"Фантастика 2023-125". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)

После небольшой паузы все опять принялись за работу.
— А я? — неожиданно для всех спросила Хохотушка, — я ведь тоже, получается, не случайно сюда попала? А во мне какая особенность?
Она смотрела на Дануху буквально выпрашивая ответ. Вековуха тоже была удивлена, что в первые за всё время сбора, к ней прибилась абсолютно обычная, ничем не примечательная баба, ничего с собой не принеся, кроме ребёнка, ничем себя не проявив, но чтоб не обижать, ласково успокоила:
— А тябя пока не знам. Вот как откроется твоя особенность, так и поговорим. Она у тябя скрыта до поры до времени. Не спяши.
Поселение увеличилось и стало их жить семеро, считая младенца, ну ещё конечно надо посчитать Злыдня с Воровайкой, а куда же без этой парочки.
Перед Гостевой седмицей [118], что наступила спустя чуть более двух лун, с момента появления новеньких, Данава вновь покинул поселение. У колдунов, ведунов и ведуний наступал некий «профессиональный» праздник, как его обзывала Дануха — «молчальник». Колдуны ходили друг другу в гости или как в этот раз, собирались где-нибудь в определённом месте на общею сходку. Дануха всегда дивилась этим сборищам, не понимая их. Она прекрасно знала, чем они там занимаются. Собирались, обнимались, рассаживались вокруг костра и молчали. Они специально собирались вместе с разных уголков земли, чтобы помолчать! В свой праздник колдуны не произносили ни слова, только слушали. Как предупредил Данава, на этот раз, вся эта братия собиралась в какой-то священной роще у озера, до которой ему четыре дня пути. Там они собирались именно для того, чтоб послушать это озеро. Дануха, конечно, и сама была баба не совсем обычная и кое-что умела и знала из ведьменского дела, но этих горе «колдунков» понимать отказывалась. Хотя, справедливости ради надо отметить, что каждый раз, возвращаясь с таких прослушиваний, Данава довольно точно предсказывал многие вещи насчёт погоды и природного приплода, в смысле урожая. На что в следующий сезон надо было обратить внимание, что лучше сажать по весне на огородах, что собирать для заготовок. Даже всегда угадывал сколько грибных слоёв пройдёт за лето. Расписывал он тёплый сезон всегда точно, а вот откуда он всё это знал, Дануха никогда не заморачивалась. Толь воистину от Святых Вод наслушался, во что она слабо верила, толь там среди «колдунков» приличный колдун прижился.
Данава на этот раз брать походный шатёр не стал и без него тяжести на себя нагрузил прилично. Он набил полный мешок различного мяса, которого в их лагере было завались. Мясо было замочено в разных разносолах и плотно замотано, каждое в свой мешочек. Столы, по рассказам Данавы, у них там ломились от яств. Они накрывались за счёт того, что несли родовым колдунам беременные, а несли те много. Старались ублажить как следует, ибо просительницами они выступали не только за себя, но и будущего ребёнка, а колдуны ту еду отрабатывали, по крайней мере, так утверждал Данава. В эти дни мужик к беременной бабе на ночь приходил, всё внизу теребил, как бы ребёночку не навредил. В этом подношении бабы несли весь свой пай на несколько дней, так как после, садились на пост, единственный за всю беременность и всю седмицу при этом бездельничали. Им запрещалось к огню близко подходить и приниматься за какую-либо работу, чтоб не навредить ребёнку. Категорически запрещалось ругаться, поэтому они так же, как и колдуны, предпочитали в эти дни играть в «молчанку». Единственное, что им дозволялось — это получать удовольствие от мужика и то в «позе бревна», если он конечно соизволит появиться, да на ночь завалиться.
Уходя Данава нахлобучил на себя обычные для этого дела, свои маскарадные шкуры с прибамбасами и попрощавшись с каждой жительницей селения, тронулся в путь.
Лагерь — поселение за эти две луны сильно изменился. В первую очередь появилась шатровая баня, правда одна для всех. С наступлением холодов сразу всем стало понятно преимущество Данухинского шатра с обогревом. Поэтому в срочном порядке принялись шить себе подобные, только не такие большие, а раза в два поменьше, но с такой же дыркой в крыше и очагом под ней. Неважна с Елейкой даже для Злыдня шатёр соорудили и тот, как людь какая-нибудь ходил ночевать в собственное укрытие.
 
Неважна почти каждый день уходила в лес охотиться, только теперь она ходила на пару с Елейкой. Та долго приноравливалась, наверное, раза с пятого только, испортив и переломав кучу хорошего дерева, наконец, смастерила себе личный лук, такой, какой её заставляла сделать придирчивая Неважна. Поначалу всё, что делала Елейка было почему-то «не то» и «сделано руками из жопы». Но постепенно ученица поняла, что и как от неё требовалось и всё же изготовила оружие, за которое впервые получила лесную оценку опытной охотницы:
— Не ахти что, но на первый раз сойдёт.
Со стрелами Елейка тоже повозилась с полна. Не сразу получилось. Даже когда приноровилась, нет-нет, да испортит. Но Елейка, девка, упёртая оказалась, до безобразия. Все этому её качеству в поселении просто дивились. Что в башку вобьёт, даже казалось не выполнимое, эту башку себе расколотит, но сделает. Стрелы они с Неважной мастерили без наконечников. Нет, Неважна конечно знала, что такое наконечник и какие они бывают из чего делаются, но сама их делать не умела. А зачем? Она же охотница, а в охоте эта хрень была не нужна. Она ж стреляла то в глаз, то навылет через сердце, а наконечник при таких делах был не только не нужен, но и вреден. Застрянет в туше такой вот и мучайся потом, выковыривай. Поэтому стрелы делали они гладкие, без извращений. А вот когда пришла пора Елейке стрелку себе рожать, то Неважна удивилась и восхитилась ею одновременно. С первого раза, да так легко и просто у неё это получилось, что аж позавидовала, но по белому. Как только стрелка получилась, Елейка тут же, по настоянию Неважны, опробовала её и чуть не описалась от восторга. Поворачивать она ей ещё не могла, не получалось, но пуская стрелку прямо в небо над собой, где поднимаясь ввысь, она там сама переворачиваясь, летела вниз, втыкаясь в землю. Ни с чем не сравнимое ощущение свободного полёта, когда твои вторые глаза не острие стрелы. Захватывало дух до табуна мурашек по всему телу, вызывая невообразимый восторг. Елейка безостановочно игралась, визжа от экстаза, пока не надоело, но не ей, а Неважне. Тут же попробовали ещё одну родить, но на этом халява закончилась. Сколько Елейка не старалась, сколько не тужилась, ни в какую. Приняв объяснение Неважны о том, что для второй стрелки нужно там в себе что-то накопить, она со спокойной душой оставила эти потуги и с не меньшим упорством взялась за учёбу в стрельбе. Она мучила свой лук с утра до вечера каждый день. Даже когда сначала от этих занятий всё тело болело так, что руки было не поднять. Сжимала зубы и превозмогая боль стреляла, стреляла, стреляла. Она так увлеклась, что на какое-то время забыла про своего Злыдня, хотя ей в этом отлично помогла Неважна, тем, что именно в эти первые дни она как раз больше времени проводила с Елейкиным конём. Злыдень её принял, как безысходность. Сначала было брыкался, ну, в смысле выражал не очень тёплое расположение, относительно подруги хозяйки, но со временем привык, тем более хозяйка его занималась непонятно чем, только не им, а после того, как Неважна смастерила ему шкурную одёжу на спину, которая крепилась широким поясом на груди и под брюхом, даже зауважал и без всяких, позволил ей на себе покататься.
Частенько возле этой парочки крутилась Голубава. Так, ходила, смотрела, делала не навязчивые комплименты, хвалила и как бы само собой разумеющееся, не навязчиво давала советы. Эти советы казались настолько дельными, что девки их с охотой принимали. Именно Голубава придумала повесить на сук травяной мешок и раскачав его на верёвке, предложила Елейке пострелять лучше в него, чем кору на деревьях дырявить, логично предположив, что зверь не будет стоять, облокотившись на берёзу и скрестив лапы, дожидаться, пока та прицелится и выстрелит. Елейка это новшество приняла сразу и поначалу никак в этот сраный мешок попасть не могла, даже стрелкой. Хотя зачем? Всё равно управлять не умела. А прибежавшая на эту новую забаву Неважна, воткнула в качающейся мешок пять из пяти, чем сильно разозлила Елейку. Злилась она, естественно, на саму себя и приложила всю свою упёртость до самого упора. Набегалась за стрелами, собирая их по всему лесу при неудачных выстрелах, по самое ни хочу, но уже через два дня явно удивила Голубаву, всадив в качающийся и вертящийся мешок четыре стрелы из пяти. Тогда Голубава тут же предложила ещё усложнить учёбу. Стрелять по тому же мешку, но двигаясь самой и стрелять на скорость. Задержать, например, дыхание и пока терпишь не дыша, весь запас стрел в туле израсходовать. В скором времени Елейка уже сама придумывала для себя трудности и уже стреляла стоя, лёжа, с колена, в прыжке, с кувырком и набегу и в конце концов уселась на Злыдня и стала стрелять с его спины на полном скаку: вперёд, с боков, с разворотов. В общем уже седмицу вполне уверенно ходила с Неважной на настоящую охоту, правда пешком, без Злыдня и у неё не плохо получалось. Ни так, конечно, как у Неважны, но тоже с голоду бы в лесу не умерла бы.