Истина звезд
Дверь, ведущая в комнату Соно, распахнулась и, ударившись о стену, закачалась на петлях. Облокотившись на раму, ниджай держался за рану в животе. Он согнулся от боли и с трудом стоял на ногах.
– Одну не пущу. Я с тобой, Юри, – закашлялся он. – Мы же команда.
И, сказав это, он потерял сознание и упал.
В комнате было зябко. Жаровня потухла, а угли в ней успели остыть. Пришлось изрядно повозиться, чтобы вновь добыть огонь и прогреть деревянные стены. Соно лежал на кровати и кряхтел от боли, держась за живот. Врачеватели уже успели привести его в чувство и теперь проверяли рану, которая опять разошлась. Синяк вокруг нее разрастался и становился темнее ночного неба, и это пугало Эвона.
– Сейчас будет больно, – предупредил он и, проткнув воспаленную кожу иглой, сшил края раны.
Соно не кричал. Точнее, пытался не кричать, сжимая в зубах деревянную ложку. Испачканная в гное косточка все пыталась выскользнуть из пальцев, но Эвон смог закончить и затянуть узел. Соно быстро и тяжело дышал, на лбу выступила испарина, которую Эвон промокнул тряпкой.
– Опять лихорадка, – подытожил Эвон, чувствуя исходивший от кожи жар.
– Я в порядке, – на выдохе сказал Соно и, шипя от боли, зажмурился.
– Ты не в порядке.
Эвон прибрался на столике, где лежали ступки, косточки, бинты и мази. Он складывал их ровными рядами: точно так же, как врачеватели сортировали все до него.
– Оказывается, ты чистюля, – закряхтел Соно.
Эвон сглотнул и взял мазь.
– Просто тут другие правила.
Он зачерпнул пальцем пахучий жмых из еловых шишек, спирта и смолы и наложил на шов Соно. От прохладной мази по животу побежали мурашки, а едва заметные волоски встали дыбом.
– И ты, кстати, им неподвластен, ниджай. – Эвон убрал плошку с мазью, взял ткань и перевязал рану Соно. – Это же ты убил Куана. Я прав?
– Он сам себя убил.
– Почему так наследил? Хоть бы окно за собой закрыл, чтобы жаровня не потухла. Ты знаешь, как я намучился разводить огонь? Или, в конце концов, дождался бы меня. Я бы тебя прикрыл.
Эвон застегнул рубашку Соно и набросил на него сверху одеяло.
– Я и так слишком долго ждал. Лишь сегодня у меня не было сомнений. Наконец я отправил этого ублюдка в иной мир.
Взбив подушку и удобнее подложив ее под голову Соно, Эвон снова промокнул капельки пота на его лбу.
– Скажи, тебе стало легче от того, что он умер?
– Стало.
Эвон был готов поклясться, что увидел мимолетную улыбку на губах Соно.
– Ты сделал все правильно, – зачем-то сказал Эвон.
– Я не просил твоего одобрения.
– Знаю, но мне захотелось тебя поддержать. Друзья обычно так делают. А мы вроде как через многое прошли и…
– Мы не друзья.
Соно точно шел на поправку: наконец-то на бледном лице появилась привычная маска безразличия, а сухие, потрескавшиеся губы сжимались в узкую полоску каждый раз, как он позволял себе сказать больше, чем нужно. Сегодня Соно был крайне многословен.
– Тебе нужно еще отдохнуть. Поспи. И больше не ходи на мороз, иначе Юри и правда отправится на поиски ребенка без тебя.
– Как она? – Соно будто боялся спросить об этом раньше.
Или боялся услышать ответ. Но наконец-то он пристально посмотрел на Эвона, по эмоциям и выражению глаз пытаясь понять, правду ему говорят или ложь.
– Она сильно переживала за тебя. Но с ней все хорошо. Я следил за ней.
Соно выдохнул и отвернулся, закрыв глаза. Сделал вид, что готовится ко сну. Эвон потушил свечи на столе и, напоследок помешав в жаровне угли, накрыл ее крышкой. А после того как поставил стакан с водой поближе к Соно, если ночью тот захочет пить, развернулся и направился к двери.
– Спасибо, – бросил Соно ему в спину. – Спасибо, что не дал мне умереть.
Глава 8. Юстин
Спустя несколько дней Лираса наконец принесла им с Сэльмоном не только остатки чужого ужина, но и горячую куриную похлебку. Обычно она, молча задрав нос, кидала плошки прямо к краю клетки. Юстин каждый раз мучился, пытаясь достать еду, натягивая цепи, которые резали запястья. И рассыпал половину. Но даже то, что лежало на полу, он с жадностью съедал, пытаясь хоть ненадолго утолить дикий голод. Сэльмону становилось все хуже. Он умолял позвать лекарей, но двуличная луксурия не слушала его.
– Грязная шлюха! – Стоило Лирасе зайти в клетку, чтобы забрать тарелку, как Юстин поймал ее за руку и притянул к себе. – С Ренрисом ты так же развлекаешься по ночам?
– Да. В твоих покоях и на твоей кровати. – Лираса попыталась выдернуть руку, но неожиданно быстро сдалась и даже подалась вперед, не морщась от затхлого запаха сырости и испражнений.
– Ты стала слишком смелой, Лираса.
– Знаешь, я бы с удовольствием поиграла с тобой, пока ты лежишь тут закованный в цепях… – Она наклонилась к Юстину, окутывая его ароматами мыла и ванили. – Мне нравится, когда мужчины повинуются мне.
Лираса коснулась пальцами его груди и медленно провела ими вверх, к ключицам, а после заскользила выше – по шее. Осторожно приблизилась к губам Юстина, и он сжал ее руку сильнее в страхе, что она уйдет.
– Я скучаю по ночам с тобой. Ты всегда был нежен и внимателен ко мне, – дразнила она его.
Внутри Юстина вспыхнула давно потухшая спичка: по всему телу стремительно расходился пожар, и только Лираса могла его потушить. Юстин потянулся к луксурии. К теплу ее кожи и сладкому вкусу губ, которые так и не коснулись его.
– Я работала в борделе, малыш. Ко мне приходили богатые лорды и грязные моряки. Я ублажала старых и молодых. Занималась любовью и на бархатных покрывалах в самой роскошной комнате «Блажи», и на лестнице, у всех на виду.
Лираса погладила грязную щеку Юстина и очертила острую скулу.
– Но король у моих ног еще никогда не лежал.
Она смотрела в его глаза – и, олхи всех подери, Юстин пропадал в них. Проваливался в те дни, когда власть была в его руках. Сердце билось быстро, и, кажется, сама Похоть проснулась внутри. Юстину было знакомо это чувство: будто десятки короедов под кожей вгрызаются в кости. Тело ломило от усталости, но сейчас где-то глубоко внутри пробуждались силы. Лираса продолжала гладить Юстина и мурлыкать ему на ухо. Она ждала, когда же он ослабит хватку; и Юстин, поддавшись ее чарам, разжал пальцы.
– Но сейчас на троне не ты. – Она толкнула его в стену и, выбежав из клетки, захлопнула решетку.
Юстин зарычал от злости и кинулся за Лирасой, но цепи натянулись, не давая ему вырваться из плена.
– Ты предала меня, Лираса. И скоро ты узнаешь, что я делаю с такими, как ты! – кричал он.
Но она уже убежала, оставив Юстина наедине с умирающим Сэльмоном.
Наконец и Ренрис соизволил спуститься в темницы.
– Как тебе ужин, Юстин? Вкусная была похлебка? – Вальяжной походкой он прошел вдоль клеток.
– Ты пришел сюда явно не любезничать. Говори, что тебе нужно, подлая крыса.
Хоть сэтхов и не было рядом, а назойливый голос Тщеславия не шептал ему, что делать, Юстин все равно чувствовал смелость. Если бы не цепи, он кинулся бы на Ренриса и вырвал ему сердце точно так же, как Сэтил сделал это с сердцем Эвер. Юстин давно перестал ощущать страх и боль. Остались лишь дикая ярость и алчущая ненависть.
– Я посланник Сэтила. Его потомок и кара, которая обрушится на всех, кто посмел осквернить его память. Я истинный король, и этот трон принадлежит мне.
– Чушь, – выплюнул Юстин. – Тебе скоро конец. Народ устроит бунт, дворцовые слуги пустят слухи, и тебе придется освободить меня.
– Не сегодня завтра Эверок утонет в крови тех, кто откажется принять новую веру. – Ренрис сел на корточки перед клеткой, и кулон с аметистом, который он украл у Юстина, выглянул из-за ворота рубашки. – Мои люди уже на пути сюда. Мой клан покарает каждого, кто будет противиться моей власти.
