Лена (СИ)
О самоудовлетворении Лена за месяц практически забыла. Курить бросила окончательно. На вопрос смартфона «Хотите завязать с алкоголем?», решительно ответила «нет». Зато без всяких дополнительных условий стала худеть и хорошеть на глазах, замечая это сама. Ну и остальные восхищаться стали. Кто с завистью, а кто искренне. Особенно сеструха, которая всю жизнь без толку изводила себя диетами, в последнее время надоела выпытыванием что да как. Ленка гордо отмахивалась: «Жри меньше!». Но сама при этом есть меньше не стала. Больше, впрочем, тоже. И Серега, что удивительно, постройнел и помолодел. На «за сорок» в свои тридцать шесть больше не выглядел.
Сексом они теперь занимались каждую совместную ночь, и каждый раз до полного изнеможения. В медовый месяц какого не было. Ни с первым, ни с нынешним. Лена научилась ловко управлять партнером и, как открыла недавно, могла контролировать саму себя, так же касаясь себя левой или правой рукой. В голове выстраивались графики и условия, которые менялись одним движением мысли. Даже в пресловутые «женские дни» занимались с Серегой взаимной мастурбацией, которая изредка, когда руки уставали, переходила с ее стороны в минет, не очень-то ей нравившийся. Нет, в целом здорово было ощущать твердо-мягкий живой горячий мужской орган во рту, елозить его языком, сосать, прижимать к небу, но и челюсти быстро уставали, и шея, и рвотный рефлекс был у Лены повышен, и вкус спермы, если доходило до извержения, не радовал. И куни она себе делать не позволяла, отчего-то стесняясь, и анал после двух послеродовых геморроев был закрыт. Все зарекалась попробовать, тем более что муж иногда намекал, но как-то… боязно., что ли.
— Почему раньше, мать, так не было? — тяжело дыша интересовался довольный как слон муж.
— Потому что Айфон прибрела. — честно отвечала не менее довольная жена. Самсунг она, кстати, не продала, а сохранила в ящике с постельным бельем. Как память.
Живи счастливо и наслаждайся, но… всегда у нас в жизни случается «но», без исключений. Нашел ты волшебный артефакт или мимо прошел — не важно. То любимая работа опостылевает, то хобби внезапно надоедает, то жена или муж ни с того ни с сего раздражать начинают, то дети достают приставанием, то еще что-нибудь случается на ровном месте, то… да мало ли разных «то»! Вот и Лене ее новая, казалось бы, во всех отношениях идеальная жизнь перестала приносить остроту, превратившись в обыденность. Захотелось чего-то новенького, чего-то… сама не понимала, чего, но засвербело. Нудно так, как нарастающий зуд на спине, который почесать невозможно. Да и финансов колдовской амулет не прибавил, а они душили.
Благодаря стараниям мамы и свекрови, которые регулярно, всегда обещая «это в последний раз», закрывали некоторые банковские проценты и пени, до коллекторов дело не доходило, зато почти на все карты распространялось судебные ограничения; да плюс коммуналка и бдительные соседи — все вместе взятое давало повод представителям органов опеки наведывались к Лене с Серегой как по расписанию, ежеквартально.
Серега был на дежурстве, дети мотали срок в школе, учебный год два дня как открылся, а у Лены выдался выходной — ни одного клиента. Подруги были заняты своими делами, поэтому взяла полторашку светлого пива, сушеной рыбки и расположилась перед теликом в одиночку. Тихо-спокойно смотрела плаксивый сериал и наслаждалась терпким холодным вкусом с соленой закуской. Вяленую воблу она обожала. И вкус нравился, и процесс разбора. Второй стакан одолеть не успела, когда раздался звонок в дверь.
Нынче главной в комиссии оказалась незнакомая толстая тетка лет пятидесяти. Безразличный участковый и сочувствующая молодая помощница были известны.
— А это что? Как Мамай прошел! — возмущалась тетка, бесцеремонно топая по квартире. — Детские вещи разбросаны, обои ободраны, алкоголь и сор прямо в комнате! Снимай, Вика, снимай, весь разгром запечатлей! — приказывала помощнице, указывая на журнальный столик с разорванной рыбой, мусором от нее и пивом. — Диван разобран! Вы что, его совсем никогда не складываете? Мать называется! Чему детей учите? Пить и в помойке ютиться? Клей нюхать и воровать в подворотне?! А ну-ка, дыхните! Да Вы пьяны!
Лена сама поскандалить умела, за себя постоять еще как могла, а за детей рвала тряпку на полосы. Но с таким бешенным напором столкнулась впервые. Да и явный косяк в виде пива и общего бардака, к которому давно привыкла, колкие ответы сдерживал. Поначалу, конечно, пыталась вставить свои пять копеек, потом позорно оправдывалась, а потом замолчала и только хмурилась. Злость нарастала лавиной.
— Я Вас детей лишу, Вы — недостойная мать! — разорялась тетка перед уходом, стоя в коридорчике. Участковый и Вика находились за открытой на площадку дверью.
— Не получится, — сквозь зубы огрызнулась Лена, — не Вы первая… — и неожиданно почувствовала вибрацию телефона, который неизвестно каким образом оказался в кармане шорт, хотя она точно помнила, что несколько минут назад он красовался на журнальном столике рядом с пивом и рыбой.
— У меня — получится! — с апломбом заверила инспекторша. — И детей лишитесь и квартиры на их капитал купленную. Вам скоро электричество за неуплату отключат, а с Вас как с гуся вода! Поражаюсь я таким мамашам безответственным. Оставлять таким как Вы детей — преступление. Плодитесь, как кошки. Только одно и умеете…
— Еще раз повторите, глядя в камеру, — с едва сдерживаемым бешенством произнесла Лена, направив на тетку айфон.
— Угрожаете?! — делано испугавшись, инспекторша всплеснула руками. И четко в камеру повторила. — Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы Вас лишили родительских прав как недостойную мать. — Даже на вспышку не моргнула. — Попомните мое слово, мамаша.
— А Вы попомните мое, — прошипела Лена, с силой схватив левой рукой мясистую кисть противницы. — Вы еще прощения у меня попросите.
— Не смейте трогать меня своими корябками! — тетка нервно вырвала руку. — Видала я таких! Слезами на комиссии и в суде исходите, но веры вам нет. Я такой отчет накатаю! Ни слова неправды в нем не будет, на адвоката можете не тратиться. У нас все зафиксировано. Я Ваше дело все просмотрела, дети пять лет уже как в детдоме должны воспитываться, а не с Вами мучиться! Еще и на прежних инспекторов жалобу составлю — как можно было столько тянуть?!
Лена извелась вся, дожидаясь звонка. Пиво было давно допито, дети накормлены, муж вот-вот должен был вернуться со смены и ужин был приготовлен, а инспекторша все не связывалась. Должна была давно, если судить по вложенному в нее графику.
«Терпеливая сука», — в который раз подумала Лена, изгоняя из себя сомнения в работе артефакта. Свою колдовскую сущность он доказывал не раз.
— Алло! — ответила, едва услышав трель от незнакомого номера. И облегченно вздохнула, узнав голос противной тетки.
— Елена Сергеевна, это Вы? — в хриплом голосе было столько надежды, что ее хватило бы на сто Титаников.
— Запоздалость Вы… как Вас там?
— Надежда Александровна…
— Значит, Надя, — перебила собеседницу Лена. — И чего ты трезвонишь, Надя? От уборки меня отрываешь. У меня же бардак, верно? — от исторгнутого устами женщины елея можно было физически поскользнуться.
— Простите меня за все, Елена Сергеевна! — взмолилась инспекторша, — только позвольте, — здесь она замялась и тихо выдавила, — кончить…
— Что? Я не расслышала. Выражайся яснее, Надя. Громко! — приказным тоном отчеканила Лена.
— Кончить! — выкрикнула Надя и взмолилась. — Ну, пожалуйста, прошу Вас…
На Лену нахлынуло новое, доселе неведомое ощущение ВЛАСТИ. С большой буквы и даже капслоком. Ни с чем несравнимое неимоверно сладкое чувство безнаказанной, безраздельной власти над человеком. Оно показалось дороже денег и сравнивалось, пожалуй, с самым долгим оргазмом, хотя и не до конца. Власть была острее, восторженней и, безусловно, приятнее. Только не для тела, а для самой души. Глубинные струны затрагивала, древние. Древнее, чем пресловутый «основной инстинкт». Не из садизма, даже не из мелкой мести, а только лишь для продления этого чудного ощущения Лена сказала.