Герцог и служанка

Гаррет стиснул кулаки.
Ребекка в опасности. Кого еще имеет в виду Фиск? Его бывшая жена и дочь в Лондоне. Они в безопасности. Господи, пожалуйста… Если Фиск причинит кому-то из них боль…
Нет! Его двоюродный брат убережет их. Если Гаррет мог доверить кому-то безопасность Софи и Миранды, то только Тристану.
— Это касается только тебя и меня, Фиск. Нет нужды впутывать кого-то еще.
Гаррет не сводил с врага глаз. Он ждал подходящего момента, чтобы броситься на него и сбить с ног. Но Фиск не был дураком. Какой бы расслабленный вид он на себя ни напускал, он был настороже и держался вне досягаемости от Гаррета. Какой бы неожиданный ход ни сделал Гаррет, Фиск к нему был готов.
Гаррет не сомневался, что если Фиск станет стрелять, то не для того, чтобы убить, а чтобы причинить наибольшую боль.
Фиск мрачно покачал головой:
— Разумеется, нужно привлечь к этому делу и других. Ты уже готов к мучительной смерти. Ты даже не станешь сопротивляться. Возможно, даже не почувствуешь боли.
— Значит, ты пожертвуешь невинным человеком, чтобы заставить меня страдать?
Фиск вздохнул:
— Ты не понимаешь. Иногда благая цель требует жертв.
— Как на войне?
— При Ватерлоо не было благой цели, — прорычал Фиск. — Смерть Уоррена… Нет! Я бы сам с радостью предложил Наполеону все королевство, если бы это могло спасти моего брата.
— Ты бы и душу дьяволу продал.
Фиск и глазом не моргнул.
— Да, — ответил он мгновенно.
На порог легла тень еще одного человека. Кто это? Тот верзила, который несколько месяцев назад ранил его в ногу в Брафе и огрел дубинкой совсем недавно? Или это Кейт пришла отпраздновать победу? В груди у Гаррета все сжалось.
— Ты сумасшедший.
Фиск улыбнулся:
— Нет, это ты сумасшедший герцог, забыл, что ли?
— Слава Богу, ты в порядке! — Мать отряхнула покрытые мукой руки.
Час был уже поздний, не время печь хлеб, но Кейт прекрасно понимала, что матери в поднявшейся суматохе просто нужно чем-нибудь заняться. Прямо сейчас по дому, где она прожила более двадцати лет, ходят незнакомые мужчины. Плюс еще этот неизвестный злоумышленник, который покусился на добродетель ее дочери.
Мать содрогнулась:
— Ясное дело, это твои крики помешали ему воспользоваться тобой самым грязным, извращенным образом.
Версия, которую Уилли сочинил для матери — Кейт знала, что это для ее же блага, но все равно чувствовала себя ничтожеством, — заключалась в том, что Кейт, вся такая невинная, возвращалась домой, когда этот ужасный человек напал на нее.
Он схватил ее и попытался изнасиловать. Но бедняжка Кейт стала кричать, сопротивляться, а потом потеряла сознание от ужаса.
Шум, который она подняла, спугнул мерзавца. Вскоре ее нашел Уилли и, одержимый праведным братским гневом, вместе со своими людьми бросился вдогонку за злодеем, настиг его, ударил дубиной по голове и притащил сюда, чтобы продержать под стражей до прибытия властей.
— Я в порядке, мама. Правда. — Кейт опустила глаза и погладила Реджи по нежной щеке. Мальчик, измотанный приступами кашля и волнениями сегодняшнего дня, заснул прямо у нее на коленях вскоре после того, как она вернулась домой.
Внутри Кейт все еще дрожала, но скрывала это ото всех.
Она сознавала, что ей и положено выглядеть бледной и потрясенной, это только добавляло убедительности словам Уилли. Впрочем, они и так были убедительнее некуда. Сама Кейт никогда не сумела бы так легко и складно солгать матери. Кажется, он довел свое искусство лжи до совершенства, и ложь у него получалась такой правдоподобной, словно была чистейшей правдой.
— Я так горжусь тобой, моя дорогая, — проговорила мать, обминая тесто. — Ты повела себя как настоящая леди.
Надо же, подумала Кейт, она всю жизнь из кожи вон лезла, чтобы мать смогла наконец гордиться ею, а преуспела только тогда, когда ее примерное поведение выдумал Уилли.
Да, сегодня она достойна быть героиней дня и называться леди.
Но, по правде говоря, она чувствовала себя противоположным образом. Даже сейчас все ее мысли вертелись вокруг мужчины, запертого в подземелье.
 
Кейт крепче прижала к себе Реджи. Благополучие братишки должно оставаться ее главным приоритетом.
Мать скривилась:
— Кэтрин, ты выглядишь изможденной. Я сейчас подогрею тебе молока, а потом ты пойдешь спать, чтобы поскорее забыть этот неприятный эпизод.
— Спасибо, мама, — пробормотала Кейт, не в силах взглянуть матери в глаза.
Она все равно никогда не будет ею гордиться. Ею, настоящей Кэтрин Фиск. Не важно, каким именно образом она себя поведет, — мать все равно будет разочарована.
Кейт вглядывалась в нежное бледное лицо Реджи. Он любит ее такой, какая она есть. На краткий миг ее жизни Гаррет дал ей то же самое. С ним она не чувствовала себя обязанной притворяться кем-то другим. С самого начала он принимал ее настоящую — такой она ему нравилась. Но было ли это правдой?
Они бросили его в подземелье. Совсем близко от комнаты, которую Кейт делила с Реджи. Сможет ли она пройти к нему? Расспросить его?
Кейт устало почесала переносицу. Она в смятении и очень измотана. Ее способность рассуждать логически стала давать сбои в тот момент, когда дубина опустилась на лоб Гаррета, а теперь и вовсе отказала.
Едва мать поставила на огонь чайник, в кухню вошел Уилли.
— О, как хорошо! — Он вытащил скамью из-под стола. — Рад, что вы еще не спите.
Он не обратил на Реджи никакого внимания — впрочем, как обычно. Кейт знала, что это из-за того, что они с Реджи практически не знакомы, но где-то в глубине души догадывалась, что Уилли, возможно, просто завидует, потому что в жилах Реджи течет благородная кровь. Хотя они были законными детьми, а Реджи нет, он родился от покойного маркиза Дебюсси, а они — от простого обывателя, который бросил их, когда Кейт была совсем крохотной.
Не сводя глаз с Уилли, мать продолжала обминать тесто. На лбу ее залегли глубокие морщины.
— Все в порядке, Уильям?
Уилли улыбнулся уголками губ. Он выглядел усталым.
— Да, матушка, все хорошо. Мы его заковали, а у входа в темницу я поставил вооруженного человека — на случай, если он попытается сбежать. Дело это бесполезное, кандалы крепкие, а я единственный человек, который может его освободить.
Уилли вытащил из кармана блестящий ключ и положил его на стол. Кейт уставилась на него. Вот она кладет Реджи на скамью, хватает ключ и бегом мчится в подземелье — освободить Гаррета… Из горла ее рвался стон. Порыв был необычайно силен, однако она сознавала, что ей не удастся воплотить этот план в жизнь. Возможно, выпустить Гаррета на свободу — это худшее, что она может сделать. Она ведь ни в чем неуверена…
— Но мне не верится, что он попытается бежать, — продолжил Уилли. — Со своей участью он уже смирился.
— С какой участью? — шепотом спросила Кейт.
— Виселица, конечно. Я же говорил тебе: его разыскивают власти.
Мать ахнула. Руки ее так и застыли, погруженные в тесто. Щеки побелели.
— Что ты сказал?
Плечи Уилли напряглись.
— Да, матушка. Часть истории я рассказал Кейт по пути домой, но основное я хотел открыть вам обеим. — Уилли сцепил пальцы. Рядом блестел ключ к свободе Гаррета. — Этого человека зовут мистер Гаррет Лонгмайр. Он служил под командованием Уоррена.
Прижимая к себе теплое тельце Реджи, Кейт в открытую изучала лицо Уилли. Гаррет нисколько не напоминал простого солдата. Он излучал силу и властность. Уверенность. Могущество. Способность вести за собой. Ей никак не удавалось представить кого-то вроде Уилли или Уоррена командиром над ним.
Мать принялась месить тесто с удвоенной энергией. Бедное тесто напоминало уже резиновую ленту. Хорошего хлеба из него уже не выйдет — если, конечно, мать вообще собирается печь из него хлеб.
Уилли продолжал:
— Он спорил с Уорреном по каждому поводу и вечно оспаривал его авторитет.
Это Кейт легко могла себе представить. Такой человек, как Гаррет, никогда не сойдется во мнениях с человеком вроде Уоррена.