Герцог и служанка

— Не позволяй одной короткой встрече повлиять на твои принципы. Ты совсем меня не знаешь.
— Знаю.
— Нет, не знаешь.
Кейт нахмурилась:
— Нет, знаю, правда. Внутри меня что-то изменилось, когда мы с тобой познакомились. У меня чувство, будто мы знаем друг друга уже очень давно.
Ему ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть. Он не мог отрицать того, что испытывает к ней такие же чувства. — И теперь я знаю, чего хочу. — Она густо покраснела, наклонилась вперед и, двумя руками обхватив бокал, стала внимательно изучать его содержимое. — Я хочу тебя. Все мысли о том, чтобы что-то там хранить, улетучились. Я чувствую себя так, словно мне уже нечего больше беречь. — Она нахмурилась еще сильнее и смущенно покачала головой: — Такое странное желание… Как голод.
Голод. Да, подходящее слово. Не думал он, что ему еще доведется испытать эти чувства.
Гаррет напрягся. Его захлестнуло страстное желание овладеть Кейт тут же на одеяле. Он прикрыл глаза, чтобы отогнать наваждение. Более-менее совладав с собой, он глубоко вдохнул и открыл глаза.
— Прости, Кейт. Этого не будет. Не может быть.
Она снова пригубила вино и посмотрела на него поверх бокала:
— Но ты хотя бы поцелуешь меня… еще раз?
— На это я согласен. Но не больше. Это было бы несправедливо по отношению к тебе.
— Почему?
— Потому что… Кейт, посмотри на меня. — Гаррет забрал у нее из рук бокал и, отставив в сторону, взял в ладони ее лицо, заставил посмотреть ему в глаза. Его пальцы касались темно каштановых волос, которые были безжалостно зачесаны назад и уложены на затылке в узел. — Я не могу здесь остаться. Мне нечего тебе предложить. Скоро я должен покинуть эти места и не могу взять тебя с собой.
— Ты… ты женат?
У него свело челюсти.
— Нет.
— Но был женат, — догадалась Кейт по его напряженному голосу.
— Да. Был.
— Прости. — Она наверняка подумала, что его жена умерла. Он не был готов ее поправить. Никому из новых знакомых он не рассказывал о разводе. И все-таки было бы святотатством позволить кому-то считать Софи мертвой.
— Все сложно, — негромко ответил Гаррет.
— Ты ее любил?
— Да.
Кажется, ей стало не по себе от его уверенного ответа.
— Ты все еще оплакиваешь ее.
— В некотором смысле. — Внутри его все сжалось до такой степени, что стало трудно дышать. — Дело не только в этом. Как я уже говорил, все сложно.
— У тебя есть дети?
— Да. Дочка.
— Уверена, она очень красивая.
Он не успел опомниться, как рука уже сама достала из нагрудного кармана крохотный портрет. Он дал его Кейт. Рамка слегка пообтрепалась, но изображение девочки с сияющими белокурыми волосами и голубыми глазами просматривалось четко.
— Я была права. — Кейт осторожно держала портрет на ладони и улыбалась. — Она очень похожа на тебя.
Софи тоже так говорила. Гаррет не сумел ответить — в горле встал ком.
— А сколько ей лет? На вид она ровесница моего брата.
— Скоро будет восемь. Портрету уже немало времени.
— Тогда она чуть старше Реджи. Прелестная. — Кейт вернула ему портрет. — Спасибо, что показал.
Гаррет пожал плечами.
— Ты ее очень любишь?
— Она моя дочь.
Она коснулась пальцем уродливого шрама у него на лбу. Немного найдется людей, которых он не испугает. И Кейт — одна из них.
— Что случилось?
— Война.
— Когда?
— Восемь лет назад. При Ватерлоо.
— Ах… — Ее глаза наполнились сочувствием. — Двое моих братьев сражались при Ватерлоо. Мы считали, что они оба погибли, но один из них, в конце концов, вернулся домой.
— Я — один из немногих счастливчиков, — тихо сказал Гаррет. — Он не стал уточнять, что ему понадобилось восемь лет, чтобы вернуться домой в Англию, а по возвращении он обнаружил, что Софи уже вышла замуж за Тристана, его двоюродного брата и наследника. Он пытался отвоевать ее обратно — и потерпел поражение.
— Больно было? — спросила Кейт.
— Да.
Потом он понял, что она имеет в виду шрам у него на лбу.
— Были и другие раны, гораздо болезненнее. Просто эта — на самом видном месте.
— Мне очень жаль, что ты был ранен. Хотя таким ты мне нравишься еще больше. И еще те чувства, которые ты испытываешь к своей семье… Ты прошел через такие испытания — и остался таким благородным и честным. Я никогда не встречала такого человека, как ты.
 
— Кейт…
— Ты слишком много думаешь. — Она подалась вперед, и голос ее сделался хриплым. Взгляд темных глаз воспламенил его.
Гаррет заставил себя дышать. Он просто не мог отнять у нее девственность.
— Я не могу… коснуться тебя. Я очень этого хочу, но я не стану давать тебе обещаний, которые не сумею сдержать. Я рискую причинить тебе боль, а этого я не хочу.
— Я тебе уже говорила, что для меня это не имеет значения.
— А должно бы. Я ведь могу сделать тебе больно… не только физически. Я не воспользуюсь тобой, чтобы потом бросить выживать одну.
Она снова взялась за свой бокал.
— Одна ночь с тобой стоит ста тысяч ночей с кем-либо другим.
Как же она заблуждается!
— Это не так, — ответил Гаррет таким тоном, что любой слабонервный человек сбежал бы в ужасе. Кейт не сбежала.
— Мне двадцать два. Другой такой возможности у меня, вероятно, уже не будет. — Она говорила тихо, глядя в бокал с вином, как будто там плавало нечто удивительное.
— Ты красивая девушка, и у тебя будет еще множество возможностей, — убежденно ответил Гаррет. — Возможностей гораздо лучше, чем те, что могу предложить тебе я. Возможностей с мужчинами, которые смогут дать тебе гораздо больше, чем я.
Однако сама мысль о том, чтобы какой-то другой мужчина что-то там ей давал, разожгла в нем гнев.
— Я не красивая.
Гаррет удивленно взглянул на Кейт: ну как она может говорить такие вещи? А потом вспомнил свое первое впечатление, до того как разглядел ее получше. Но конечно же, он не единственный человек на свете, которого поразило открытие ее красоты.
Он прерывисто вздохнул:
— Ты говоришь так, словно ни один мужчина прежде не проявлял к тебе интереса.
— Ни один мужчина вроде тебя. Который был бы интересен мне так, как ты.
Он взял ее за руку и поцеловал нежную ладонь, потом запястье. Как же она восхитительна на вкус! Напоминает корицу в сахаре.
Он подался вперед и стал покрывать поцелуями ее руку до плеча. Жаль, что на пути ему встретился рукав шерстяного платья. Картины плотских наслаждений сменяли друг друга перед его внутренним взором. Вот он расстегивает ее платье, расшнуровывает корсаж, обнажая грудь, и, задрав ее юбки, овладевает ею прямо на одеяле под синеющим вечерним небом.
Гаррет добрался до выреза ее платья, отделанного кружевом, и поцеловал нежную кожу над ключицами.
Кейт кончиками пальцев коснулась его плеч, исследуя его сквозь рубашку, провела по шее и зарылась в волосы, чем доставила ему невероятное чувственное наслаждение.
— Гаррет. — Она откинула голову назад, предлагая шею для поцелуя.
Так доверчиво. Слишком доверчиво.
Он осторожно обвил рукой ее изящную лебединую шею и опробовал на вкус ее изысканную плоть. Очертил большими пальцами линию ее подбородка. Кейт вздохнула. Гаррет поцеловал ее там, где загрубевшие пальцы царапнули тонкую кожу.
— Я хочу тебя, Кейт, — прошептал он ей на ухо.
Она трепетала в его руках, невинная и жаждущая любви.
— Я… я тоже тебя хочу.
Его тело на ее мольбу отозвалось мучительно сладкой дрожью, его мужское естество затвердело, как сталь, но он стиснул зубы, чтобы обуздать первобытные инстинкты, которые грозили захлестнуть его с головой.
Поцелуи. Поцелуи, и ничего больше.
— Нет.
— Гаррет, пожалуйста. — Ее тело дрожало, как скрипичная струна.
— Завтра я уезжаю.
Кейт прижалась губами к линии роста его волос.
— Я знаю. Но у нас вся ночь впереди. Наша ночь.
— Нет, — снова прошептал Гаррет.
— Верь мне, пожалуйста, верь. Я все понимаю и принимаю условия. Пожалуйста, сделай мне этот подарок, прежде чем мы расстанемся навсегда.