Плохие Манеры (СИ)
— Мил, а давай ты его себе заберёшь?
— Спасибо, не надо.
— Ну, пожалуйста. — и ангельски добавляет. — А я им любоваться смогу. Даже отбирать не стану, когда вырасту. Вот очень честно.
— Спасибо за такое ценное предложение. В другой раз я бы может слезу пустила, но сейчас надо спать. Мне к первой паре.
— А мне в школу.
— Тем более, спать. Быстро к себе. И доброй ночи.
— А можно я с тобой?
— Без разговоров?
— Без…
— И без полуразговоров? — мелкая изобрела их.
— Без… с тобой очень скучно … знаешь…
— Без?
— Доброй ночи. — опять из-за неё буду спать с голой попой.
Сейчас все одеяло заберёт себе. И бесполезно пытаться его вернуть.
А по словам ба именно голопопость является следствием дурацких снов.
38.1
Мелочь обреченно вздыхает над своей кашей, а я спешно заглатываю бутерброд с сыром и запиваю чаем.
— Время ко мне несправедливо. — вдруг заявляет сестра, вынуждая меня подавиться не только завтраком, но и проникающим в ноздри воздухом.
— Такие заявления станут актуальны, когда у тебя появятся паутинки мимических морщин вокруг глаз. — говорю, вытирая рот салфеткой и убирая крошки со стола, — Сейчас у тебя чудесный возраст, когда надо радоваться всему вокруг. — чувствую себя опытной дамой, уверенно произнося свои нравоучения, но в ответ получаю полный снисхождения и явного уничижения взгляд.
— Я же не дурочка, чтобы всему радоваться, — печать воздействия бабы Риты прямо-таки искрит и переливается. Да и вряд ли можно найти способ стереть с жёсткого диска Янки все выражения, которые она подхватила от нашей бабушки.
— И что печалит тебя, девица? — стараясь скрыть иронию в голосе, встаю и кладу в ее контейнер для еды несколько заранее подготовленных мной сандвичей. Хоть их и кормят в школе, но наша привереда ест далеко не все из предложенного школьного мишленовского меню.
— Как бы всякие замужние девушки не увели моего принца Ларалиэля, пока я буду расти. — она все же отправляет в рот кашу. — Бабуля Наташа, кажется, говорила, что от капусты хорошо растётся, — серьезно сообщает сестра, — Будешь делать мне салаты каждый вечер?
Даже не знаю, говорить ли ей о том, что именно «вроде как хорошо растется». Решаю все же сказать.
— Капуста помогает росту груди. А росту тела вроде бы способствует морковка, но ты ее не любишь.
Янка поднимает на меня задумчивые глаза. Отправляет в рот ещё пару ложек. Хмурится. Видимо решение дается ей не так легко.
— Тогда делай мне, пожалуйста, салат из моркови и капусты.
— Хорошо. — стараясь сдержать смех, серьезно киваю и меня неожиданно осеняет. Странно, что я не поняла сразу же. — Ты влюбилась в одного из Диминых друзей?
— В самого красивого. — со знанием дела выдаёт мелочь.
— Ник будет очень польщен.
— Ты ему расскажешь? — это не вопрос-истерика, а скорее руководство к действию. Мелочь не краснеет, не начинает скакать по кухне буйной метелкой, умоляя меня ни в коем случае этого не делать. Она, как великий маленький стратег, раздумывает, выразительно хмуря брови. И, к счастью, между своими наполеоновскими планами, не забывает есть кашу. — С одной стороны, у меня появится шанс, что он подождёт пока я вырасту…но с другой, он же будет грустить…
Времени, чтобы подумать, отчего это Ник вдруг будет грустить, узнав о новой юной поклоннице, совершенно нет. Смотрю на часы, которые висят над дверью кухни сколько себя помню и чувствую, что нам пора выдвигаться, иначе мы обе опоздаем.
— Все, встаём. Нам уже пора идти.
Поднимаемся со своих мест, слаженно складываем посуду в раковину, убираем масло с сыром в холодильник и идем в прихожую.
— Каша была недостаточно сладкой. — узнаю об этой важной детали, когда закрываю за нами дверь квартиры. — Забыла тебе сказать.
— Сахар вреден. — не остаюсь в долгу я. — У тебя от сладкого почернеют зубы, и Нику будет страшно на тебя смотреть.
— Дядя Жора стоматолог, он мне их выбелит. А страшно — это то, как она смотрела на Лариэля. — хмуро говорит сестра, в то время как перед нами раскрываются двери лифта. Мы входим внутрь, и Янка нажимает на кнопку первого этажа.
— Кто? — недоумеваю я, доставая из кармана пальто мобильник.
— А ты разве не заметила? Азалеолдия смотрела на Ника, словно ела его. Вот так, ам-ам-ам, — Янка широко раскрывает глаза и маленькими ладошками изображает хватательные движения около лица. Передача всей страшной глубины чужого взгляда дается ей настолько хорошо, что мне трудно сдержать улыбку. — И не улыбайся. На твоего поцелуйного наставника она тоже страшно смотрела. Думала никто не видит, но я иногда наблюдала за ней. Чтобы лучше понять. — и сурово заключает. — Продам ее картину сразу, как получу!
— Ты стихотворение по английскому не хочешь повторить, business-girl? — слова сестры заставляют что-то внутри меня неприятно колоться, но я решаю сменить тему и не придавать этому значения.
*
Кожаный диван на третьем этаже возле деканата занят мной и братьями Авериными. Мы втроём смиренно ждём, когда Ветров закончит свой диалог с профессором. Или лучше сказать: Ник сидит, уткнувшись в телефон, Тоха самозабвенно уничтожает пачку чипсов, от которой мы с его братом отказались, а я не скрываясь любуюсь своим наставником, серьезно что-то доказывающим седовласому профессору, который с интересом его слушает и то и дело кивает.
Должна признать, это невероятно завораживающее зрелище, даже немного возбуждающее: мозги твоего парня настолько хороши, что он вот так запросто склоняет профессора на свою сторону. До нас долетают обрывки фраз, но их вполне достаточно, чтобы сделать выводы относительно темы их беседы.
Единственное, что отвлекает меня от молчаливого любования, так это сто девяносто девять вопросов Нику, которые крутятся на языке, но не осмеливаются на дерзкие выпады.
Со старшим Авериным мы хорошо общаемся, но понравится ли ему блиц-опрос про Лус? Что-то подсказывает, не вызовет восторгов. Поэтому я решаю начать с наименее опасной темы.
— Ты произвёл на Янку неизгладимое впечатление.
Губы Ника расползаются в широченной улыбке.
— У твоей сестры вкус намного лучше, чем у тебя, — на этой фразе мой вроде бы увлечённый беседой наставнико-парень кидает в нас один из своих коронных ледовых взглядов. Ник начинает улыбаться еще сильнее и придвигается ближе ко мне, выключает экран телефона и закидываем руку на спинку дивана. А затем шепчет мне в ухо. — Может хоть так усмирим немного его активный речевой понос. Твой мачо, бесспорно, владеет мозгами-люкс, но сейчас он редкостная зануда. Сколько можно трещать с Пановым. Мы же все поседеем.
— Я развлекал ее намного больше тебя, — доносится голос Антона, — Но даже маленькая сестра Милы выбрала тебя.
— Говорю же, у ребёнка есть вкус. — высокопарно парирует Ник, и громче заявляет. — Надо радоваться. Вот у Милы он похрамывает.
— Эй, — толкаю его в бок. Наверное, заразилась у Кати.
— Но, если вдруг решишь увлечься мной, — снова тихо шепчет Ник, так что услышать его могу только я. — Ты меня сильно разочаруешь.
— Ивлина в своё время увлеклась именно тобой… — так же тихо вылетают из моего рта слова, опережая мой мыслительный процесс. По тому, как на секунду меняется выражение лица Аверина, я шокировано осознаю, как метко попала в цель. Точнее, попала не я. Настоящий Эркюль Пуаро в нашей семье точно не я. — Это Янка заметила.
— Без обид, но твоя сестра в будущем опасная женщина.
— А в настоящем — опасная девочка, — улыбаясь, согласно киваю.
— Ничего не было. — быстро говорит Ник, а затем в своей обычной манере беззаботности, поворачивается на приближающегося к нам Ветрова, — Ну наконец-то. Мы уже думали, что постареем, пока ты наговоришься.
— Руки свои длинные от моей девушки убери, — улыбается Дима, — И пойдёмте.
*
— Поедем ко мне? — неожиданно предлагает Дима, когда мы прощаемся с братьями и садимся в его машину.