Skinова печать

— Слушай, Муса, давно у тебя этот парень? — спросил он хозяина рынка.
— Нет, недавно. Но очень старательный. Хочу его в охрану взять, — гордо сообщил тот.
Полковник усмехнулся.
— Боюсь, тебе придется искать другого охранника.
Муса посмотрел на него с удивлением.
— Ты зачем так говоришь? Садись лучше шашлык кушать.
Но Полковник уже вышел из кабинета.
В темном коридоре Полковник остановился. Он сразу узнал Алана, память у него была профессиональная. Тот самый раненый мент, одеждой которого он воспользовался в Сослане… Сунул ему свой черный комбез и забрал его камуфляжку. Он тогда не стал добивать заложника. Решил пошутить, предоставить это его коллегам. Полковник просто давился от смеха, представляя, как менты узнают в убитом ими террористе своего же товарища по оружию. Шутка не получилась. Не добили, раньше времени узнали. И вот — нечаянная встреча. Впредь наука. В деле, которому посвятил себя Полковник, чувство юмора неуместно.
Узнал его мент или не узнал? И почему он оказался в Москве? Ушел из ментовки и решил свалить подальше от места трагедии? Ничего странного. Сам Полковник оказался здесь по той же самой причине. Или мент все-таки искал его? Но встреча вышла случайной, за это Полковник мог поручиться. Узнал тот его или не узнал, а мента надо мочить. А если это не он, а только похожий на него мужик? Даже если это так, мочить все равно надо. Значит, не повезло мужику.
Стрелять Полковник не хотел. И дело не в шуме, у него был при себе ствол с глушителем. Просто он не мог возиться с трупом. А это означало «запалить» свой ствол, да еще навести ментов на свой след. Другое дело нож. Подумаешь, кавказцы что-то не поделили, и один другого зарезал. Дело житейское. Искать убийцу никому и в голову не придет.
Полковник бесшумно извлек из ножен длинный боевой нож и скользнул в кухню. Кажется, мент направился именно туда. Но в кухне никого не оказалось. Полковник осторожно двинулся по коридору.
Тем временем Алан прикрыл нож пакетом, прошел в большой зал и, не найдя там врага, повернул обратно. Полковник не подозревал, что мент ищет именно его. Просто видел, что тот мечется по павильону, и решил встретить его в темном проходе. И, когда мент шагнул в полумрак коридора, Полковник, не видя жертвы, нанес ножом прямой, хорошо поставленный смертельный удар.
Алан в юности серьезно занимался боксом. Удар ножом он, скорее, не увидел, а почувствовал и среагировал автоматически. Он ушел под бьющую руку нырком и в ответ, также не видя противника, полоснул его своим мясорезом.
Лезвие рассекло пакет, в котором находился нож, штанину и кожу ноги Полковника. Тот не удержался и больше от досады, чем от боли, яростно выругался. В это время открылась дверь «греческого зала», и в коридор вышли Анвар и Муса.
Полковник рванулся вперед, корпусом сбил Алана с ног и буквально выломился из павильона шашлычной. Падая, Алан ударился головой о косяк двери и выронил нож прямо к ногам изумленных Мусы и Анвара. Анвар пришел в себя первым. Не понимая толком, что произошло, он быстрым шагом озабоченного делами человека пересек большой зал и исчез за дверью. Мусса, наконец, тоже очухался и принялся поднимать Алана. Тот встал и поблагодарил хозяина. Муса ждал объяснений.
— Что себе позволяешь, слушай! А я тебя в охрану хотел взять!
На шум примчались быки Мусы, но, увидев, что их помощь не требуется, переминались в стороне.
Алан рассудил, что иногда лучше говорить правду.
— Я сейчас одного козла встретил. Случайно. Он бандит, в Сослане детей убивал.
Муса разгневался не на шутку.
— Вах, ишак! Я бы сам такого задушил. Еще раз его увидишь, сам не лезь. Мне скажи. Надо Анвара предупредить, кто у него в друзьях ходит.
Но у Алана на такой случай имелись свои планы.
Где-то вдали бушевала поздняя гроза. Грома слышно не было, но темное небо постоянно освещалось вспышками зарниц. Место для «собора» выбрали с большим искусством.
Легионеры «Братства» выстроились на склоне высокого холма лицом к вершине. Зимой здесь пролегали трассы горнолыжников. Сейчас черные каркасы подъемников тонули во мраке, но в свете зарниц четко вырисовывались черными скелетами на фоне низких тяжелых туч.
 
Понемногу и Хорст поддался общему настроению. Картина вызывала восхищение своей мрачностью. На вершине холма полыхал костер. В руках легионеров горели самодельные факелы. Порывы ветра то угнетали языки пламени, то заставляли их распускаться ослепительно-яркими цветками.
Ветер развевал знамена «Братства». В отблесках пламени их темный пурпур казался почти черным. На нем ярко выделялся белый круг со сдвоенными молниями.
Выше всех стоял Святополк Жидоморов, магистр «братства», облаченный в мантию цвета знамени. Ниже располагались офицеры, и первым — Шварц. Все — в белых балахонах и закрывающих лица островерхих колпаках с прорезями для глаз типа куклуксклановских. По идее Хорст должен был также находиться среди них, но в последнее время он почему-то испытывал от подобных мероприятий только раздражение.
Магистр Жидоморов воздел руки к небесам. На фоне частых вспышек он смотрелся очень эффектно. Его дребезжащий голос приобрел вдруг басовые и металлические тона. Или это звучала фонограмма?
Жидоморов указал на черный гроб, стоявший возле вырытой на вершине холма ямы.
— Здесь списки предателей! — проревел он.
И ночь содрогнулась от его голоса.
Затем Жидоморов указал на висящие под перекладиной подъемника, словно на виселице, чучела людей.
— А это наши враги! — пояснил он столь же громовым басом.
Нет, этот точно была фонограмма. Не мог Жидомор так горланить. А речь между тем продолжалась.
— Сегодня мы подвергаем наших врагов символической, ритуальной казни, — оправдывался магистр. — Но уже завтра их настигнет реальное возмездие!
Никто в это особенно не поверил, но эффект получился — выше некуда. Докладчик перешел к списку приговоренных.
— Михаил Архангельский! Муса Мирзоев! Моисей Гершензон! Иван Сомко!
Ванька Ботаник? Хорст ведь только что ему звонил, передавал вызов на «собор».
Имена и фамилии продолжали падать, как камни при обвале.
— Виталий Плотников!
Витас?! Хорст вообще перестал понимать смысл происходящего. Он уже не удивился бы, услышь следующим собственное имя. Но не услышал. Тем не менее, ощущение нелепой фантасмагории осталось.
Он, как сквозь сон, наблюдал за прохождением дальнейшей церемонии. Смотрел, как жгут чучела изменников, как складывают пепел в большой черный гроб, и как гроб закапывают в глубокую яму на вершине холма у основания главного подъемника. Смотрел и не видел.
В завершении «собора» Жидоморов призвал всех к борьбе не на жизнь, а на смерть с неграми, врагами, изменниками, а, главное, с треклятыми «архангелами» и велел готовиться к акции. Какой — не сказал, но все и так поняли. Будем бить. Кого — без разницы: «архангелов», черных, глобалистов, антифашистов. Затем костры и факелы затушили и при свете карманных фонариков организованно разошлись.
На выходе из парка Хорст догнал Шварца.
— Слушай, а каким краем Витас в предатели попал? И Ванька Ботаник?
— Поступила информация, — сдержанно ответил Шварц. — Витас оказался на подсосе у черных, а Ванька стучал ментам. Сведения проверены. Есть свидетели.
Хорст вернулся домой лишь под утро. Он два часа топал пешком, чтобы попытаться хоть как-то осмыслить ситуацию, но так ничего и не понял.
Почему-то чаще, чем хотелось бы, против его воли вспоминалась Маша… Смешная девчонка с боевыми продуктами… Перед глазами маячили ее растрепанные волосы, ее нос, ее худая фигурка… Хорст пытался прогнать это наваждение, но не тут то было. Оно никуда уходить не собиралось…
Крюков не ограничился сведениями дежурного насчет Хорста, поэтому знал, что его пособником в избиении морских пехотинцев Соединенных Штатов Америки был Виталий Плотников по кличке «Витас». Судя по всему, именно он лежал сейчас на мокром асфальте перед сыщиком.