё членство в Ордене.
— Значит, вы понимаете важность происходящего. Ничего не предпринимайте, ни в какую полицию не ходите. — Мари шагнула ближе. Она постаралась сделать настолько суровый взгляд, насколько могла. — Человеком, о котором я говорила по телефону, мы займёмся сами. Это дело Ордена.
— Это дело Ордена, — кивнула женщина.
Мари шагнула в сторону и жестом пригласила их войти.
Руперт так и сидел на диванчике, его колени дрожали. Бардо провела приезжих в столовую — только там нашёлся подходящий стол. В помещении уже попахивало. Рядом с завёрнутым в ткань мертвецом сидела Фелиция, Мари взяла кошку на руки и сразу же вышла, не желая становиться свидетельницей… всего.
Мари и Руп прождали в тишине около получаса. Всё это время Фелиция, мурлыча, лежала у Бардо на коленях, Герман тем временем отвлекал себя готовкой.
Наконец вдова сообщила, что они готовы забрать покойника. Руп и Мари помогли сыновьям Джеймса вынести тело, в катафалке ожидал свежий лакированный гроб. Вдова забрала вещи мужа из гостевой, а старший сын сел за руль отцовского автомобиля.
— И помните, без лишней огласки, — на прощание сказала Бардо.
Она слегка замялась и обняла женщину. Не потому, что жалела её, Мари сама нуждалась в объятиях.
— Чего стоял как вкопанный? — вернувшись в дом, спросила Бардо.
— Я?.. — вырвался из раздумий Руп. — А что я мог сделать? Я даже ни разу не дрался. Ты видела его меч?
— Трус, — процедила Мари. — Меч с меня ростом, ещё бы я его не видела!
— Это я виноват, да?
«Неужели я перегнула?».
— На самом деле нет, — смягчилась Бардо. — Если нет подготовки, то ты ничего и не смог бы. Лишь сам бы помер. Я тоже боюсь этого меча. Фламберг — самый кровожадный и самый жестокий из всех клинков. И Филиппу этого оказалось мало, лезвие его Сурмы не просто изогнуто множество раз, каждая волна расположена под своим углом, и порез таким клинком больше похож на рваную рану, не говоря уже об уколе. С современной медициной шансы, конечно, увеличиваются, но когда эти мечи были актуальны, такие раны не заживали. Да и сам Филипп чего стоит, он невероятно силён и при его размерах жутко проворен. Мне тоже было страшно, но именно поэтому я и продолжала бить… чтобы он не убил меня. Герман!
— Да, госпожа Бардо?  — выглянул из кухни дворецкий.
— Как закончите, отвезите меня в город. Я заберу кое-что.
— Можем ехать уже сейчас, — кивнул старик. — Я только прогрею машину.
— Отлично. — Мари повернулась к Рупу. — Как вернусь, начнём твоё обучение.
— Обучение чему? — удивился Руп.
— Фехтованию, конечно. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя разрубили пополам? — развела руками Мари. — Вместе с картинами ты отнёс на третий этаж два меча, принеси их. Как вернусь — обсудим.
Пока Герман ждал в машине, Мари поднялась к бабушке.
— Здравствуй, Мари… — увидев внучку, бабушка сразу нахмурилась. — Что с тобой?
— Пара ссадин, я всего лишь упала с велосипеда, — соврала Бардо.
— Какого ещё велосипеда?
— Взяла у начальника, нужно было почту отвезти, — скинув пальто, ответила Мари.
— Меня как раз доктор навещает, пусть и тебя посмотрит, — бабушка засеменила на кухню. — Доктор Льюис, осмотрите мою внучку, пожалуйста.
За кухонным столом в белом халате, сидел долговязый мужчина лет пятидесяти с проседью на висках, залысиной на макушке и круглыми очками на носу. Он выписывал бабушке новый рецепт.
Врач подтвердил наличие трещины в ребре и посоветовал прикладывать лёд, сохранять постельный режим и делать дыхательную гимнастику. Он поблагодарил бабушку за чай, назначил дату нового визита и ушёл.
 
Пока бабушка провожала доктора, Бардо прошла в кладовку и достала с верхней полки футляр из-под виолончели. Её брату хорошо давалась музыка, он даже выступал с городским ансамблем, а когда у Перри появился лишний футляр, старшая сестра тут же попросила его себе. Но Мари не умела играть.
— Зачем тебе это? — спросила бабушка, увидев, что именно Мари выносит из кладовой. — Ты точно с велосипеда упала?
— Точно, просто я давно не занималась и не хочу растерять навыки.
— А что врач сказал, забыла? — подняв сморщенный палец, произнесла старушка. — Покой! Тебе нужен покой.
— Я аккуратно, правда.
— Ой, не нравится мне это… — мотнула головой бабушка. — Ты ведь обычно в другие дни приходишь!
— Просто мы поехали в город и, раз по пути, я подумала заскочить, — Мари нежно поцеловала старушку в лоб. — Не переживай. Я навещу тебя через пару дней.
Мари обняла бабушку на прощание и вернулась в машину.
Герман аккуратно и даже медленно вёл автомобиль через город. Глядя на проезжавшие мимо машины, Бардо не переставала вспоминать погоню. Когда она заметила крупного прохожего, то перед глазами сразу возник образ могучей угрожающей фигуры в темноте гостиной. Свежие воспоминания заставляли руки тянуться к футляру из-под виолончели.
— Остановите вон там, за углом, — попросила Мари.
Она вышла из машины и быстренько заскочила в магазин. Вернулась она с бутылкой креплёного вина.
— Не смотрите на меня так, — произнесла Бардо, увидев в зеркале глаза старика.
— Да нет, я понимаю, — ответил Герман.
_________________________________________________
Увидев пошатывающуюся Мари, Руперт сразу понял, что занятий не будет. В таком состоянии она могла разве что научить его падать.
— Ещё только полдень, — сообщил Руп.
Мари прошла мимо, не удостоив того и взглядом.
— Я бы не наседал на неё, — сняв козырёк, произнёс дворецкий. — В прошлый раз это было неприемлемо, но в этот… Честно говоря, вечером я бы и сам пропустил бокальчик.
Руперт поднялся с диванчика и подошёл к камину. Один из кирпичей раскололся, на полу белыми щепками ощетинились дыры от выстрелов, там где пуля попала в стену обои раскрылись неровным цветком.
— В сарае есть огнеупорная затирка, а пол можно подкрасить, — начал дворецкий. — Чтобы закрыть дырки, я выпилю пару кусочков из старой доски. Обои можно…
— Нет, — прервал Руперт, проведя пальцами по трещине в кирпиче. — Пусть остаётся. Как напоминание. Исправим, когда вся эта история закончится.
Руперт решил отнести мечи в кабинет. Как ни странно, он так в него и не заглянул. Внутри царил бардак: портрет Райана висел криво, практически всё содержимое стеллажа устилало пол, ковёр отброшен в сторону, а ящики стола выпотрошены.
Руп принялся за уборку. Сперва он привёл в порядок стол, затем стеллаж и вернул на место ковёр. После сходил за табуретом, чтобы поправить портрет. Свивер коснулся покосившейся картины, и на пол шлёпнулась книжка, толщиной с палец. На кожаной обложке не было надписей, зато имелся хлястик на кнопке, который позволял застегнуть книжку. Руп сдвинул портрет, но на внутренней стороне рамы больше ничего не обнаружил. Наконец поправив картину, он уселся на край стола, чтобы изучить находку. Она оказалась дневником Райана. В большинстве записей не нашлось ничего важного: в какие-то дни он просто записывал, чем занимался, в другие рассуждал об Ордене… Руперт замер, наткнувшись на очередную запись. Страницу избороздили неровности, точно бумага когда-то намокла, это подтверждали и разводы на чернилах, а почерк Райана отличался небрежностью…
«Напился. Опять. И снова думаю о Рупе. Не стоило его прогонять. Если бы я дал ему время… Что же я за брат такой?! Даже если бы он не стал членом Ордена… Он всё равно оставался моей кровью. А теперь… Утром я выяснил, через знакомого мецената, куда он переехал в этот раз. Снова хочу поехать к нему, но мне стыдно показаться перед ним. Должно быть, он ненавидит меня, раз не отвечал на прошлые письма. Поеду туда весной. Опять буду сидеть в машине и ждать, когда он появится. И так и не подойду».