Skinова печать
— Городские условия исключительно неблагоприятны для ведения партизанской войны. Поэтому численный состав вашей группы не должен превышать четырех-пяти человек. Особенно важны маскировка, дисциплина и выдержка. Друзей, которые снабжают вас продовольствием, одеждой и оружием, должно быть не более трех — четырех. Эти люди должны вызывать полное доверие. При первом же подозрении в предательстве они уничтожаются. Тела их подлежат расчленению или уничтожению в ванне с кислотой.
Крюков едва не засмеялся вслух. Он представил себе ванну с кислотой. Что может быть проще? Если соседи, привлеченные едкими испарениями, через пять минут не вызовут милицию, значит, они уже отравились. А насчет расчленения — для начала в целях профессиональной ориентации следует встать к «стулу», как мясники называют плаху для рубки мяса, и хотя бы пару часов помахать «тупицей», как те же мясники называют топор.
Но доверчивые борцы за светлое будущее ничтоже сумняшеся конспектировали лекцию, в которой каждое слово на вес золота.
— Оружие в городских условиях можно использовать лишь короткоствольное — пистолет, пистолет-пулемет, обязательно снабженное глушителем и пламегасителем. По-другому это называется устройством для бесшумной и беспламенной стрельбы. Само оружие должно быть простым и надежным. Боеприпасы к нему также должны быть доступны. Например, если выбирать между «наганом» и «глоком», лучше выбрать «наган».
Слушатели старательно скрипели шариками своих авторучек, боясь пропустить слово златоуста. А тот продолжал сеять разумное, доброе, вечное.
— Таким образом, городские партизаны — это группа людей на нелегальном положении, которая имеет военную организацию и действует в крайне неблагоприятных условиях. Возможности такой группы тем выше, чем больше город и его население. Несколько таких групп, при условии высокой координации действий, могут серьезно парализовать жизнь всего города. Посмотрите на беспомощность силовых структур в борьбе с чеченским терроризмом. Это при том, что присущие этим террористам этнические особенности делают их особенно заметными. Кроме того, действия чеченских террористов — разовые, они плохо скоординированы и не имеют конкретной политической цели. Их бессмысленность в том, что они не имеют адресата. Чеченцы могут взрывать вагоны, стадионы, кинотеатры, но ничего, кроме ненависти широких слоев населения, этим не вызовут. Если же избрать объектами террора тех представителей власти, которые имеют в народе крайне низкую популярность, это обеспечит всеобщую поддержку народа. Но просто взорвать проворовавшегося чиновника — этого мало. Необходимо сразу же, буквально на следующий день, организовать ураганный слив компры на него через Интернет и газеты. Для этой цели всегда можно найти с десяток «желтых» изданий. И никакие сатрапы и душители из спецслужб не спасут своих хозяев!
Крюкову даже плохо стало, когда он представил себе, что найдется желающий осуществить на практике подобные бредовые планы. Он вышел из зала и ткнулся в первую же дверь. Здесь сидели две девушки и парень и пили чай. Как нормальные люди. На Крюкова они посмотрели с интересом.
— Где бы мне Санчеса найти? — спросил он.
Одна из девушек улыбнулась ему, так как не знала, что он сатрап и душитель.
— Сегодня у Дворца молодежи митинг против экстремизма. Там Баринов будет выступать. Санчес с группой туда поехал. Поприветствовать. Чаю хотите?
— Спасибо, в другой раз, — обворожительно улыбнулся сыщик в ответ и, пока его не раскусили, покинул грозные, но гостеприимные стены.
Возле Дворца молодежи народу собралось немного. Погода явно не благоприятствовала. Опер успел вовремя, как раз выступал Баринов. Молодежь входила в его электорат, поэтому он считал долгом посещать разные несерьезные митинги и тусовки. Трибуну с Бариновым окружала цепочка мордоворотов в темных недорогих костюмах.
— Гидру экстремизма нужно немедленно раздавить! — убеждал он собравшихся. — Я не желаю дышать одним воздухом с экстремистами! Я хочу вытолкнуть этот воздух из своей глотки с криком «Долой!»
Крюков готов был поклясться, что уже слышал такую цитату в каком-то старом фильме. Кажется, в комедии. Похоже, тот, кто писал Барину предвыборные речи, не сильно напрягался.
— И я обращаюсь к вам, к лучшим представителям нашей прогрессивной молодежи! Пора развязать руки силовикам! — яростно требовал Барин.
«Ох, развязал бы ты мне руки, я бы ими в первую очередь тебя по жирной морде отходил», — размечтался Крюков.
И как бы в ответ на его пожелания в докладчика полетели яйца, помидоры, майонез в разорванных пачках.
«Жалко, что не в ведерке, — отметил с сожалением Крюков и сходу придумал рекламу. — Граждане, покупайте майонез только в ведерках, а для таких случаев особенно».
И рядом портрет Баринова с пластмассовым ведерком на голове и мордой, заляпанной майонезом. В толпе возникла суматоха. Телохранители ринулись расталкивать лучших представителей нашей прогрессивной молодежи.
Оратор остался без охраны. Если бы кто-то и в самом деле посчитал господина Баринова серьезным политическим противником, то лучшего момента для его устранения не смог бы выбрать при всем желании. Но поскольку господин Баринов, подобно Неуловимому Джо, был на фиг никому не нужен, то и соискателей его скальпа в толпе не нашлось.
Через секунду телохранители выволокли из толпы захваченных живьем вредителей, осмелившихся поднять руку на самое святое, что у них, телохранителей, было. На хозяина. В одном из пленных Крюков узнал искомого Санчеса. Вторым оказался, вернее, оказалась, неуемная дочь эксперта по национальным вопросам Гершензона Маша.
Увидев, что осквернители в его распоряжении, Баринов снизошел с трибуны на землю. Опасливо косясь умным глазом — а вдруг укусят? — он приблизился к героям сопротивления. Для начала отвесил наотмашь хлесткую пощечину Машке, на что та ответила метким плевком в глаз политика. Ее поддержал Санчес и тоже не промахнулся. Чтобы прекратить оплевывание законотворца, охранники заломили Санчесу руки выше затылка. Голова его опустилась до уровня колен.
Народный избранник не мог справиться с искушением. Забыв о дворянском, как он всех уверял, происхождении и вальяжных манерах, Барин вознамерился по-хамски съездить врага сапогом по морде. Он замахнулся ногой, словно пенальти по воротам бил и…
Громкий треск рвущейся материи оповестил участников митинга о сокрушительном конфузе оратора.
— Что там? Что там? — закричали из задних рядов те, от кого происходящее закрывали стоявшие впереди.
Версии последовали разные.
— Барин того… в штаны наделал?
— Нет, но попытался!
— Да нет, он штаны порвал!
— Нам солнца не надо, нам задница Барина светит! — тут же подхватили досужие мерзавцы-шутники.
— А откуда тогда такая вонь? — не сдавались сторонники первой версии.
В это время Крюков сумел, наконец, протолкаться к месту циничного и изощренного преступления.
— Управление спецслужбы! — объявил он. — Вы что тут, самосуд решили устроить? Суд Линча? Самоуправством занимаетесь?!
И без того сконфуженный Барин предпочел ретироваться. Пиджак — яйцо под майонезом, брюки разорваны, авторитет растоптан. Это было слишком для одного дня. Его паладины в растерянности переминались с ноги на ногу, не зная, что теперь делать с пленниками. То ли и в самом деле повесить, то ли надавать пинков и выгнать взашей.
— Преступников — в машину, — распорядился Крюков. — Их будет судить народ!
Он пошел вперед, за ним повели героев дня. Санчес огреб по дороге пару шлепков от публики, но зато и сорвал аплодисменты. Машке повезло больше, ей только хлопали. Когда арестованные оказались на заднем сиденье «рябухи», один из телохранителей спросил опера с беспокойством:
— А они не сбегут?
— Дверь под током, — заверил его сыщик.
Охранник недоверчиво, с опаской коснулся дверной ручки одним пальцем. Накопившееся в нем и в корпусе машины статическое электричество разрядилось, как это иногда бывает, с довольно громким треском. Охранник испуганно отдернул руку.